Страница 12 из 41
– Мальчик, – шепнул он мне.
– Что? – переспросил я.
Он повторил:
– Она вылепила мальчика.
И вправду, приглядевшись, я увидел у куколки некоторые признаки, не оставляющие сомнений. Хотя, чего было и ожидать. Алекс и был мальчиком, а, судя по всему, эта скульптура должна была изображать именно его. Лена сверкнула на нас злющим ведьмовским взглядом, и мы умолкли. И тут она принялась читать заклинание. Я не могу воспроизвести здесь этот варварский язык, потому что никогда его не знал, а диктофона у меня с собой не было. Но странные шипящие звуки этого языка были довольно гармоничны и музыкальны. Я даже мог бы получить удовольствие от прослушивания такого текста, если бы не был так напряжен. Видимо необычная обстановка и странное состояние Лены не давали мне расслабиться. А она все говорила, и постоянно поглядывала почему-то на освещенную стену, которая напоминала экран. Искусно расставленные свечи создавали эту иллюзию. И вдруг у меня просто застучали зубы и затряслись колени. На стене появилась тень. Мое воображение тут же дорисовало детали – тень принадлежала монаху в рясе с капюшоном. Тень стояла неподвижно, и острый угол ее капюшона касался потолка, и уже на потолке немного размывался и терял четкость. Лена сказала несколько слов с вопросительной интонацией, и тень кивнула. Лена поклонилась ей и начала обряд. Она макнула палец в чашу с водой и очертила на лбу куклы крест. Потом взяла крупинку соли и положила на ее губы. И трижды осенила крестом , который извлекла из той же чаши. При этом она что-то бормотала, но я разобрал только последнее слово «Александр». Теперь после многих лет я знаю, что она провела обряд крещения. Нарекла куклу именем Алекса. С той минуты, часть души легкомысленного мужа была заключена в этом куске воска. Она продолжала еще что-то говорить, касаясь то ручек, то ножек, то лба нареченного Алекса, а я вдруг почувствовал дурноту и слабость. Глянув в бок, я увидел, что Крупский откинулся на спинку дивана, и в неверном дрожании свечей выглядит почти как покойник. Тень со стены никуда не уходила и даже не бледнела. На мгновение я, кажется, отключился, а когда вновь открыл глаза, то увидел, что Лена держит в руках уже не восковую куколку, а ежика. Вся скульптурка была утыкана иглами. Она бережно положила ее на лоскут черного шелка и запеленала как младенца. Потом она с видом фокусника извлекла откуда-то еще одну стеклянную чашу, уже пустую, и налила вино в бокал.
– Сейчас мы все принесем кровавую жертву, – заявила она. – Возьми вино и лей его по направлению ножа.
Пока я соображал, что к чему, она схватила нож и провела лезвием по своей ладони. Я плеснул ей вина на ладонь. Трижды она проделала это, повторяя:
– Это – кровь моя!
Потом, то же самое было предложено сделать мне и Крупскому. Мы повиновались. Каждый раз, как нож касался моей ладони, я чувствовал ломоту и могильный холод, словно нож долгое время пролежал в холодильнике. Чаша с нашей «кровью» оказалась в центре стола. Каждый из нас уколол палец иглой и выдавил в нее каплю крови. Обряд был завершен. Я услышал, как Лена пробормотала:
– Не бойся, мой рыцарь… За дело, за дело… Тебя ожидает железная дева…
Тень монаха исчезла. И я почувствовал облегчение. Лена дала мне в руки чашу с жертвенной кровью и велела вылить на землю. Я спустился вниз. Ветер шелестел в кроне огромного дерева. Как обычно в темном небе кружили летучие мыши. Кажется, они жили на этом дереве, и в темноте выходили на охоту. Я вылил адскую смесь прямо под это дерево, и мне показалось, что в тот момент оно зловеще зашелестело. И тут же услышал тоненький серебряный звон, и в свете фонаря к моим ногам подкатилось маленькое колечко. Я поднял его, это было серебряное кольцо, как видно оброненное кем-то. Такие кольца продаются в любой лавке. Я положил его в карман и вернулся назад. Свет уже был включен, окна открыты, а Лена разливала вино. Мы выпили. Красное вино имело привкус железа и соли – крови. У меня закружилась голова и словно в полусне, я увидел Алекса, подвешенного вниз головой над помостом «Подземелья», и нишу, в которой стояла «железная дева». Потом воображение совместило их, и Алекс исчез в ее утробе. Всегда разговорчивый Крупский молчал. А мне так хотелось узнать и о его ощущениях. Лена говорила о какой-то ерунде. Я сжимал в кулаке серебряное кольцо и размышлял о том, что вот такие кольца и носит Алекс. Три или четыре. Носит или носил. И вообще, будет ли этот обряд иметь последствия. Или же это просто был любительский театр, для успокоения вздернутых нервов мстительной дамы.
Утром я решил позвонить Алексу. Металлический голос мне ответил, что абонент недоступен. Я продолжал звонить ему каждый день, но всегда получал один и тот же ответ – недоступен. Может быть, он сменил номер телефона? Ведь, в конце концов, всему можно найти объяснение. Можно было бы найти, если бы однажды тот же металлический голос робота не хихикнул, прежде, чем произнести стандартную фразу. И я снова искал объяснение, и говорил себе, что это были помехи, игра моего воображения. Но, факт, Алекса найти я не мог. Может быть, он исполнил свою мечту и пребывал за границей? Старик Крупский рассказывал, что приходил к нему на работу, но его встретили удивленными взглядами и утверждали, что такой «никогда здесь не работал». Но, старик любил приврать. А Лена ничего не говорила, но я знал, что Алекс больше не появляется с деньгами, потому что квартиру она все-таки сменила, и поселилась где-то в Южном Тель-Авиве. В первое время она еще звонила, а потом замолчала совсем. Старик Крупский часто потом повторял:
– Чтобы я еще хоть раз пожалел несчастную женщину? Они не бывают несчастными. Это страшные создания, поверь мне. Сильные и страшные. – и добавлял, – вот поэтому я никогда не женюсь.
Пространство и время пронизаны множеством связей. Иногда мы чувствуем их, иногда – не замечаем. Нет ни одного живого существа или предмета, которые не имели бы в своем существовании неких ниточек, связывающих его с другими объектами, порой совершенно чуждыми ему и его настоящей жизни. Моя настоящая жизнь сделала виток, петлю, и вернулась в свое русло. И все это, благодаря настойчивой воли кого-то другого и моему молчаливому согласию. А все могло бы быть иначе. И сколько таких других вариантов было отметено в угоду единственному сценарию? Какая разница – и этот сценарий отыгран. Через год, в день моего рождения, который мы отмечали пышно и большой компанией в одном из ресторанчиков на набережной, меня вдруг потянуло в «Подземелье». Мне показалось, что визит туда был бы прекрасным завершением праздничного вечера. Компания подобралась литературная, и, рассказанная мной история, имела успех. Всем сразу же захотелось взглянуть на этот клуб. И мы пошли по набережной, мимо здания Бейт-Опера, мимо развалин Дельфинария – туда в Старый Яффо. Но, нас ожидало разочарование. Клуб был закрыт. В соседнем ресторане мы выслушали от лысого бармена душераздирающую историю о том, что в подвале стало появляться привидение, и дела «Подземелья» пришли в упадок. Уже полгода как подвал пустует.
– Но, – бармен понизил голос, – мы-то ведь находимся напротив. И я часто вижу мелькающий у двери подозрительный свет. Иногда дверь приоткрывается, но оттуда никто не выходит. Говорят, что там замуровывали людей.
– Кто замуровывал? – также таинственно спросил старик Крупский. – Тамплиеры?
Бармен пугливо покосился куда-то в угол и прошептал:
– Свои… современные.
Больше ничего не удалось из него вытянуть. И хотя эта история продолжала волновать меня, но все следы оказались уничтоженными. Словно и не было никакого Алекса и никакого «Подземелья». Жизнь моя опять текла по накатанной дорожке. И вокруг почти ничего не менялось. «Мужской клуб» так же открывался по четвергам. Все так же, писатели и поэты ненавистнически критиковали друг друга. Только Рабчевский ушел из газеты и стал продавать книги. Он говорил, что не настолько талантлив, чтобы писать, зато продать чужой талант – умеет. И я не захаживал больше в редакцию газеты. А при воспоминании о ней, испытывал тоскливое отвращение. И хотя иногда, некий голос, сродни совести, и говорил мне, что следует публиковаться, чтобы совсем не исчезнуть, я его не слушал. Я говорил ему: «Свою бочку этой славы, я уже выпил». И голос успокаивался. Однажды зазвонил мой мобильник и знакомый женский голос сказал: