Рыцарь королевы

- А вы? - выдавила девочка, отступая от меня к стене и нервно переводя взгляд с меня на сладости. Очень хочется детю рулетик. И хочется, и колется.

- Обожаю, м-м-м! - хихикнула я. - Да бери, я уже не могу их есть.

Девочка потупилась и тоненьким детским голоском неожиданно без запинки выдала:

- Настоящая леди не должна поддаваться собственным желаниям, а должна себя ограничивать в вещах, радость ей приносящих.

О как! Маменьку, видать, цитируем.

Я присела перед малышкой, сравнявшись ростом, жестом фокусника протянула липкий рулетик со стола и заговорщически шепнула:

- Если очень хочется, то можно.

Девочка снова глянула на меня - нервно, испугано.

- Чесслово! - заверила я странного ребёнка. - Маме не скажу. Вот те крест.

Крест в моём не шибко умелом исполнении девочку убедил, и рулетик был проглочен с изумляющей быстротой.

Я подвинула к юной графине поднос.

- Ещё?

Девочка шмыгнула носом, но, когда я сунула ей в руки ватрушку, устоять не смогла.

- Кушай-кушай, - как служанка до этого, скармливала я юной графине выпечку. - Кушать надо, особенно ягодные рулетики, а то никогда не вырастишь, останешься таким же маленьким заморы… э-э-э… чудом, да?

Девочка, вымазавшись в варенье, робко улыбалась, сидя у меня на коленях - и впрямь худенькая, лёгкая, я её вес почти не чувствовала. Вот, помню, племянник, её же, наверное, ровесник, мне как-то на заграничной автобусной экскурсии все колени, сволочь, отдавил. Эта бы так не смогла.

- А матушка говорит, что вы не настоящая леди, - выдало вдруг “чудо”, похоже, уже вполне освоившись (после третьей ватрушки-то) и уже с любопытством оглядывая меня. - Что вы неправильная, девка и чернь, - и глядит на меня, глазищами хлопает. Спорю, и половины не понимает, что сказала.

- Э-э-э…

- Говорит, что вы брата совращаете, и что одежды у вас неприличные…

- Э-э-э?

- А ещё, что я не должна брать с вас пример, и что настоящая леди должна вести себя спокойно, с достоинством, не смеяться, читать только Святое Писание и не общаться с теми, кто её похитил… А кто вас похитил?

- Э-э-э… звучит как-то очень скучно, - сбивчиво протянула я. - Ну, про настоящую леди. Особенно со Святым Писанием.

- А вы не читаете? - живо заинтересовалась дитё, и я поймала в её взгляде любопытство. Ребёнок ведь ещё, не будь рядом строгой маменьки, бегала бы сейчас вон, перед замком, цветы бы собирала, кораблики по ручейкам подтаявшего снега пускала.

- Читаю, - ссадив с себя будущую настоящую леди, вздохнула я. - Конечно, читаю. А вот скажи-ка мне, милая, как из замка выйти, если через ворота не пускают. Ты бы как вышла?

- Если через ворота не пускают, то выходить нельзя, - с уморительной серьёзностью сообщила девочка. - Маменька заругает.

- А если хочется? - выгнула бровь я.

- Даже если очень хочется, - вздохнула девочка.

- Ясно, - пробормотала я. Нашла у кого спрашивать. Другой бы ребёнок все ходы и выходы знал из этой каменной махины, но эту, похоже, маменька сильно затюкала. - А во что ты обычно играешь? Ну, там, прятки, салочки?

Может, хоть развлекусь и случайно где-нибудь спрячусь… Пусть бы мой граф-тюремщик понервничал.

Девочка удивлённо захлопала ресницами.

- Леди не должна играть. Леди должна красиво вышивать…

- … по полю цветочки, - фыркнула я. - Ну да, конечно.

- Вы неправильная леди, - обидевшись, надула губки графиня и глянула на меня укоризненно, почти как маменька. - Не кормите меня больше пирожными!

Подхватив подол, присела в реверансе, выпрямилась и пошелестела к приоткрытой двери.

- Матильда? - раздался из коридора удивлённый голос Эмиля. - Ты что здесь делаешь? Ты почему не с матерью?

- Зашибись! - глянув на пустой поднос, пробормотала я. - Во что детей превращают!

- Она мешала вам, миледи? - это снова Эмиль, но уже сунув нос в комнату. - Что вы делали?

Я скорчила печальную рожицу и встала, намереваясь уйти. Ещё перед этим чудо-подростком я не отчитывалась.

Интересно, эта малютка-Матильда расскажет братцу, что я интересовалась тайными ходами?

Хотя не дурак же граф, наверняка понимает, что я, как похищенная, должна интересоваться.

Хотя почему не дурак?

И да, леди здесь не сбегают. Они сидят смирненько в башне и не общаются с похитителями. И Святое Писание почитывают. Для расширения кругозора, а то из окна нифига не видать.

Не, я не настоящая леди, совсем нет. И что б мне никогда ей не стать!

***

Меня снова пригласили на ужин. Когда до графини-матери дошло (чую, служанка настучала), что я уже который день нормально не ем, меня решили кормить насильно. То есть самолично и на ужине, глаза в глаза.

Перспектива меня, естественно, не радовала, и я морально готовилась к экзекуции сначала в библиотеке, где с лёгкой руки графини же (точно-точно, её) была проведена ревизия и, например, убраны все нормальные интересные книги, кроме тех, что по Святому Писанию. Госпожа графиня, похоже, решила строить меня, как и дочку. Наверное, увидела в этом некою Божью волю. Типа как вернуть в лоно добродетели неразумных и заблудших овечек.

Овечка-я в который раз перечитывала пыльные средневековые истории местных святых и уже начинала мечтать об “Амаретто”. Просто чтобы посмотреть, как длинная физиономия госпожи-хозяйки Перевала ещё сильнее вытянется, когда я эту “погань развратную” открою. А ещё меня теперь все и каждый посылали-сопровождали в местную часовенку - помолиться о себе, муже и чистой душе моего будущего (и, хм, по-моему, весьма гипотетического) ребёночка. Сбежать удавалось отнюдь не каждый раз, и удирала я обычно в сад. Но когда вечерело и холодало, приходилось возвращаться добровольно.

Вот и сейчас я в который раз подула на озябшие руки в перчатках, полюбовалась на облачко пара, на закат, ярко блещущий в затянутом пеленой небе и, ёжась, побрела в каминный зал. Точнее, сделала вид, что побрела - слуг по дороге встретилось странно мало, наверное, всей гурьбой ужин нам готовят. Так что я как бы случайно отступала к Девичьей башне - сейчас шмыгну в свою спальню, укроюсь покрывалом и претворюсь, что сплю. И не будет мне сегодня ужина под присмотром педантичной графини. Так-то.

В башне тоже было странно тихо. Настолько, что я на цыпочках, чтобы эту мёртвую тишину не нарушать, подобрав юбки, прокралась по ступенькам и замерла в закутке. Около моей комнаты стояли солдаты в чёрных кольчугах. Дверь была приоткрыта, и оттуда доносилась ругань на азвонском и шорох, и ещё звук чего-то тяжёлого, падающего. Похоже, книг.

Та-а-ак…

Я ещё тише, зажав рот рукой, хотя эти, у двери и так вряд ли бы услышали, бочком, бочком стала спускаться… и расслышала внизу шаги. Кто-то в тяжёлых, явно мужских сапогах грохал по ступенькам, поднимаясь.

Выхода не было, я метнулась влево, в узкий коридорчик, и шмыгнула в приоткрытую дверь - по-моему, как раз покои графини или её дочери - очень тихие, значит, пустые. Тут же прижалась к двери и подумывала уже, не закрыть ли дверь на засов - на всякий случай, - когда взгляд случайно прошёлся по комнате.

Хорошо, что я закрывала рот рукой.

И графиня, и её дочь были тут - лежали у забранного фигурной решёткой окна. Одна со вспоротым горлом, другая со здоровенной раной в животе. Крови под ними натекло почти к порогу.

И обе смотрели на меня мёртвыми стеклянными глазами.

Твою мать! Точнее… Requiem… Domine…

За дверью загрохотали, заорали и зазвенели клинками.

Я без сил прислонилась к стене, слишком хорошо понимая, что это всё значит.

Нет… Я ещё не хочу умирать!

***

Дверь никак не открывалась. Эмиль колотил в неё, слыша за окном ругань и крики стражи, и звон клинков. Плевать на королеву, даже если это за ней, но матушка и сестра ещё не могли уйти на ужин, они ещё где-то здесь, и, значит, в опасности.

Под ноги попался труп стражника, посмевшего заступить графу де Лири дорогу, посмевшего броситься не него с обнажённым мечом. И он, и его товарищи лежали сейчас на каменном полу, гротескно освещаемые факелами, а Эмиль ломился в закрытую дверь покоев матушки. Молча, хотя надо было закричать - вдруг это мать закрылась, его она бы впустила. Конечно, это она, а он сейчас зря изводит клинок о дубовую дверь, он рискует остаться без оружия, глупо, глупо, глупо…