Сильвия и Бруно

Букет исчез, как Сильвия и предсказывала, и когда пару дней спустя мы с Артуром вновь посетили Усадьбу, то нашли графа с дочерью в саду, где они вместе со старой экономкой обследовали задвижки на окне гостиной.

— Ведём следствие, — сообщила леди Мюриел, поспешив нам навстречу. — И позволяем вам, как Соучастникам до События Преступления, выложить всё, что вы знаете об этих цветах.

— Соучастники до События Преступления на вопросы отвечать отказываются, — внушительно проговорил я. — И они оставляют за собой право на защиту.

— Так-так. Требуем назвать Сообщников с целью облегчить свою участь. Цветы исчезли ночью, — сказала она, обращаясь к Артуру, — и мы совершенно уверены, что никто в доме к ним не притрагивался. Похититель должен был влезть в окно...

— Но задвижки не повреждены, — сказал граф.

— Это случилось, должно быть, когда вы ужинали, миледи, — сказала экономка.

— Вот именно, — согласился граф. — Вор, скорее всего, видел, как вы несли букет, — обернулся он ко мне, — и обратил внимание, что вы не уносили его. Он, вероятно, понимал огромную ценность цветов — а они просто бесценны! — Граф явно начинал горячиться.

— К тому же вы так и не сказали нам, где вы их взяли, — напомнила леди Мюриел.

— Когда-нибудь, — промямлил я, — меня, возможно, освободят от запрета рассказывать. А пока извините меня, ладно?

Граф едва имел силы скрыть разочарование за вежливостью:

— Ничего не поделаешь, оставим расспросы.

— И запомним, что облегчить свою участь вы не пожелали, — добавила леди Мюриел, когда мы входили в беседку. — Мы обвиняем вас в соучастии, и мы приговариваем вас к одиночному заключению. На хлебе и... масле. Сахару хотите?

— Но всё же это довольно неуютно, — продолжала она, когда «земные блага» были как подобает расставлены на столе, — знать, что в доме побывал вор — места у нас всё-таки глухие. Вот если бы цветы были чем-то съестным, можно было бы заподозрить воришку совершенно иного рода...

— Вы имеете в виду это универсальное объяснение всех загадочных исчезновений — «кошка съела»? — спросил Артур.

— Да, — ответила она. — Как было бы удобно, если бы все воришки имели один и тот же облик! Это так всё запутывает, когда одни из них четвероногие, а другие двуногие!

— Я вижу в этом, — сказал Артур, — любопытную проблему из области Телеологии... науки о Конечной Причине, — добавил он в ответ на вопросительный взгляд леди Мьюриел.

— И что же такое эта ваша Конечная Причина?

— Скажем так: последнее событие из ряда событий, связанных одно с другим, когда каждое предыдущее событие ряда является причиной последующего, ради которого, собственно, и имело место самое первое событие.

— Но тогда последнее событие фактически является следствием самого первого, не так ли? А вы называете его причиной!

Артур на минуту задумался.

— Допускаю, что слова немного сбивают с толку, — произнёс он. — Дело тут вот в чём. Последнее событие является следствием первого, однако необходимость наступления этого последнего события есть причина необходимости появления первого.

— Вполне понятно, по-моему, — сказала леди Мюриел. — И как это применить к нашему случаю?

— Очень просто. Какую цель, по нашим понятиям, может иметь тот порядок вещей, согласно которому всякое живое существо определённого размера (грубо говоря) имеет определённый облик? Взять, например, человеческое племя; его представители — двуногие существа. Другая совокупность живых существ, начиная львом и заканчивая мышью, четвероноги. Спускаемся ещё на шаг или два, и видим насекомых с шестью ногами — гексаподов, красивое название, правда? Но красота, в нашем смысле слова, на глазах пропадает, чем дальше мы идём вниз: существа становятся всё более... Не хочу сказать «отвратительными», всё-таки Божье творение, но более чуждыми. А когда мы берём микроскоп и спускаемся ещё на несколько шагов ниже, то находим тварей ужасно нескладных и с ужасным количеством ног!

— Можно придумать альтернативу, — сказал граф. — Ряд из повторяющихся diminuendo [60] особей одного и того же типа. Оставим пока вопрос о скучном однообразии такой последовательности, просто давайте взглянем, как это действует. Начнём с человеческих существ и тех животных, в которых они имеют нужду — лошадей, коров, овец и собак — ведь пауки и лягушки нам не слишком-то нужны; верно, Мюриел?

Леди Мюриел аж передёрнуло — слишком болезненным был предмет.

— Обойдёмся как-нибудь, — со знанием дела ответила она.

— Так вот, получим вторую человеческую расу, высотой в пол-ярда...

— ...у которой будет один источник возвышенного наслаждения, которого лишены обычные люди, — вмешался Артур.

— Какой источник? — спросил граф.

— Ну как же — величественность ландшафта! Судите сами: величественность горы — для меня — зависит от её размера по отношению ко мне. Удвойте высоту горы, и величественности ей тоже прибавится вдвое. Уменьшите наполовину меня — эффект будет таким же.

— Счастлив, счастлив Малышок! — захлопала в ладоши леди Мюриел. — Лишь тот, кто мал, лишь тот, кто мал, понять Высот величье смог [61]!

— Но позвольте продолжить, — сказал граф. — Дальше у нас будет третья раса людей, пять дюймов высотой; четвёртая раса, в один дюйм...

— Они не смогут питаться обычной говядиной или бараниной, сам посуди! — вмешалась леди Мюриел.

— Верно, дочка, я и забыл. Каждая такая раса должна иметь собственных коров и овец.

— И собственную растительность, — добавил я. — Разве управится корова высотой в дюйм с травой, что колышется у неё над рогами?

— И то правда. У нас должны быть пастбища, так сказать, на пастбищах. Обычная трава послужит нашим дюймовым коровам этаким пальмовым лесом, в то время как вокруг каждого высокого стебля расстелется крохотный коврик микроскопический травки. Думаю, такая схема будет действовать превосходно. Наш контакт с низшими расами окажется прелюбопытным! Какими милашками должны быть бульдоги высотой в дюйм! Думаю, что даже Мюриел при виде их не сбежит.

— А ты не думаешь, что нам следует также иметь ряд crescendo [62]? — спросила леди Мюриел. — Только представь человека в сто ярдов высотой! Ему понадобится слон в качестве пресс-папье и крокодил вместо пары ножниц!

— А ваши расы столь разных размеров будут друг с другом общаться? — спросил я. — Скажем, воевать или заключать договоры?

— Войны, я думаю, нам следует исключить. Когда вы способны одним махом стереть в порошок целый народ, вы не можете вести войну на равных. Но вот стычки умов в нашем идеальном мире вполне будут возможны, ведь мы, разумеется, должны будем признать мыслительные способности у всех безотносительно к размеру. Наверно, честнейшим правилом будет такое: чем меньше раса, тем сильнее её умственное развитие!

— Не хочешь ли ты сказать, — спросила леди Мюриел, — что эти карлики ростом в дюйм способны будут перечить мне?

— Именно, именно! — воскликнул граф. — Ведь логическая сила доводов не зависит от роста существа, которое эти доводы высказывает.

Леди Мюриел с негодованием замотала головой.

— Я не стану вступать в пререкания ни с кем, в ком меньше шести дюймов росту! — воскликнула она. — Я лучше посажу его за работу!

— За какую работу? — спросил Артур, с улыбкой восхищения слушая эту нелепицу.

— За вышивание! — не моргнув глазом, ответила леди Мюриел. — Какая прелестная вышивка будет у них получаться!

— Однако если они сделают что-нибудь не так, — сказал я, — то вы не сможете им ничего доказать. Не знаю почему, но согласен с вами: сделать это будет совсем нелегко.

— А вот почему, — ответила она. — Нельзя же настолько поступаться своим достоинством.

— Конечно нельзя, — эхом откликнулся Артур. — Точно бьёшь, простите за каламбур, ниже пояса. Своего, собственного. Как с картошиной пререкаешься!

— Не уверен, — сказал я. — Даже буквально понятые каламбуры меня не убеждают.