Страница 38 из 61
Новожилов нашел кости динозавров, свидетельствовавшие о наличии здесь мезозойских отложений, по-видимому, меловых, что представляло интересную новость и для нас, и для геологов. Пока шли раскопки, мы с Новожиловым совершили два небольших разведочных маршрута: он в район Цасту-Богдо, где действительно оказались пермские континентальные отложения с большим количеством окаменелых деревьев, а я — на гряду Оши, в район Больших озер.
Третичный носорог — хилотерий
Гряда Оши — длинный обрыв, вытянутый параллельно подножию хребта Цзун-Чжиргаланту, являющегося продолжением хребта Бумбату-Хайрхан на западе. Нижняя часть обрыва сложена зеленовато-серыми конгломератами, а верхняя — красными глинами и желтоватыми песками с конкрециями, в которых встречаются кости млекопитающих: гиппарионов, мастодонтов и носорогов. Это местонахождение точно такого же типа, как и Бэгэр-Нур, отличалось от соседнего Алтан-Тээли наличием остатков мастодонтов. Различия в геологическом строении местонахождений Оши и Алтан-Тээли и в составе их фауны указывают и на различия в образовании этих местонахождений. Алтан-Тээли — местонахождение предгорного типа, а Оши и Бэгэр-Нур, по-видимому, — озерного.
Я не останавливался долго на Оши, потому что костей здесь, как и в Бэгэр-Нуре, оказалось тоже немного. Кроме того, с полуторкой, на которой я поехал, случилась авария — был пробит якорь динамо, и в любой момент машина могла выйти из строя. Поэтому на следующий же день к вечеру пришлось вернуться в лагерь.
На другой день мы попытались с Нестором Ивановичем обследовать центральную, более западную часть местонахождения Алтан-Тээли, но безуспешно: начался такой страшный ливень, что мы едва успели добраться до лагеря — вслед за нашим приездом по руслу помчалась бешеная река. Мы не на шутку стали опасаться, как бы не смыло и наш лагерь, стоявший в этом русле, правда, на значительном возвышении. К счастью, ливень не был продолжительным.
Июль — месяц наиболее спокойный в отношении ветров, однако в котловинах постоянно кружатся вихри — смерчи. Ефремов имел "удовольствие" испытать на себе силу смерча, налетевшего неожиданно, когда ничего не подозревавший Иван Антонович сидел в палатке и записывал наблюдения в дневник. В палатке моментально поднялась туча пыли, отчего Ефремов невольно зажмурил глаза. Тотчас же он ощутил удар по голове — это вылетела из земли вырванная вихрем мачта палатки, которая стала медленно заваливаться, накрывая Ивана Антоновича. А на улице к этому времени все уже было спокойно, и солнышко весело светило, как бы посмеиваясь про себя над шуткой брата-ветра.
июля наша экспедиция прекратила работы на Алтан-Тээли, загрузив до отказа машины, а 9-го, распрощавшись с Алтан-Тээли, выехала в Улан-Батор.
Приятно было возвращаться нагруженным богатой добычей, да и дорога была хорошей — автомобильный тракт. Мы ехали по степной равнине, которую сменила затем черная голая пустыня Гуйсуин-Гоби ("Гоби смерчей"), так же, как и Шаргаин-Гоби, вымощенная полированной галькой. Дно котловины было заполнено пухлыми глинами.
Миновав Гуйсуин-Гоби, мы остановились на ночлег у небольшого родничка, близ развалин Могоин-Хурэ ("Змеиный монастырь"). До Цаган-Олома, куда Ефремов перенес из Юсун-Булака базу, оставалось 130 километров. Этот отрезок пути шел по гористой местности с постоянными подъемами, перевалами и спусками. Во второй половине следующего дня мы прибыли в Цаган-Олом, где оставались на базе (препаратор и рабочий, встретившие нас с большой радостью, не только потому, что соскучились, но и потому, что у них кончились продукты и два дня они сидели уже на одной картошке.
Ландшафт с гиппарионовой фауной. На переднем плане — гиппарионы, сзади — жирафы
Цаган-Олом стоит на реке Цзабхан-Гол, которая, вырываясь из темного скалистого ущелья, сразу растекается широкой лентой. Быстрое течение заставляет ее бурлить и пениться на порогах, которые в виде поперечных цепей преграждают путь реке. С большим удовольствием мы выкупались в настоящей большой реке!
На следующий день наша экспедиция добралась до Цзаг-Сомона, от которого на Улан-Батор имеются две дороги: северная — через Ара-Хангай и южная — через Убур-Хангай. Мы избрали вторую.
Дождь лил всю ночь и не прекратился к утру, поэтому мы решили выезжать. После Цзагиин-Гола машины свернули вправо на Убур-Хангайский тракт. Дорога пошла по узким межгорным долинам, то поднимаясь на небольшие перевальчики, то спускаясь с них. Такая дорога удобна для машин, так как небольшой подъем берется с ходу за счет разгона машины под спуск.
Вскоре на нашем пути стали попадаться могильники — то там, то здесь виднелись камни, выложенные в круг, торчали плиты, а в некоторых местах даже высились каменные обелиски. Их особенно много оказалось в районе озера Баян-Hyp.
Кругом были гранитные скалы с причудливыми формами выветривания, напоминавшими Чойрен в Восточной Гоби. Выехав из скал, мы поехали вверх по течению реки Цаган-Турутуин-Гол. Вздувшаяся после дождя река выглядела грозно, с шумом неся свои воды и ворочая крупные камни. Переправа через нее стоила нам немалых трудов, хотя река и не была глубокой. Вскоре мы добрались до Баян-Хонгора — аймачного центра, расположенного в гигантском старинном монастыре, напоминавшем по количеству построек скорее город, нежели монастырь. Здесь нам пришлось остановиться, так как впереди были реки, переехать через которые едва ли было возможно сейчас — после таких проливных дождей.
Утром погода прояснилась. Но, хотя на небе было обычное яркое гобийское солнце, дороги после дождя превратились в сплошной кисель, и нам пришлось подождать с выездом до обеда, пока не подсохло. Едва мы проехали 5 километров, как путь нам преградил громадный ручей, образовавшийся из дождевых вод и от таяния снега, выпавшего в горах. С великим трудом нам удалось преодолеть этот бешеный поток шириной не менее километра, причем в том месте, где в сухое время года вообще не бывает никакой воды. Теперь солнце, с одной стороны, помогало нам, просушивая дорогу, а с другой — вредило, растапливая снег в горах и вздувая реки. Еще 5 километров — и перед нами новая преграда — река Харнагаин-Гол. Это уже серьезнее, чем ручей, который мы только что переехали. Недаром монголы предпочитают ездить летом в Улан-Батор через Ара-Хангай.
Древний могильный обелиск
Мы попробовали поискать брод — первым вызвался Новожилов, бодро зашагавший вперед своей легкой походкой. Сначала глубина была по щиколотку, но, дойдя до границы истинного берега и русла и не видя ее под водой, он вдруг шагнул в бездну, сразу потеряв равновесие. Воды в русле ему было по шею, но, не умея плавать, он, перепуганный, поторопился выбраться назад. Последующие "глубомеры" раздевались до трусиков, не желая купаться во всем костюме. Везде была глубина более метра и сильное, валившее с ног течение. Ничего не оставалось делать, как ждать "у моря" погоды.
К счастью, нашлось интересное занятие: мы остановились в том месте, где была масса могильников различных форм. Решили раскопать один из них — в помощь работавшей в это время в Монголии археологической экспедиции под руководством профессора С. В. Киселева. На выбранной нами могиле была большая куча камней и каменных глыб, а вокруг — довольно большой квадрат, выложенный камнями. По углам стояли тяжелые столбы-плиты. До обеда нам хватило времени только на то, чтобы раскидать камни с могилы; некоторые из них были громадных размеров, и требовались усилия нескольких человек, чтобы сдвинуть такой камень с места. После обеда приступили непосредственно к раскопкам. Углубившись примерно на полметра, мы обнаружили громадную каменную плиту, весившую много тонн. Бесполезны были наши попытки сдвинуть ее даже при помощи машины. Тогда надумали заложить сбоку траншею и подкопаться под плиту. День клонился к вечеру, а паши раскопки были еще бесплодны, несмотря на то, что траншея имела глубину уже не менее двух метров. Мы решили прекратить работу, так как стало темнеть и все изрядно устали. И тут — как бывает в сказке: последний удар заступа — и вылетела человеческая кость. Скелет, полную выемку которого закончили только при свечах, принадлежал высокому человеку, вероятно, мужчине, похороненному, однако, без всяких почестей. При нем не было абсолютно никаких предметов: ни украшений, ни оружия. В Улан-Баторе мы передали свою находку археологам, которые определили давность могильника в 3000 лет. Отсутствие предметов украшения и оружия археологи объяснили тем, что, вероятно, это был вражеский вождь, с которого после смерти было все снято. Сохранность костей была неважная: они рассыпались при малейшем неосторожном прикосновении, и Эглон долго возился, пропитывая их специальным клеем.