Страница 66 из 78
Дверь приоткрылась, и в проеме показалась голова Мика. Раздражение Пайпер внезапно улетучилось.
— Я не вовремя? — Он несмело улыбнулся.
— Извини, что кричала. Я так рада тебя видеть! Скорее. Закрой дверь.
Пайпер опять нырнула в свою большую сумку, почти уверенная, что утром бросала туда сережки — вместе с туфлями, упаковкой экседрина[41] и бутылкой «Пино Гри»[42]. Сережек она не нашла, зато раскопала маленький подарок, который планировала вручить Мику вечером. Почему бы не сделать это сейчас?
— Держи, — сказала она, протягивая коробочку одной рукой, а второй продолжая перерывать сумку в поисках сережек.
Может, стоит забыть о них? Сегодня у нее просто показ экспозиции сотрудникам и членам совета. Кому какое дело, в серьгах она или нет?
— Хочу, чтобы это было у тебя.
Пайпер посмотрела на Мика и улыбнулась.
Тот вошел в комнату и обогнул стол.
— О, спасибо! — сказал он. — Открывать сейчас?
— Может быть, позже. Я хочу видеть твое лицо, когда ты откроешь, но сейчас я ужасно опаздываю.
Мик рассмеялся.
— Без проблем.
Он сунул коробочку размером с колоду карт в карман брюк.
Пайпер отпила из бутылки.
— Хочешь вина?
— Может быть, позже.
Мик зашел за спину Пайпер, убрал ей волосы на одну сторону и нежно помял в пальцах мочку ее уха. Потом она почувствовала на затылке его теплое дыхание, и он продел золотой штырек в проколотую дырочку.
— Полагаю, ты это искала?
Она хихикнула и выпрямилась, машинально прислоняясь к Мику и закрывая глаза. Хотелось лишнюю секунду насладиться ощущением его надежного тела.
— Где ты их нашел, Мик?
— Здесь, на твоем письменном столе, — ответил он, убирая волосы с другой стороны и продевая вторую сережку в другое ухо.
— Спасибо огромное. Я такая растеряша.
Пайпер повернулась к нему лицом и, хотя на губах у молодого человека играла приятная улыбка и он сногсшибательно выглядел в парадно-выходной рубашке с открытым воротом и в широких вечерних брюках, почувствовала что-то неладное. Красивые голубые глаза Мика были затуманены.
— Мик?
— Я знаю, что ты опаздываешь. Просто хотел пожелать удачи.
Он скользнул ладонями по округлостям ее бедер, но она не купилась на это.
— Что такое?
— А, черт, — сказал он, потирая подбородок и отводя глаза. — Я сегодня опять говорил с людьми из «Компаса», любимая.
Пайпер ахнула.
— Тебе не дали шоу?
— Присядь на минутку.
Мик устроился в кресле за письменным столом, усадил Пайпер к себе на колени, откинулся назад и заглянул ей в лицо. Он выглядел изможденным. Пайпер знала: это потому что последние две недели она заставляла беднягу работать на износ. В этот момент девушка решила, что обязательно компенсирует Мику его затраты. Побалует его чуть-чуть. Или не чуть-чуть. Ведь у нее будет уйма свободного времени, после того как ее уволят.
— Мне нужно немедленно лететь в Лос-Анджелес.
Казалось, мозг Пайпер отказался воспринять то, что она услышала.
— То есть через несколько дней? На следующей неделе?
Мик покачал головой.
— Завтра после обеда.
Пайпер хотела встать, но он держал ее крепко.
— Я пытался уговорить их подождать, но они уперлись: или завтра, или никогда. Мой агент…
— Мне надо идти.
Пайпер собрала все силы и вскочила с его колен. Ей вдруг показалось, что ее голова весит тонну. Что она вот-вот лопнет. Она пошла к двери, понимая, что что-то забыла, но уже не обращала на это внимания.
— Пайпер, пожалуйста, позволь объяснить.
Она резко развернулась. Она понятия не имела, откуда в ней столько драматизма. Наверное, из-за стресса. Или вина. Но ей вдруг захотелось визжать и топать ногами, оттого что Мик сообщил ей, что не придет завтра на открытие выставки.
Как он может?! Предпочесть ее какому-то реалити-шоу! Он ей нужен. Завтра, когда настанет минута великого разоблачения, он должен быть рядом с ней.
Он обещал.
Пайпер почувствовала, что внутри у нее все сжалось от тоски. «Ну вот, опять», — подумала она. Мик снова бросит меня. Разобьет мне сердце.
— Пайпер, послушай. — Мик медленно пошел к ней, выставив перед собой руки, словно приближался к пугливому дикому животному. — Я буду здесь весь сегодняшний вечер и завтрашнее утро. Я сделаю все, что нужно, чтобы подготовить экспозицию, как и обещал. У меня рейс в десять утра с пересадкой в Чикаго, но назад я нашел вечерний самолет прямым сообщением до Бостона. Мне даже не придется там ночевать.
— Ничего страшного, — сами собой проговорили ее губы. Пайпер подняла подбородок и смахнула с пиджака шерсть. — Я понимаю. Мне пора наверх.
Мик попытался прикоснуться к ней, но она отпрянула.
— Послушай, я расстроена. Я знаю, что это неправильно. У тебя свое, Мик. А у меня свое. Вот и должен каждый заниматься своим. Не нужно было вешать на тебя этот дурдом. Это нечестно.
— Пайпер, это не…
— Поговорим потом. Мне нужно идти.
Она оставила Мика в рабочей комнате. Ее голова уже была занята кучей мелких деталей, необходимых, чтобы успешно пережить предстоящую ночь, теперь же на нее еще накатывали сокрушающие волны эмоций, а на это у нее времени не было.
Черт бы тебя побрал, Мик Мэллой, думала она, ударяя по кнопке лифта.
Очутившись внутри, Пайпер прижалась лбом к прохладной металлической стенке кабины. В ушах зазвенели слова Офелии, которые та написала подруге вскоре после того, как ее сын, Уильям, погиб в сражении при Энтитеме[43]. В том письме Офелия обращалась к читателю из бездны полного отчаяния.
Бывают времена, когда от нас требуется выносить невыносимое, погружаться в себя и находить твердую сердцевину силы, о существовании которой мы даже не подозревали. В конечном итоге отвага — это борьба, которую душа ведет в одиночку. Другой человек никогда не сможет быть храбрым вместо нас.
Пайпер расправила плечи. Если Офелия нашла в себе силы жить дальше после смерти сына, то и она, Пайпер, конечно, не рассыплется завтра перед толпой на открытии осеннего сезона.
Двери лифта открылись. Пайпер зашагала к южной галерее, направляясь к стайке сотрудников музея и попечителей, собравшихся у закрытых двойных дверей. Среди них был и Уоллес Форсайт, но он не осмелился встретиться с Пайпер взглядом. А его жена Полетт отделалась слабой улыбкой.
— Спасибо всем, кто зашел на огонек, — обратилась Пайпер к собравшимся. — Надеюсь, что выставка вам понравится.
Пайпер открыла двери. Все захмыкали и одобрительно зашептались, сбиваясь в кольцо вокруг демонстрационного пьедестала, ширина которого была около пяти футов. Они разглядывали холст, подвешенный цепями к потолку, и Пайпер видела, что многие начинают хмуриться. На холсте проектор изображал сцены из жизни процветающего Бостона середины девятнадцатого века, которые сменялись картинами рабов на полях, аукционных помостов и развешанных по деревьям трупов людей, погибших от рук линчевателей.
Когда в толпе ошарашенно зашептались, Пайпер завела руку за спину, нажала на стене выключатель, и холст исчез под потолком, открыв зрителям вращающийся манекен. Тот начал медленно поворачиваться, и зрители восхищенно заохали. Некоторые даже засмеялись от неожиданности. Это были две человеческие фигуры, стоявшие спиной друг к другу: одна — рабыня в цепях, а другая — почтенная матрона Офелия Харрингтон, сжавшая кулаки и открывшая рот, как будто ее прервали на полуслове. Звуковая дорожка включилась вовремя, и сильный женский голос провозгласил: «Владеть человеком значит уничтожать человеческую жизнь».
Пайпер повернула другой выключатель, и освещенная дорожка направила персонал и членов совета к новым экспонатам. Лапалья чуть отстал.
— Отлично сказано, Пайпер, — сказал он и подергал себя за галстук. — Э… должен признаться, что получилось несколько сложнее, чем я ожидал. И гораздо сильнее в плане политической начинки.
41
Лекарственный препарат, анальгетик.
42
Название группы белых вин из одноименного сорта винограда.
43
Сражение Мэрнлендской кампании в ходе Гражданской войны в США между федеральной армией и армией Конфедерации; самое кровопролитное однодневное сражение в американской истории: с обеих сторон погибло около 3600 человек. Произошло оно 17 сентября 1862 года у реки Энтитем-Крик.