Страница 12 из 73
На пути нормального развития национальной военной мысли в России стояли экономическая и политическая отсталость страны, кабальная зависимость царизма от империалистов Запада, противонародная политика господствующих классов крепостников и крупной буржуазии. Все это вместе и в отдельности приводило к забвению лучших традиций национального военного искусства, порождало преклонение перед иностранщиной, культивировало в вооруженных силах консервативные военные и военно-морские теории, проникавшие из-за границы, и т. д.
Отдельные офицеры — носители прогрессивных взглядов на развитие военного дела, опирающиеся в своей практике на богатые боевые традиции русской армии и флота, на наследство выдающихся отечественных полководцев и флотоводцев, понимали вред отрыва теории от практики и бессистемность боевой подготовки армии и флота. Но они ничего не могли изменить в условиях царской России. Кастовое офицерство-бюрократия душило в зародыше все новое, передовое, все, что противоречило «самодержавию, православию и народности». Крепостники и буржуазия готовили армию как силу, необходимую прежде всего для подавления и угнетения своего народа. Выполняя полицейские функции в стране, армия оказалась не подготовленной к ведению современной войны{46}. [42]
И действительно, как показал опыт войны, единой военной доктрины в царской армии и флоте не было. В среде высшего офицерского состава не было единых взглядов на боевую подготовку войск и на методы ведения операций: боевая подготовка проводилась различными методами не только в округах и на флотах, но даже и в крупных войсковых соединениях.
В армии и на флоте на высших должностях было явное засилье бездарных и тупых обрусевших иностранцев. Боевые традиции армии и флота игнорировались, все отечественное отвергалось, недооценивалось. Достаточно сказать, что радиоаппаратура, изобретенная А. С. Поповым за 9 лет до русско-японской войны, закупалась для русского флота за границей.
Таким образом, Россия и Япония, начав по существу готовиться к войне одновременно, оказались к началу ее далеко не в одинаковой степени подготовленными.
Разлагавшийся русский царизм оказался неспособным подготовить страну и вооруженные силы к войне с более или менее серьезным противником.
Начало боевых действий в Желтом море
Командующий «Соединенным флотом» вице-адмирал Того, находясь в базе Сасебо, 5 февраля 1904 года получил указ микадо о начале военных действий против России. На совещании флагманов и командиров кораблей Того отдал следующий приказ:
«Я предполагаю теперь же со всем флотом направиться в Желтое море и атаковать суда неприятеля, стоящие в Порт-Артуре и Чемульпо. Начальнику 4-го боевого отряда контрадмиралу Уриу со своим отрядом (с присоединением крейсера «Асама») и 9-му и 14-му отрядам миноносцев предписываю итти в Чемульпо и атаковать там неприятеля, а также охранять высадку войск в этой местности. 1-й, 2-й и 3-й боевые отряды, вместе с отрядом истребителей, пойдут прямо к Порт-Артуру. Отряды истребителей ночью атакуют неприятельские суда, стоящие на рейде. Эскадра же предполагает атаковать неприятеля на другой день»{47}.
6 февраля японский флот в составе б броненосцев, 14 крейсеров и свыше 20 миноносцев вышел в море.
Наместник царя адмирал Алексеев, он же главнокомандующий вооруженными силами края, бывший в курсе всех происходивших за последние годы событий на Дальнем Востоке, сам по существу делал все, чтобы развязать войну и, несмотря на явные признаки начала ее, не принял даже элементарных мер по приведению в боевую готовность подчиненных ему армии и флота. [43]
Тихоокеанская эскадра, находившаяся в «вооруженном резерве», начала кампанию только 1 февраля. В этот день она почти в полном составе вышла в море. 4 февраля эскадра возвратилась и стала на якорь на внешнем рейде. Алексеев считал, что держать флот в гавани крайне опасно; внезапно появившийся противник мог закупорить проход на внутренний рейд, затопив в проходе транспорты, и таким образом эскадра оказалась бы в ловушке.
Решение Алексеева в сложившейся обстановке держать флот на внешнем рейде было неправильным. Но коль скоро оно было принято им, следовало организовать надлежащую охрану эскадры. Однако не случилось и этого. Принятые для безопасности меры оказались явно непродуманными и недостаточными, а в военном отношении просто безграмотными. Дозорная служба была организована для видимости, формально, без учета обстановки: ежедневно в дозор на ночь выделялись только два миноносца [44] и одна канонерская лодка. Дозорные корабли, имея включенными бортовые и сигнальные огни, выходили в море на расстояние до 20 миль; по разработанной инструкции они, встретив подозрительные суда, должны были не задерживать их, а немедленно возвращаться в базу с докладом. Два дежурных корабля, находясь на рейде всю ночь, светили прожекторами, связь, хотя бы флагманского броненосца с береговыми батареями, отсутствовала, общей сигнализации для флота и береговой обороны, как и инструкции по общей боевой тревоге на эскадре, тоже не было. Разведывательная служба в Желтом море отсутствовала, не велось наблюдения за действиями японского флота.
Флот не был готов к боевым действиям.
Зная о разрыве дипломатических отношений, Алексеев не объявил крепость на военном положении. Больше того, он даже не отдал приказа о приведении в боевую готовность главных своих сил — флота. А когда командующий эскадрой вице-адмирал Старк обратился к нему за разрешением установить на кораблях противоторпедные сети, развести пары и усилить разведку в море, Алексеев заявил: «Преждевременно! Мы никогда не были так далеки от войны, как сегодня»{48}.
В ночь на 9 февраля эскадра находилась на внешнем рейде без паров по диспозиции мирного времени. Броненосцы и крейсеры стояли в шахматном порядке по четыре в линии, всего 16 вымпелов. Остальные корабли были на внутреннем рейде. В дозоре в эту ночь находились миноносцы «Расторопный» и «Бесстрашный». Подходы к рейду освещали прожекторами броненосец «Ретвизан» и крейсер «Паллада». Дежурные крейсеры «Аскольд» и «Диана» были под парами на случай выхода по тревоге в море. В 11 часов вечера на флагманском броненосце «Петропавловск» закончилось совещание у начальника эскадры вице-адмирала Старка, на котором обсуждались мероприятия против возможных атак противника; присутствовавший на совещании начальник морского штаба контр-адмирал Витгефт, прощаясь перед съездом с корабля, сказал: «Войны не будет»{49}.
Между тем «Соединенный флот» приближался к Порт-Артуру. В авангарде его шел отряд быстроходных крейсеров и миноносцы, вслед за ними — броненосные крейсеры и броненосцы. 7 февраля отряд Уриу, состоявший из пяти крейсеров, восьми миноносцев и трех транспортов с десантными войсками, отделился и повернул в Чемульпо, остальные силы флота продолжали итти к берегам Квантуна. К вечеру 8 февраля флот собрался у острова Роунд, в 44 милях от базы русского флота. Здесь был встречен английский пароход, шедший из Порт-Артура с японскими резидентами, возвращавшимися на родину, через которых Того узнал диспозицию русской эскадры. В 6 часов [45] вечера он поднял сигнал миноносцам о выходе в операцию. Десять миноносцев пошли к Порт-Артуру, восемь — в Талиенван. Командующий флотом, разделив миноносцы на два отряда, допустил этим грубую ошибку. Главные силы японцев взяли курс на острова Эллиот.
Командиры японских миноносцев на большом расстоянии заметили русские дозорные корабли и, потушив свои ходовые огни, незаметно обошли их. Ориентируясь по свету прожекторов «Ретвизана» и «Паллады», японцы вышли к месту стоянки эскадры. В 11 часов 33 минуты вечера первый отряд миноносцев выпустил торпеды. Через несколько минут русские корабли были атакованы 3-м отрядом, а затем произвели атаку два отставших миноносца. Всего ими было выпущено 16 торпед, три из которых попали в цель. Броненосцы «Ретвизан», «Цесаревич» и крейсер «Паллада» оказались надолго выведенными из строя{50}.