Пурпур и бриллиант

– Господи, какая же вы молоденькая! Больше с вами ничего не случится. Здесь вы дома.

– А где Петрос? – спросил Стерн. Женщина улыбнулась:

– Где он может быть? Зашивает матросов. Сегодня опять много работы. Мора потерял свой «Карфаген». – Обернувшись к Каролине, она сказала: – Оставим мужские заботы мужчинам! Пойдемте в дом. Вы наверняка соскучились по ванне, свежему белью, хорошей еде и спокойному сну.

Он должен увидеть Гоунандроса, поговорить с другом, узнать подробности о флоте, приближающемся к Алжиру. Стерн очень торопился и, задыхаясь, влетел в маленькую комнату, где хранились медикаменты, граничащую с врачебным кабинетом. Он вздохнул с облегчением, заметив мощную фигуру друга за зеленоватой стеклянной дверью кабинета. Ему навстречу пахнуло сладковатым запахом эфира.

Петрос Гоунандрос стоял спиной к двери. На операционном столе лежал раненый. Он был весь замотан в бинты и напоминал мумию. Только ноги остались открытыми. На правой икре зияла глубокая рана. Гоунандрос бросил короткий взгляд на Стерна и сказал невозмутимым тоном, словно Рамон вернулся не из опасной экспедиции по пустыне, а с прогулки по городу:

– Я скоро освобожусь.

– Я встретил Мора, – сказал Стерн. – Он рассказал о флоте, который плывет из Лиссабона к Алжиру. Ты знаешь об этом?

– Я не могу заниматься одновременно двумя делами. – Грек похлопал раненого ладонью по щекам. – Ты очнулся? Я сейчас буду зашивать рану. Это, конечно, не слишком приятно, однако вытерпеть можно. – Гоунандрос стянул края раны.

Когда он воткнул в кожу иглу, Стерн отвел глаза. Он знал силу этих огромных ловких рук – испытал на своей шкуре. Только много позже он понял, что эта дикая боль спасла ему жизнь. Может, и в этом был один из секретов грека, что мужчины, попавшие к нему полумертвыми, уходили из его дома здоровыми. Он ругался с ними, орал на них, но руки его в это время работали точно и быстро. Он занимался своим искусством с таким мастерством и стремительностью, что исключало всякие мысли о смерти.

Гоунандрос зашил и перевязал рану. Потом открыл дверь, ведущую в дом, и громко крикнул:

– Вы можете забрать его!

Двое молодых людей, египетских студентов-медиков, которые учились у него, переложили раненого на носилки. Гоунандрос прикрыл его белым одеялом.

– Ну вот, с тобой я закончил, – сказал он ему. – Теперь уж ты постарайся! Через неделю я хочу увидеть тебя снова на ногах.

Мужчина в ответ пробурчал что-то, смахивающее на ругательство. Гоунандрос дал одному из египтян маленький полотняный мешочек и сказал:

– Ты знаешь, что делать. Он должен выпить две чашки этого. Если начнется жар, он попытается сорвать с себя повязку. Поэтому позаботьтесь, чтоб рядом с ним всегда кто-то был.

Как только они остались одни, грек стянул через голову белую рубаху, в которой делал операцию. Оставшись в широких брюках до икр, своим мощным торсом он опять напомнил Стерну борца. Рамон не мог припомнить, чтобы он видел Гоунандроса когда-нибудь усталым или измученным. Этот гигант всегда находился в поиске: с чем бы еще помериться силами.

Гоунандрос надел другую рубаху и медленно прошелся по кабинету.

– Итак, ты сделал это. А где же француженка? Она с тобой?

Мужчины взглянули в глаза друг другу. Стерн ненавидел, когда кто-то пытался залезть к нему в душу, но в этот миг он был рад, что существует человек, способный понять его без слов.

– Вот как дело обстоит, – протянул Гоунандрос. – Тогда по крайней мере дорога не показалась тебе слишком долгой.

Петрос почувствовал, что друг замкнулся в себе, однако это не остановило его. Если он должен помочь, ему нужен ясный диагноз. Любовь была для Гоунандроса чувством, которое приносит людям радость, а не несчастье. Она была прекрасным чувством, но в его глазах не настолько важным, чтобы определять человеческую судьбу. Поэтому он тотчас стал соображать, какое найти средство против этой болезни.

– В таких спасательных мероприятиях всегда прячется росток любви, – сказал он. – Иначе вся эта история, возможно, совсем не заинтересовала бы тебя. Это должно было случиться. – Он обхватил Стерна за плечи. – Я не знаю эту женщину лично, но слышал о ней предостаточно, чтобы понять, что она не для тебя. Для жизни нужна такая женщина, как Мирто. Такая, для которой ты будешь первым и единственным. Неужели ты хочешь удержать женщину, которую до тебя не смог сохранить еще ни один мужчина?

С улицы послышался громкий голос капитана Мора.

– Пойдем, – предложил Петрос. – Этот нам сейчас совсем не нужен. – Он открыл дверь в смежную комнатку – то ли алхимическую лабораторию, то ли мастерскую. Это было то место, где всего охотнее находился Гоунандрос.

Он закрыл за ними дверь.

– Теперь говори! – приказал он Стерну. – Что я могу для тебя сделать?

– Что с кораблями? Это правда, что сказал Мора? Он говорил о сорока судах, целом флоте.

– Да, они собрали что-то вроде экспедиции, чтобы наказать дея Алжира, – ответил Гоунандрос. —Англичане присоединились к ним. Они опять вспомнили о христианских рабах, томящихся в застенках дея. Может быть, они действительно думают о них, может, это только предлог, чтобы расправиться с такими людьми, как Мора.

– Мора говорил о каком-то французском судне.

– Так вот откуда ветер дует? Мора не скоро забудет этого француза. Это был «Алюэт».

– «Алюэт», – как эхо повторил Стерн.

Едва выговорив это слово, он испугался звука собственного голоса. Ему показалось, что это слово прошло сквозь стены, что все услышали его.

– Когда флот доберется до Алжира?

– Я не знаю их планов. Однако если они захотят, то бросят здесь якорь уже завтра.

Стерн заглянул в глаза своему другу. Его голос звучал умоляюще:

– Она не должна узнать об этом! Обещай мне это, Петрос!

– Ей просто нужно будет завтра утром взглянуть в окно – и она узнает это. Что же я могу сделать? Не существует лекарства, которое я мог бы прописать ей, чтобы она, проснувшись, забыла, что является женой герцога Беломера. – Он покачал головой. – Пустыня не пошла тебе на пользу, мой мальчик! Я советую тебе, подумай, как быстрее избавиться от этой особы. – Но он видел, что давать советы Стерну бессмысленно. – А что ты скажешь о Боне? Мой дом там стоит пустой. Я бы и сам с удовольствием отправился туда, пока здесь все не затихнет.

– Ты думаешь, дело дойдет до драки? – Рамон подошел к окну.

На море не было никакого движения. Он отыскал глазами линию горизонта, эту едва различимую полоску, которая опоясывала море, как тонкий серебряный ободок. Стерн хотел приблизить этот момент, когда эти корабли уже окажутся здесь. Он хотел, чтобы это голубое небо раскололось под выстрелами судовых орудий. Пусть задрожит земля, пусть пушки форта откроют ответную стрельбу, а море превратится в огромный пенящийся кратер. Алжир никогда еще не был взят с моря. И в этот раз враги будут посрамлены. Смутная идея зародилась в его мозгу. Дей Алжира! Брат Рамона был одним из лучших друзей Омара. Не распространит ли Омар эту дружбу, которую питал к Норману, и на него? А если и не дружба их свяжет, то общность грозящей им обоим опасности – кораблей, приближающихся к Алжиру. Он предложит дею свою службу. Он будет сражаться на его стороне. Но одновременно Стерн думал о Зинаиде и ребенке; до деревни Рас всего шесть часов езды. Должен ли он привезти девочку сюда?

Рамон отступил от окна. Ослепленный сиянием моря, он некоторое время ничего не видел. Постепенно из красного тумана стала вырисовываться фигура врача.

– Как тебе мое предложение? – спросил Гоунандрос. – Ты что-нибудь надумал по поводу моего дома в Боне?

Стерн избегал его взгляда.

– У меня дела в городе, – уклончиво ответил он.

– А что ответить француженке, если она о тебе спросит?

– Что я у Гафуддина. Мы выписали в Тимбукту вексель на его торговый дом. – Стерн ненавидел вранье и хотел поскорее покончить с этим.

Он успокаивал себя тем, что только защищал свою тайну и свою любовь.