Пурпур и бриллиант

Бесчисленное количество раз повторял он эти слова; еще не умея толком держать в руках шпагу, он уже мечтал драться на дуэли. Из года в год в день своего рождения он устраивал турниры, где юноши из предместья сражались в поединках деревянными саблями.

– Из-за женщины?

Симон снял шляпу и стал вертеть ее в руках, сминая мягкие поля.

– Это произошло в Лиссабоне. В двух словах всего рассказать невозможно.

– С кем он дрался?

Симон промолчал, а Каролина не решалась взглянуть ему в глаза. Она ждала, хотя уже не нуждалась в его ответе. Шум волн бился в ее ушах. Звук все усиливался, нарастал, превращался в оглушительное громыхание.

– Остановите шлюпку! – внезапно крикнула Каролина.

Мора оглянулся:

– Это вам не карета, – сказал он, добродушно усмехаясь.

– Поворачивайте! Сейчас же! – В ее голосе было нечто, заставившее капитана подчиниться.

– Спустить паруса! – крикнул он своим людям. – Оставить только кливер.

Шлюпка замедлила ход. Ритм бьющих о борт волн стал реже.

– Кто это был? – требовательно спросила Каролина. – Говорите прямо.

Симон оставил шляпу в покое и поднял лицо. Неужели это Симон? Ей показалось, что этого мужчину Каролина никогда прежде не видела. И внезапно она все поняла.

– Это был герцог, – сказала она.

Она знала, что это правда, и все же ждала, что Симон начнет все отрицать.

Но он молчал.

– Он убил Филиппа? – Она забыла, где находится.

Потеряв голову, она вскочила на ноги и шатаясь побрела к борту.

Симон догнал ее, оттащил обратно.

– Да выслушайте же меня! Да, дело было в женщине – в вас! Все это было каким-то ужасным недоразумением. Это Филипп принудил герцога к дуэли. Вы же знаете своего брата. Когда он ненавидел, то становился другим человеком, не ведающим, что творит. Филипп боготворил герцога. Это был его идол, пример для подражания, он хотел быть таким, как герцог. Но когда вас похитили, все изменилось! Филипп винил во всем одного герцога, он возненавидел его. Когда герцог, вместо того чтобы следовать за вами, послал в Африку Рамона Стерна, Филипп совсем потерял голову.

Каролина позволила снова усадить себя на скамью. Она слышала голос Симона, но не понимала его слов. Это был всего лишь шум, сотрясение воздуха – как плеск воды, свист ветра и хлопанье паруса.

– Когда я приехал за ним в Лиссабон, он кипел от ненависти. Мы отправились к герцогу, но не застали его дома. Там, на широкой лестнице, мы встретили того араба, что привез весть о вашей смерти. Я уже сказал вам, что герцог не поверил ему. Чтобы доказать, что вы живы, он повел нас с Филиппом в дом и показал целый бриллиант. Тогда Филипп в гневе бросил ему под ноги шпагу. Подождите! Да, дело дошло до драки, но не герцог убил его...

Каролина прервала Симона:

– Где похоронили Филиппа?

– В Розамбу.

Она кивнула. Мать. Отец. А теперь Филипп! Осталось лишь одно свободное место в семейном склепе. Она станет последней. Узкая полоска земли, белая мраморная плита, куда заходящее солнце будет бросать последние угасающие лучи – да и то только летом, когда оно описывает большой круг.

Каролина сделала знак Мора. Капитан закрепил штурвал, взял стоящую на корме лампу и подошел к француженке. Он злился на самого себя, но не решался спросить, в чем же дело. От этой женщины, поднявшей к нему бледное и поразительно спокойное лицо, исходило что-то, заставившее его зябко поежиться.

– Мы плывем обратно, – тоном, не терпящим возражений, сказала Каролина.

Подчиняясь односложным приказам капитана Мора, матросы изменили курс. Несмотря на сильный бриз, они проделали этот маневр так ловко, что никто ничего не почувствовал, а шлюпка, казалось, подчинялась не ветру и вол нам, а таинственной внутренней силе.

Со штурвалом в руках и незажженной сигарой в зубах, стоял на корме капитан. Стараясь не выдавать своего любопытства, он искоса поглядывал на Каролину. Капюшон упал с ее головы, и свет лампы теперь освещал ее лицо. Ее губы были чуть приоткрыты, глаза устремлены вдаль. На виске билась голубая жилка.

Легкий туман собирался над морем, неся с собой запах водорослей. Ночь была темной, безлунной, но усыпавшие небосвод звезды сияли так же ярко, как приближавшиеся огни Алжира. Город вырастал над черным зеркалом моря, как многоступенчатая пирамида из белого камня. Берег становился все ближе.

Каролина с испугом наблюдала за его приближением. Она сама отдала приказ возвращаться. Но что ей тут делать? Что ей вообще делать там, где есть люди, терзающие других людей? Нет, прочь, прочь отсюда – от мертвых и живых, от прошлого и будущего – и от себя самой. Каролина не желала ничего иного, кроме как укрыться за любыми стенами – только чтобы защитить свою жизнь. И такое убежище у нее было – Розамбу, замок ее отца, с крепкими стенами и прекрасным парком. Теперь этот замок стал тих, как монастырь. Пруд у турецкого павильона, статуи, тенистые, заросшие шиповником беседки. Розамбу.

Ей нужен корабль. Гоунандрос должен найти его.

Она поднялась и подошла к Мора.

– Вы потеряли свое судно. Сколько вам понадобится времени, чтобы снарядить новое?

Мора вынул сигару изо рта и принялся разглядывать ее, пытаясь справиться с изумлением.

– Куда вы собираетесь плыть?

– В Марсель. Скажите, когда мы сможем выйти в море?

– Корабль найти недолго. Что касается команды, я надеюсь, капитан Мора еще что-нибудь значит для пиратской братии. Но в любом случае вам придется смириться с видом не слишком приятных физиономий.

– Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Марселя?

– Это зависит от того, как часто вам будет приходить идея повернуть обратно.

– Такое не повторится.

Она говорила с ним так, словно он был ее давним и хорошим знакомым. Он бросил сигару в море.

– Рассчитывайте на одну неделю.

– С балластом судном легче управлять, – сказала Каролина. – Однако на это времени может не быть, – практическая сметка никогда ей не изменяла.

Женщина, понимающая в судоходстве! Она все больше вырастала в глазах капитана.

– Вы можете быть спокойны. К завтрашнему дню у вас будет судно, какое полагается.

– Какое полагается, – повторила она как эхо.

– Я не хотел доставить вас к кораблю супруга, а теперь собираюсь плыть с вами в Марсель. – Мора был смущен, что бывало с ним крайне редко.

Он не знал, правильно ли поступает. Все было необычно с этой женщиной. Она не приказывала, не просила, не пыталась воспользоваться своим богатством. Просто невозможно было поступать иначе, чем хотелось ей.

Каролина вернулась на свое место и погрузилась в молчание. Она не замечала вопросительного взгляда Симона. А он все ждал какой-нибудь реакции, чего-то, что прервет эту тягостную тишину.

– Вы ведь не дослушали меня до конца, – начал Симон.

Он хотел разрушить ту стену, что она возвела вокруг себя.

– Не герцог убил Филиппа. Даже во время дуэли он надеялся, что Филипп опомнится. Он прекратил бой, но как раз это возмутило вашего брата больше всего. Филипп бросил шпагу и вынул пистолет...

Каролина бросила на Симона взгляд, заставивший его замолчать.

– Это случилось, – сказала она. – Филипп мертв. О чем же ты говоришь?

То глубокое разочарование, что знакомо только искренне и преданно любящим людям, охватило Симона. Те самые качества, которые обычно так восхищали его в ней, теперь вызывали раздражение. Он желал бы видеть Каролину слабой, беспомощной, плачущей. Все было бы лучше, чем это непроницаемое спокойствие. Почему она не была такой, как другие женщины, которые даже после того, как любимый мужчина причинил им такую боль, все равно отправились бы к нему – просто потому, что не в состоянии в одиночку нести этот крест? Ее сила пугала его, он видел в ней залог новых тяжких испытаний, причину рока, тяготевшего над ней.

Шлюпка достигла алжирского берега. Нос ткнулся в мол.