Золушка (сборник)

В этот вторник он, собираясь в офис, надел легкий светло-коричневый костюм. В два часа, когда он отправился в машине из «деловой Калузы» в Сабал-Кей, костюм имел вид весьма помятый и бесформенный. Мэтью поднял окна и включил на полную мощность кондиционер. Слева от машины тянулся Мексиканский залив, вода светло зеленела под почти безоблачным небом, которое уже начало темнеть на горизонте с запада — там собирались грозовые облака. В три или полчетвертого, самое позднее в четыре пойдет дождь. Посетители, которых летом в конторе было немного, считали, что дождь умеряет духоту.

Мэтью уже миновал наиболее застроенные прибрежные кварталы. Северная часть песчаной отмели Сабал-Кей оставалась до сих пор почти в таком же девственном виде, как в старые добрые времена, когда в районе Калузы и Тимикуа жили только индейцы. С запада ее омывал Мексиканский залив, с востока лежала бухта Калуза-Бей; у воды — перепутаница мангровых зарослей, повыше — сосны и пальмы, среди которых поодаль один от другого виднелись немногочисленные дома. В одном из домов обитала Карла Неттингтон.

Женщина лет тридцати, не слишком красивая — такие лица тактичные журналисты называют «значительными», — она явилась, элегантно одетая, высокая и стройная (несколько плоскогрудая), в контору Саммервилла и Хоупа двадцать третьего мая с видом весьма озабоченным, который как-то не слишком соответствовал обсуждению простого вопроса о составлении завещания. Было в Карле Неттингтон нечто старомодное, несколько викторианское, и в тот день Мэтью не мог бы себе ее представить, скажем, в купальном костюме.

Тем не менее в этот вторник она встретила его у себя дома именно в купальнике. Она знала о его приезде, потому что он предварительно позвонил. Правда, она предупредила, что скорее всего будет не в доме, а за домом. Мэтью позвонил у парадного входа, не дождался ответа и пошел вокруг дома по дорожке буйно разросшегося сада, где ярко полыхали красные цветы бугенвиллей и желтел гибискус. Едва он свернул за угол, как увидел Карлу: она поднялась с шезлонга и шла ему навстречу с протянутой для рукопожатия рукой.

На ней было черное бикини — почти ничего, особенно то, что изображало бюстгальтер; худощавые бедра плотно обтянуты узкой полоской трусов. Она была высокая и длинноногая; кожа казалась очень белой на фоне черного купальника, и эта бледность плоти делала женщину хрупкой, беззащитной и неотразимо сексуальной. Мэтью подумалось, что она, в отличие от большинства женщин, вряд ли казалась бы более возбуждающей, если бы сняла с себя все. Да, она соблазнительна, несмотря на тощие бедра и выступающие ключицы. Движения свободные, почти мальчишеские, темные волосы обрамляют узкое лицо, глаза прячутся за огромными солнечными очками, большой рот не накрашен, улыбка делалась тем шире, чем ближе она подступала к Мэтью.

— Мистер Хоуп, я рада видеть вас.

Голос хрипловатый, то ли она много курит, то ли часто выпивает.

Она пожала ему руку.

— Быть может, я не вовремя? — спросил он.

— Нет-нет, как видите, я просто сидела здесь и читала. — Она ленивым движением руки указала на шезлонг, на столике возле которого были разбросаны журналы; стоял там и кувшин с лимонадом и маленькое ведерко со льдом. На подносе рядом с ведерком — два пустых стакана.

— Хотите лимонаду? — спросила она.

— Если можно.

Она набросала в оба стакана ледяных кубиков и налила лимонад. В ослепительных и жарких лучах солнца особенно яркими казались три цвета — белый, желтый, черный. Рубашка и пиджак Мэтью буквально прилипли к телу. Женщина протянула ему стакан, он подождал, пока она нальет себе.

— Садитесь, пожалуйста.

Мэтью опустился в шезлонг. Некоторое время они молча потягивали лимонад. Внизу под манграми пеликан нырял за рыбой. Чуть рябила вода в бассейне, ярко-голубая под ясным небом. Дворик и бассейн примыкали к полосе мангров, и за манграми вода была уже не голубой, а серо-зеленой. Грозовые облака приближались, и в воздухе пахло дождем. Но солнцу словно бы не хотелось уходить за облака, его луч передвинулся с одной лодыжки на другую, белый на белом.

— Итак, — заговорила женщина, — вашему человеку удалось что-то узнать.

Вот и все дела. Она даже не знала имени нанятого им сыщика, она пришла к Мэтью именно для того, чтобы избежать контакта со столь непристойной особью рода человеческого. Стало быть, она и не знала о том, что особь эта мертва: убита двумя выстрелами в упор в жаркую летнюю ночь. Восьмое июня — разгар лета в штате Флорида. Оно здесь начинается иной год с конца апреля. Насильственная смерть настигала людей, случалось, и в штате Флорида, и настигла воскресной ночью милого человека по имени Отто Самалсон, который слишком много курил и оттого покашливал и который отлично справлялся со своим делом. «Ваш человек» — так назвала его она. Мэтью не был уверен, что Отто понравилось бы, если бы его считали чьим бы то ни было человеком. Сам Мэтью назвал бы Отто своим, совершенно своим.

— Мой человек мертв, — сказал Мэтью.

— Что? — Женщина непроизвольным жестом сняла свои солнечные очки.

Солнечные очки были на ней и в тот день, когда она явилась к ним в офис, и она их не снимала в течение всего визита. Лицо у нее было вытянутое и озабоченное, очки усиливали впечатление мрачной озабоченности, черные на белой коже, непроницаемые, словно загадочная надпись на неизвестном языке. В конторе она тогда сказала, что ее мужу сорок пять, а о ней самой Мэтью, прикинув, подумал: лет за тридцать и, пожалуй, ближе к сорока. Теперь он впервые увидел ее глаза — цвета зеленой болотной воды, молодые и оживленные умом. Без очков она выглядела лет на десять моложе, и угловатость сложения определенно шла ей.

— Он был застрелен на Тамайами-Трейл, — сказал Мэтью, а она продолжала смотреть на него неподвижным взглядом. — В ночь на прошлое воскресенье. Его звали Отто Самалсон.

Зеленые глаза не изменили своего застывшего выражения.

— Вы могли прочесть об этом в газетах. Или увидеть по телевизору.

— Нет, я ничего не читала и не видела.

— Во всяком случае, он мертв.

— Мне грустно слышать это, — произнесла она и, не делая паузы, добавила: — Значит ли это, что я должна искать другого детектива?

А я, я-то как, думал Мэтью. Что остается делать мне? Неужели безвременная и нелепая смерть Отто Самалсона означает, что я всего-навсего должен отыскать другого частного детектива для услуг ей, другого, но столь же безликого и анонимного?

Он едва удержался от вздоха.

— Если вы полагаете, что он вам нужен, — сказал он.

— Но ведь этот человек мертв.

— Да, он мертв, миссис Неттингтон.

— Мы ведь должны как-то продолжать…

— Миссис Неттингтон, я получил от него отчет. Вчера я прослушал магнитофонную запись.

— Почему вы мне сразу об этом не сказали? Когда вы получили этот отчет?

— Во второй половине дня в прошедшую пятницу.

— И не позвонили мне?

— Отто хотел сделать дубликат записи. Я решил подождать, пока он его сделает.

— Какая это запись? О чем речь?

— Видите ли, Отто установил магнитофон…

Карла не дала ему договорить.

— Кто она? — быстро спросила она. — Кто эта женщина?

— Некая Рита Киркман.

По выражению ее глаз он понял, что имя ей неизвестно.

— Она живет в Харбор-Эйкрс, — продолжал Мэтью. — Там и сделана запись. В ее доме.

— Где запись? Я хочу ее услышать!

— Запись? У Отто в офисе. Полиция…

Она перебила опять:

— У вас нет ее с собой?

— Нет. Полиция расследует дело об убийстве, миссис Неттингтон.

— Вы хотите сказать, что пленку прослушают в полиции?

— Вполне реальная возможность.

— О Боже! — воскликнула Карла. — И что там записано?

— Все, что вы хотели, — ответил Мэтью.

— Когда я могу послушать ее?

— Я свяжусь с полицией. Я уверен…

— Я не хотела бы вмешивать полицию в свои дела.

— Да, но, к несчастью, Отто был убит, — сухо заметил Мэтью.

Она молча уставилась на него, пытаясь сообразить, есть ли в его словах ирония.