Танцующая с Ауте

Всхлипывая, она начинает говорить, выплёскивая на меня всё то, что накопилось в душе за жуткие пять лет.

— …вызвал на дуэль и убил… За что? Я знаю, что он горюет о Таринте, но Лиданато чем перед ним провинилась? Она и меч толком держать не умела… Леди Даратея стала совсем ненормальная, никто от неё никогда не слышит ни смеха, ни шутки… всё время занята чем-то, работает, пока не падает с ног… ходит по они, а за ней аура гнева такая, что изолирующие перегородки лопаются, точно разбитое стекло. От неё даже консорты шарахаются… мама, наоборот, ни о чём серьёзном не говорит, какая-то беззаботно-радостная, водит к себе в покои мужчин десятками, а глаза пустые-пустые, будто и не видит их или кого-то другого на их месте видит… А недавно во время одного из уроков я ошиблась, и Раниэлю-Атеро едва удалось вернуть меня из изменения… Учитель залепил мне такую пощёчину, что меня отбросило к противоположной стене, и сказал, что если я тоже умру, он специально для меня изобретёт способ выпороть призрак… не шутил…

Слушаю эту сбивчивую исповедь, растерянно гладя её по волосам. Несу глупую успокаивающую чушь. Бред какой-то. Чтобы эль-ин так зацикливались на каких-то эмоциях? Что происходило здесь все эти годы? Ауте, о чём ещё мне не рассказали родители?

Зелёная чернота и золото крыльев смешались, заполняя зал беспорядочно мечущимися бликами, тёмные, как ночь, волосы окутывают наши склонённые фигуры невесомым плащом.

Виор уже не плачет, просто тихо вздрагивает, прижавшись ко мне. Чуть отстраняюсь. Виор запрокидывает лицо, удерживая не желающие останавливаться слёзы. Мягким прикосновением заставляю её вновь взглянуть на меня.

— Антея… ты… Ты не представляешь, каково это — наконец увидеть хоть одно нормальное, не потерявшее себя от горя существо! — Я с ироничной печалью приподнимаю уши, и на её юном лице появляется отражение того же невесёлого юмора. — Нет, тебе тоже плохо, но ты не любуешься своим страданием, не смакуешь скорбь, точно редкое блюдо! Ты не ведёшь себя так, точно все окружающие должны ходить вокруг тебя на цыпочках, щадя твои чувства, не требуешь делать тебе скидку, мириться с любыми твоими выходками. Ты… — Она хлюпает носом. — Ты…

— О да, я просто отрезала себя от всех и вся, не позволяя тем, кого люблю, приблизиться ни на шаг, опасаясь, что их участие сломает меня, доведёт до состояния безвольного комка боли…

Новые откровения тонут в очередной серии жалобных всхлипов. Нд-а… Раньше мне как-то не приходило в голову, как должно со стороны смотреться наше истеричное и эгоцентричное общество. Нет, я далека от мысли, что эль-ин могут играть на публику, но вот закатывать представления скорее для себя самих, нежели для окружающих, это пожалуйста. Если кто-то считает выход из депрессии предательством любимого человека…

Недоверчиво шевелю ушами.

Ну и ну. Всего триста лет покоя, и полюбуйтесь, во что мы превратились.

Как такое могло случиться?

Осторожно провожу рукой по спине Виор, поглаживая напрягшиеся крылья.

— Гнев и боль — тоже часть нас самих. Как и страх, и отчаяние, и даже ненависть. Все эти чувства имеют свой особый смысл, все необходимы для выживания. Нельзя просто отказываться от этих эмоций, разве ты не понимаешь?

Она дёргается, точно от удара.

— Но они отвергают всё остальное!

— Да. Когда боль слишком сильна… иногда единственный выход — погрузиться в неё, не замечать ничего другого. Так бывает. Но это путь на уничтожение себя и других. К сожалению, я осознала это слишком поздно. — Откидываю с её лба прядь тяжёлых, очень длинных волос. — Не нужно концентрироваться на своей обиде. Лучше подумай, что ты можешь сделать, чтобы изменить это.

— А что я могу сделать? Возвращать мёртвых запрещено и изменять живых насильно тоже!

Снова приподнимаю брови, копируя мимику Аррека.

— Ты воин в ранге Мастера, ты аналитик высшей квалификации. Ты — гордость, величайшее сокровище клана Дериул. Тебе доступно то, чего никогда не смогу достичь я. Подумай. Потом посмотри на ситуацию с иных точек зрения и ещё раз подумай. Используй то, чему тебя учили, наследница!

Её рот окрашивается кровью — острый белый клык больно прикусил нижнюю губу. Знакомая привычка, сколько раз сама так делала. Наклоняюсь, снимая солоноватые капли губами, ощущаю в её крови бурю эмоций и зарождающееся спокойствие аналитика. Ага. Кажется, кризис проходит.

Виор снова смотрит на меня, но на этот раз за безбрежной зеленью её глаз ощущается мощь незаурядного интеллекта, который наконец-то начинают приводить в действие.

— Я не такая, как ты. Нет больше таких, как ты. Ты не сметаешь препятствия со своего пути, как Даратея, не заставляешь других убирать их за тебя, как Раниэль-Атеро, не обходишь их и не игнорируешь… Ты просто… оказываешься на другой стороне, и как-то вдруг получается, что препятствия и не препятствия вовсе, а удобный трамплин для следующего старта.

Не могу не усмехнуться: вот так определение моего стиля работы с неприятностями. Слышали бы её сейчас умники из Конклава Эйхаррона!

— Ты только что дала классическое определение деятельности любой вене, дорогая.

— Но ты не любая вене! Ты особенная!

— Чем? Тем, что сохранила способность к глубинному изменению и в зрелом возрасте? Это наследственность, любая Тея так может. Что ещё я могу делать, кроме как танцевать? Нет, малыш, особенная ты. Это хорошо, что тебе достанется титул наследницы.

Аррек всё-таки прав, я совершенно не вписываюсь в рамки любого общества, даже общества эль-ин.

Юная Тея шевелит ушами, пытаясь со всех сторон обдумать мои слова и мельчайшие оттенки выражений, с которыми они были сказаны. Ах, какая эль-ин из неё вырастет, если дать этому ребёнку время!

— Ты не права. Точнее, права, но не в том смысле, в каком ты думаешь.

— Что есть смысл? Что есть правда?..

— Не играй сен-образами! Ты можешь сколько угодно наслаждаться прихотливостью различных языков и философским многозначием определений, всё равно ты делаешь то, что не под силу никому другому!

— Это извинение, чтобы ничего не делать самой?

— Нет!

Прерываю её взмахом руки:

— Закончим на этом.

Всё-таки не зря я столько времени находилась рядом с арр-Вуэйном. Кое-какие навыки в общении с истеричными детьми удалось приобрести. Немного поспорили на отвлечённые темы, и — гляди-ка! — девочка пришла в себя.

Ласточкой взмываю в воздух и без всплеска вхожу в зеленоватые воды бассейна. Это, конечно, не великолепная ванна в аррском стиле, но плавать в нём — одно из величайших наслаждений моей жизни. После полётов, конечно. С удивлением замечаю, что мне не хватает высоких волн океана, ощущения смертоносной бездны под собой. Допутешествовалась. Это всё Аррек с его дурацким пристрастием к солёным лужам! Ладно, если мне так уж хочется щекотать нервы присутствием большеротых чудовищ в собственной ванне, их всегда туда можно поселить!

Доплываю до противоположного края, стремительно разворачиваюсь, несусь назад. Движения чёткие, экономные, каждый мускул совершенно точно знает, что ему делать. Да, общение с Арреком определённо не проходит для меня даром. Ныряю, в несколько гребков достигаю дна, подплываю к внешней границе бассейна. Вода удерживается силовым полем, отражение света от поверхности бассейна выглядит совершенно по-особому. Устремляюсь вверх, выскакиваю на «сушу», активизирую набор осушающих заклинаний. Виор окидывает меня странным изучающим взглядом, ну очень напоминающим взгляд Раниэля-Атеро. Аналитик до мозга костей.

— Я не очень хорошо помню, что было до Эпидемии, но мне кажется, что за это время ты здорово изменилась, тётя Антея.

— Каждое мгновение меняет нас, Виортея-тор. Это аксиома. — Называю её официальным именем, чтобы подчеркнуть — разговор вышел из плоскости личных отношений.

— Ты используешь философию как оружие, причём обоюдоострое. — Это не вопрос, она просто рассуждает вслух.

— Согласись, это хорошее оружие.

— Философия — остановка жизни, небытие смерти. Ту замирает, ты выходишь за его пределы, за свои пределы, чтобы увидеть новый смысл. Это — высокое искусство. Не стоит так просто разбрасываться им направо и налево ради забавы или сиюминутного развлечения.