Страница 70 из 113
Стас достал из стола сильное увеличительное стекло. Повертел в руках. Может быть, отверстия в одежде подскажут форму оружия? Нет, эта линза сейчас бессильна. Надо бы звякнуть экспертам-криминалистам, у них техника помощнее. Но уже поздно. Завтра.
На автобусной остановке у «Байкала» Стас наметил себе дистанцию: от фонаря до фонаря — шестьдесят шесть шагов. Он ходит по тротуару, постукивая время от времени ботинком о ботинок, смотрит, прикидывает. Все-таки интересно — за три дня парень побывал здесь дважды. Вряд ли это случайность. Значит, реальные шансы его здесь встретить сохраняются. Это было бы ловко! Сразу же многое стало бы на свои места. Конечно, взять его — еще не все. Это еще пойди докажи, что именно он убил Таню.
У остановки автобуса уже собралась небольшая очередь: немолодая женщина с ребенком, две девчонки-школьницы, два солдата. 20.26. Подтормаживая и скользя по накатанному асфальту, к тротуару прижимается автобус. Машина Гавриленко. Со скрипом раскрываются створки задней двери, пассажиры торопливо поднимаются в машину, уехали. Опять один в этой проклятой ледяной крупе. Не встретил. Но парень поедет следующей машиной. С Демидовым. Должен поехать. Иначе, какого черта здесь мерзнуть? Какая крохотная дырочка в пальто Аксеновой, в платье, в кофте. Всего несколько пятен крови. И нет человека. Глупо, нелепо…
Из-за угла дома показывается длинная мужская фигура, приближается к остановке. Следующий автобус — демидовский. Тихонову уже не холодно. Человек приближается, подходит к столбу, остановки. Высокая цигейковая шапка-«москвичка», темное, заснеженное на плечах пальто. Он?! Какого черта, в нем же роста — метр с кепкой. Просто издали показался длинным, и одет совсем по-другому. Нервишки проклятые играют. Хорошо было классику говорить — «учитесь властвовать собой». А где, интересно, учиться? На юрфаке эту дисциплину не преподают.
Тихонов зябко поводил плечами: спина, ноги замерзли. Очень холодно все-таки… Сейчас подъедет Демидов, а парня все нет. Вот бежит к остановке мужчина в сапогах и кожаной шубе, и тут же из-за угла показывается автобус. Это демидовский. Тихонов видит, как Демидов озабоченно вертит головой, встречается с ним глазами. Парня нет. Автобус стоит минуту. Наконец дверцы захлопываются. Тихонов бормочет чуть слышно: «Постой, постой еще минуту. Сейчас он подойдет». Демидов, умница, понимает. Автобус мелко дрожит, ждет. С неба просеивается белесая сырость, садится на лицо, на плечи, на окна автобуса. Вдруг щетка снегоочистителя делает широкий взмах, оставляя за собой влажный стеклянный полукруг. В нем — озабоченное лицо Демидова. Тихонов пожимает плечами, и автобус трогается — у него расписание. Форсаж, голубоватая струя выхлопа у поворота. Уехал.
Дальше торчать тут глупо. Отложим до завтра. Голова как утюг тяжелая…
На сей раз замок открылся сразу, и это обрадовало Тихонова: замерзли руки, и проделывать фокусы с ключом ужасно не хотелось. «За это я сейчас вызову, наконец, слесаря», — злорадно подумал Стас. Дуя на пальцы, он набрал номер комендантского отдела, но там никто не снимал трубку. Стас посмотрел на часы — обед. Замок в этот день починить было не суждено.
Стас набрал номер, подождал.
— Алло! Савельев? Ты чего не звонишь? А-а. Ты Демидову фото Ставицкого показывал? Не опознает? Значит, правильно. А чего мне не радоваться? У меня, мой друг, свои тайные услады. Да, да. Значит, ты сейчас едешь в театр насчет Панковой. Прелестно. В шесть звони, жду…
Потом достал из сейфа расчерченный на квадраты лист и стал аккуратно, с явным удовольствием густо заштриховывать клетку, в которой было написано «К. М. Ставицкий». Закончив, долго рассматривал лист, любуясь своей работой. Сложил его, спрятал в сейф, щелкнул замком, надолго задумался…
Савельев примчался в пять. Захлебываясь от возбуждения, он с порога выкрикнул:
— Панкова-то из Москвы скрылась! В понедельник, поздно вечером!
— Чего-чего-о? — Стас вскочил с места.
— А вот чего. Приезжаю я в театр, беру ее личное дело. Посмотрел заявление, автобиографию — почерк знакомый. «Мне бы, — говорю, — с Зинаидой Федоровной побеседовать». — «А она уехала», — говорят. Как, куда, почему?! Помощник режиссера объясняет: позвонила, мол, Панкова в понедельник, часов в десять вечера, очень взволнованная, говорит, что мать ее в Ленинграде тяжело заболела и она срочно к ней уезжает. И все. Я к Панковой на квартиру. Соседи подтверждают: в понедельник Зинаида Федоровна вернулась домой поздно, быстро собралась и уехала, а куда — не сказала… В общем, бегу на телеграф!..
1 8 ф е в р а л я 17 час. 25 мин. Исх. № 171-ф.
…По указанному адресу срочно проверьте факт болезни гражданки Панковой Екатерины Сергеевны и пребывания у нее дочери — Панковой Зинаиды Федоровны. О результатах сообщите немедленно по телефону 99–84 Т и х о н о в у.
В девять часов вечера пришел Савельев, дежуривший на остановке около «Байкала».
— Ничего, — флегматично сказал он. — Я — на остановку, тут как раз и автобус демидовский подъехал. Переглянулись мы с шофером — и гуд бай!
Савельев моргал рыжими ресницами.
— Посмотрел еще несколько автобусов — и сюда. Ошибся шофер, наверное.
— Это почему же?
— Потому что, уж если б тот парень здесь ездил, так ездил бы. А то появился и исчез. Так не бывает.
— Логика железная, — засмеялся Стас. — Ну ладно. Я буду домой собираться, да и ты иди отдохни. Завтра к десяти приезжай ко мне…
Его перебил звонок телефона. Савельев поглядел на телефон с опаской: какие еще новости в десятом часу?
По отдельным репликам Тихонова и его уничтожающему взгляду Савельев понял, что новости имеют к нему самое непосредственное отношение.
— Кто звонил-то? — спросил Савельев, когда Стас положил трубку.
— А то ты не понял! — зло рявкнул Стас. Презрительно протянул: — «Так не быва-а-ет»… Я тебе сейчас объясню, как «бывает», теоретик несчастный!..
Савельев виновато съежился:
— Так что там, Станислав Палыч, а?
— А то, что подъезжает Демидов к Самотеке, видит — впереди Гавриленки автобус около строящейся эстакады задержался…
— Ну и?..
— Ну и выскочил наш парень из этого автобуса около цирка, сел на один рейс раньше, наверное. Демидов его сразу узнал, а что поделаешь?..
Вошел Шарапов, молча протянул листок бумаги Тихонову. Стас взял листок, прочитал.
— Панкова действительно была в Ленинграде, — с удивлением сказал он Савельеву. — Из Ленинградского уголовного розыска сообщают, что мать ее тяжело больна. Только что Панкова выехала московским поездом…
Шарапов подумал. Сказал:
— Встретите ее на вокзале. Привезете прямо сюда. — Помолчал, потом, растягивая слова, добавил: — Я думаю, она много чего может рассказать. Но «в лоб» не начинай: о том, о сем сначала побеседуй. А парня завтра найди…
— Но…
— Без «но». Найди — и точка.
Тихонов внимательно перечитал ленинградскую телеграмму, посмотрел в темное, заиндевелое окно, повернулся к Сашке:
— У нас с тобой, Савельев, есть еще около девяти часов — надо успеть.
— Чего успеть?
— Найти парня.
— Ты что, шутишь?
— Самое время. У тебя дома телефон есть?
— Нет, а что?
— Тогда звони к себе в отделение милиции, пусть пошлют кого-нибудь к жене — предупредить. Дома только завтра будешь, — сказал Стас, достал из стола чистую бумагу и стал писать что-то в столбик.
Савельев зябко поежился:
— Стас! А, Стас… Жрать очень хочется!
— Сочувствую. Мне тоже.
— Сходим вниз, в буфет. Работать потом будет легче.
Тихонов взглянул на часы:
— Двадцать минут одиннадцатого. Опоздали. Теперь буфет по ночам не работает.
— Чего так? — спросил недовольно Савельев.
— Наверное, в связи с сокращением преступности, — пожал плечами Стас. — А жрать, и верно, убийственно хочется. Сейчас бы шашлычок по-карски, а? И бутылочку «Телиани» — представляешь?