Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 122



— Да успокойтесь вы, соседка! — сказал Сайимбетов. — Вы думаете, что на свекровь вашу управы не найдется? Никто еще не отменил Советскую власть. И в нашем ауле эта власть в силе.

— А где я жить буду? — спросила она тихо.

— Пока у моей тети, — ответил Сайимбетов. — Не беспокойтесь, сплетницам я рты закрыть сумею. Да и моя жена тоже не из робких. А тетю мою вы, конечно, знаете: она учительница.

Сайимбетов бережно подсадил Фирюзу в седло и подал ей младенца. Фирюза еще раз всхлипнула, но половина горя уже улетела прочь.

Сайимбетов вел коня в поводу, и так прошли они мимо усадьбы Ержан-максума. Фирюза дрожала, как верба под ветром. Калитка дома была заперта. Старуха, очевидно, умаялась и легла.

Сайимбетов остановился у небольшого, выбеленного дома.

— Тетушка! — позвал он с улицы. — Принимайте гостей.

— Входите! — послышался приветливый голос.

В скромно прибранной комнате сидела седоволосая женщина. Перед ней лежала стопка ученических тетрадок, стояла чернильница.

— Здравствуй, джаным! Здравствуйте, милая! — произнесла старая учительница Лутфи-ханум, поднимаясь навстречу. — Проходите, дорогие гости, присаживайтесь, — приглашала она, словно не было странным, что Фирюза явилась к ней в такой ранний час с младенцем на руках — босая, простоволосая.

Мальчик заворочался, громко заплакал.

— Перепеленать его надо, — смущенно сказала Фирюза.

— И покормить, наверное, — продолжила тетушка Лутфи и взглянула на Сайимбетова.

Он понял ее и поспешно вышел вместе с ней. Пока Фирюза возилась с младенцем, он успел все рассказать Лутфи-ханум, обо всем с ней договориться.

Вечером, когда Сайимбетов зашел проведать Фирюзу, он нашел ее в небольшой комнатке, где уже стояла люлька для Мексета, была постелена кошма, а на ней одеяла и подушки; на столике стоял чайник, блюдечко с сахаром, миска с молоком, лепешки. Фирюза встретила Сайимбетова глазами, полными благодарности.

— Какие хорошие люди есть у нас в ауле! — сказала она.

— Не только у нас — всюду! — убежденно возразил Сайимбетов.

— А если меня здесь найдут? — голос Фирюзы дрогнул.

— Кто найдет?

— Мало ли у меня теперь врагов, а у старухи Мохиры — друзей. Она кого угодно подговорит против меня. Кто меня защитит здесь?

— Возьмите-ка ребенка, и выйдем со мной на минутку, — сказал Сайимбетов.

На улице было еще светло. На западе висела розовая полоса заката, и свет его падал на притихшие улицы.

— Андрей! — позвал Сайимбетов.

— Здесь я.

Из калитки вышел рыжеволосый человек лет тридцати с открытым, спокойным лицом.

— Познакомьтесь, — сказал Сайимбетов. — Наш агроном Андрей Синцов. А это, Андрей, твоя соседка, Фирюза. Она о себе сама все расскажет. Беседуйте!

— Мальчик у вас? — спросил Андрей.

Фирюза кивнула.

— Ходит?

Он говорил на ломаном каракалпакском языке, но Фирюза понимала его, хотя ей становилось смешно от того, как он произносит совсем простые слова. И вопрос его был нарочито наивен.

— Ему и двух месяцев нет, — ответила она.

Андрей был, видимо, с веселой хитринкой.

— А говорить ваш парень умеет? — снова спросил он.

Фирюза улыбнулась.

— Вот теперь хорошо, — сказал Андрей и поиграл пальцами перед личиком младенца. — Ну, отвечай, как тебя зовут?

— Мексет, — уже весело ответила Фирюза.

Черными бусинками-глазами мальчик, не отрываясь, смотрел на Андрея.

— Выше нос, Мексет!

Андрей дотронулся пальцем до крошечного носика ребенка. Фирюза сразу почувствовала себя с этим русским парнем легко и просто.

— Я здесь обосновался рядом. — Андрей кивком указал на дом, в котором снимал квартиру. — Если что нужно будет, позовите.

— Спасибо, — ответила Фирюза. — У меня все в порядке. Соседи, дай бог им здоровья, принесли люльку, молоко. Постель Лутфи-ханум дала. Вот только лампы у меня нет. Вдруг ночью свет понадобится.

Андрей ушел к себе и вернулся с керосиновой лампой в руках.



— Пятилинейная, только стекло чуть отбито, — сказал он.

— Ой, что вы! — воскликнула Фирюза. — Мне лишь бы чуточку света!

Взяв лампу, она еще раз поблагодарила Андрея.

Минула неделя, Фирюза почти успокоилась. Лутфи-ханум относилась к ней как к родной дочери. И Фирюза, стремясь отплатить добром, вела все нехитрое хозяйство старушки. С Андреем она почти не виделась: он уезжал на рассвете на поля, а возвращался поздним вечером. Как-то, сидя верхом на лошади, увидел через ограду Фирюзу и весело спросил:

— Как живем, сестренка? Наверное, Мексета в школу уже собираешь?

Фирюзе опять стало весело от его голоса...

Ночью кто-то, просунув в щель лезвие ножа, отбросил крючок и открыл дверь. Фирюза вскочила, схватила Мексета, прижала его к груди и замерла — ни жива, ни мертва. В темноте слышалось чье-то тяжелое дыхание.

— Кто? — едва слышно произнесла Фирюза.

Страх ее вдруг прорвался надрывным криком:

— Андрей-ага! Андрей-ага, помогите!

— Умолкни! — злобно велел вошедший. — Я Айтмурат. Докатилась до того, развратная, что родственников уже не узнаешь! Брат тебе не нужен! Тебе рыжего агронома подавай!

— Брат? Это ты? — у Фирюзы отлегло от сердца. — Зачем пугаешь среди ночи?

Айтмурат ответил с гневом:

— Я пришел, чтобы зарезать тебя! Довольно позорить наш род! Сперва к Базарбаю сбежала, потом к следователю по ночам шлялась. Теперь начала путаться с каждым встречным! И покровителя нашла: Сайимбетова, сына плешивого Сабира. А знаешь ли ты, что Пиржан-максум весь род Сабиров проклял? Они нашу веру осквернили. Нас теперь мулла-ишан тоже проклянет. И все из-за тебя, презренная.

— Брат! Милый брат! Я ни в чем не виновата. Ребенком своим клянусь!

— Не ври. Почтенная Мохира-ханум, спасибо ей, глаза мне на все открыла.

— Старуха лжет! Она меня со свету сжить хочет.

Но Айтмурат уже ничего не слышал, ничего не хотел понимать. Мелькнул топор. Страшно, словно почувствовав, что матери грозит опасность, закричал Мексет.

— Андрей-ага! — вновь закричала Фирюза. Она отскочила, забилась в угол.

— Где ты, шлюха?

Он слышал крик Мексета и шел на его голос.

— Ребенка не тронь!

— Стой, бандит! Стрелять буду!

Едва успев накинуть на себя пиджак, Андрей босой стоял у двери, следя стволом берданки за едва различимым в темноте человеком.

— А-а! Ты, оказывается, уже сам здесь, шакал!

Айтмурат кинулся к Андрею, взмахнул топором. Андрей успел уклониться, и удар пришелся ему в левое плечо. Ружье выпало. Андрей, превозмогая боль, все же опрокинул Айтмурата, обхватил его толстую шею и ударил головой о стену.

Кровь текла по руке Андрея. Он ослаб. Воспользовавшись этим, Айтмурат сбросил его с себя, поднялся и занес ногу, чтобы ударить сапогом в лицо Андрея.

Раздался выстрел. Айтмурат невольно присел, услышав свист пули над головой.

— Уходи! Не то я убью тебя, — послышался голос Фирюзы.

В нем была такая решимость, что Айтмурат не посмел усомниться.

— Ты что, сестренка, — бормотал он, пятясь к двери, — с ума сошла?

— Стой! — приказала Фирюза. — Никуда не уйдешь. Убью!

Айтмурат упал на колени. Теперь, услышав стон раненого Андрея, он, кажется, осознал, что сотворил непоправимое.

— Прости меня, Фирюза! Прости. Я ведь брат тебе!

Айтмурат попытался подползти к Фирюзе, но она снова прикрикнула:

— Застрелю!

Вбежали дехкане, которых позвала Лутфи-ханум. Зажгли свет. Увидели окровавленного Андрея и все поняли. Лутфи-ханум бросилась перевязывать агронома. Быстро запрягли лошадь, чтобы отвезти раненого в больницу.

Айтмурат, ползая на животе, боялся поднять глаза на разгневанных сельчан.

— Я хотел ее напугать, только напугать. Прости меня, сестренка! Прости, брат Андрей! Я сгоряча ударил тебя. Не знаю, как это и случилось... Люди добрые, простите меня и отпустите. Меня же в тюрьму посадят! В тюрьму!..

Фирюзе было больно смотреть на этого жалкого человека, который до сегодняшней ночи назывался ее братом.