Страница 104 из 113
Двадцатый век останется наверху, за, сомкнувшейся над головой хрустально-синей преградой. Здесь, под водой, в зыбком струящемся сумраке, все еще четвертый век до нашей эры.
Аквалангисты осторожно проплывают над скользкими, покрытыми илом плитами древней мостовой. Приближаются вплотную к домам, наполовину зарывшимся в песок. Распугивая рыб, раздвигают водоросли, закрывающие вход. Проникают внутрь, включают свет прожекторов, чтобы прочесть письмена на стенах.
Потом бережно поднимают наверх бесценный археологический улов: оружие, черепки посуды, обломки камня с орнаментом и надписями…
Обидно, конечно, что тайну придется раскрывать по частям, отламывать, так сказать, по кусочкам. Насколько счастливее в этом отношении собратья Федотова по профессии — «сухопутные» археологи! Труд их бывает вознагражден сторицей, когда отрытые с кропотливой тщательностью из-под пепла или из земли предстают пред ними древние, исчезнувшие на карте города — все целиком, от крыш до плит мостовой.
Федотов подумал о том, что, может быть, на этом горном озере устроят когда-нибудь каскад, подобный тому, который создали на Севане в Армении. Вода заструится вниз в равнину по ступеням гигантской лестницы. Уровень озера понизится. И тогда… О, тогда расступятся, наконец, зеркальные стены, ревниво оберегающие тайну! Вдруг прихлынет к берегу волна и вынесет затонувший город на песок, как большую, сверкающую серебряной чешуей рыбу!
Молодой археолог так ушел в свои мечты, что забыл об окружающем. Вдруг отражение его пошло кругами в воде, замутилось.
Федотов в изумлении откинулся на скале, на которой сидел. Он ясно видел, что озеро мелеет.
С раскатом, подобным пушечному залпу, волна отпрянула от берега. Обнажились песок и длинные космы водорослей, тянувшиеся по песку за быстро убегавшей водой.
Город всплывал на поверхность!
Первыми из яростных завихрений пены вынырнули башни, грозные даже сейчас. Потом под яркими лучами солнца засверкали купола странной конической формы. С берега Федотов не мог определить: металл это или особо искусная облицовка.
На площади торчали какие-то обелиски, а рядом, повалившись набок, лежали каменные изображения не то грифов, не то крылатых быков.
Улицы города были круты, узки. Большинство домов ушло в ил почти до половины, но некоторые, построенные на холмах, были видны очень хорошо. Водоросли обвивали их, как плющ. Кое-где из-под зеленого покрова проступали багряные и оранжевые пятна. Наверное, стены домов были обложены разноцветным камнем. Стайка синих и красных рыбок — теперь рыбы владели городом — билась на плитах мостовой, пытаясь перепрыгнуть в уцелевшие лужи.
Да, несомненно, это была Согдиана! Древняя, сказочная Согдиана, отделенная от нас двумя десятками столетий.
Федотов заметил, что сидит в неудобной позе на земле. Будто ветром сдуло его со скалы, которая сместилась со своего места. Предостерегающее ворчание раздавалось под ногами.
Впечатление было такое, что где-то глубоко в недрах Земли двигаются грузовики, целая колонна грузовиков. Она приближается. Вот уже совсем близко… И снова толчок! Словно бы кто-то рывком потянул землю из-под Федотова. Потом отпустил. И опять потянул.
Боковым зрением Федотов видел, как раскачиваются деревья. Со свистом катились мимо камни. Вдруг, будто юркая черная змейка, совсем рядом пробежала глубокая трещина.
Он понимал, что происходит, но почти не думал об опасности. Обеими руками очень крепко держал свой фотоаппарат и, наведя объектив на древний город, нажимал кнопку затвора. Федотов делал это в каком-то самозабвении, почти так же машинально, как нажимает гашетку пулеметчик в бою.
Три подземных толчка следовали очень быстро один за другим, Последний толчок был самым сильным. Под ногами прокатился такой протяжный, все нарастающий рев, как будто горы раскололись до основания.
Вертясь волчком в тесной котловине, отталкиваясь от ее склонов, с размаху налетая на них, горное эхо многократно повторило зловещие подземные удары.
От верхушки горы на противоположном берегу озера отделилось облачко и покатилось вниз, оставляя за собой широкую просеку в лесу.
Среди грома и треска Федотов все же различил слабый голос человека:
— …тоу… я-агте же… я-агте!.. — Это кричал сверху Василий Николаевич — Федотов!.. Лягте же! Да лягте же, вам говорят!
Все совершавшееся вокруг скользило как бы по краю сознания. Федотов не думал о себе, не мог думать в это мгновение. Весь, без остатка, ушел в созерцание города, стараясь запомнить мельчайшие детали. Успел даже подумать, что крылатые изображения на площади подтверждают догадку о влиянии Согдианы на культуру соседних с нею стран.
Чаша снова качнулась — на этот раз в сторону Федотова. Грозная темно-синяя волна шла на берег. Она была совершенно отвесной и достигала пяти или шести метров в высоту. По гребню ее, как огоньки, перебегали злые белые языки.
Она все больше перегибалась вперед, роняя клочья пены на песок. С грохотом обрушилась на парапет древней плотины, перевалила через нее, подмяла под себя.
Вода неслась теперь по узким крутым улицам, взлетая по ступенькам лестниц, заскакивая во дворы, вертясь с гиком, визгом, как вражеская конница, ворвавшаяся в город.
Зашатались и упали, точно кегли от толчка, обелиски на площади. В водоворотах пены в последний раз сверкнули конические купола.
Город, вызванный землетрясением на свет после двух с лишним тысячелетий, опять — со всеми своими дворцами, домами, крепостными башнями — исчез под водой.
Только тогда опомнился Федотов.
— Бегите!.. Бегите же!.. Смоет! — кричали ему из лагеря.
Федотов увидел приближение опасности и кинулся бежать прочь от озера.
Он мчался широкими прыжками, помогая себе руками, хватаясь за кустарник. Но и сейчас, когда озеро догоняло его, не забывал о своем фотоаппарате, придерживал, прижимал к груди, стараясь не задеть за дерево или камень.
Вода настигла Федотова на половине склона и с шипением обвилась вокруг ног.
Он сделал отчаянный бросок, поскользнулся в густой траве, едва не упал, но сверху протянулись к нему руки друзей и подхватили его.
У самого подножия палаток вода остановилась, как будто поняв, что уже не вернуть похищенную тайну. Она медленно, неохотно растекалась между деревьями. Потом поползла вниз.
— Счастье ваше, что берег крутой, — сказал кто-то. — Был бы отлогий, утащило бы вас в озеро, к черту на рога!..
Федотов оглянулся с изумлением, будто просыпаясь.
— Вы сумасшедший! — накинулся на него Василий Николаевич. — Так рисковать!.. Скала рядом с вами ходуном ходила… Понимаете, ходуном! И камни неслись с горы!..
— А ведь он еще фотографировал, Василий Николаевич! Во время землетрясения фотографировал! Наверное, полную кассету снял!
— Товарищ Федотов! Да вы ранены, голубчик! У вас кровь!
Рубашка на Федотове была порвана в клочья, из раны в плече текла кровь. Только сейчас он заметил это и ощутил боль.
Василий Николаевич приказал немедленно уложить Федотова на кошму в палатке и оказать медицинскую помощь.
Пока вокруг хлопотали с примочками и бинтами, археолог улыбался, отмалчивался. Весь еще был полон удивительным, неповторимым зрелищем.
Появление города, вынырнувшего со дна, напоминало миг вдохновения. Так чаще всего бывает под утро, после бессонной ночи, проведенной за письменным столом. Вдруг неожиданно возникает мысль, догадка, долго не дававшаяся в руки, и все мгновенно озаряется ослепительно ярким светом!..
Снаружи звучали возбужденные голоса участников экспедиции, обменивавшихся впечатлениями.
Один еще ночью заметил, что нити электроскопа трепещут, поднимаясь и опадая, как крылья стрекозы. Другой обратил внимание на то, что в котловине почему-то нет птиц, но не придал этому значения. Василий Николаевич вспомнил о тревоге, овладевшей им с вечера. Все это, видимо, были предвестники катастрофы.