Пурпур и бриллиант

Алманзор указал на капли росы, выступавшие на лохматых гривах верблюдов.

– Если мы растянем полотнища, то сможем собрать немного воды на них.

– Я помогу тебе. – Каролина была рада чем-то заняться.

Они разложили полотнища на земле. Углы Алманзор привязал к коротким колышкам, так что образовалось нечто вроде вогнутого блюда. Алманзор бесшумно ходил вокруг полотнища, подтягивал его, поднимал края чуть выше.

– Это недолго, – прошептал он. – Полотнища еще теплые; теплее, чем земля. Вот, смотрите!

На краю полотнища что-то блеснуло. Появились первые капли росы. Каролина смотрела на прозрачные капельки, и перед ней проносились фантастические картины. Ночь преобразилась. Из-под земли ударили фонтаны; растянутые полотнища превратились в сверкающие озера. Она верила, что если сейчас обернется, то увидит там, где работает Стерн, бьющий из земли источник. Она нагнется к нему, наполнит рот холодной прозрачной влагой... Они наберут полные бурдюки воды, напоят животных. Она искупается в этом фонтане...

Так тяжко было возвращаться в действительность из прекрасного видения! Стук лопаты умолк. Каролина механически следовала указаниям, которые давал ей Алманзор. Она подняла вверх концы полотнища. Тонюсенькими ручейками потекли капельки росы в центр полотнища. Алманзор встал на колени и собрал воду в маленькую чашку. Каролине с трудом удавалось скрывать от Алманзора, какими бессмысленными и глупыми казались ей его усилия. Неужели юноша всерьез верит, что стакан воды может изменить их судьбу? Двумя руками, как величайшую ценность, поднес он ей кружку:

– Пейте!

Каролина взяла ее, поднесла к губам, но не стала пить. Все это бессмысленно. Все равно, выпьет она эту воду или выплеснет в песок, останутся они здесь или поскачут дальше. Конец их ждет один: смерть от жажды. Через двенадцать часов – или через тридцать шесть. Время больше не имеет значения, оно тоже лишь часть абсурдной игры, которую они доиграют до конца, если им не хватит мужества признать правду. Спешка и суета Алманзора – тоже часть этой игры: заботливость, с которой он приводит в порядок багаж; нетерпение, с которым оседлывает свою лошадь Стерн, – и ее собственное спокойствие.

Алманзор взялся за повод нагруженного верблюда. Путешественники медленно отправились в путь. Они проскакали по следам, оставленным ими, мимо ямы, выкопанной Стерном, и камней разрушенного указателя. Что они будут делать дальше, не имело больше никакого значения. Их цель, похоже, достигнута. И теперь все равно, будут ли они мужественны или трусливы. Двигаться – возможно, это их последняя надежда, дар, которым они могут воспользоваться.

Алманзор громкими криками погонял верблюдов.

С начала дня им не встретился ни один признак жилья или чьего-то присутствия. Даже крысиных нор или ящериц не было видно. Ни одна газель не пересекла им дорогу. Они скакали теперь не по светлому песку, а по засохшей грязи.

Каролина из последних сил держалась в седле. Она крепче вцепилась в поводья и обхватила ногами бока лошади, и тем не менее каждый шаг давался ей с трудом. Пот стекал по спине, он пропитал насквозь ткань ее белой накидки.

Вдалеке возникло облако пыли, потом второе, третье. Каролина была слишком вымотана и безучастна, чтобы поинтересоваться, что означает их появление. Алманзор передал Стерну повод верблюда и исчез в том направлении, где возникло первое облако. Когда он вернулся, в руках у него было два больших яйца цвета слоновой кости.

– У нас будет завтрак! Страусиные яйца! Я изжарю их. – Неожиданная добыча, похоже, вернула ему часть былой беззаботности.

Лошади остановились. Но Каролине казалось, что она все еще продолжает движение. По ее телу пробегали судороги, она не решалась спуститься на землю. Рамон подошел к ней с бурдюком в руках. Она слышала бульканье воды и даже ощущала ее запах, чувствовала во рту ее вкус – слегка солоноватый, свежий. Она осознала, что если поднесет бурдюк ко рту, то не сможет остановиться, пока он не опустеет, поэтому вытащила из седельной сумки маленький серебряный стаканчик и протянула его Стерну дрожащей рукой. Она не знала, была ли это слабость или жадность. Первый глоток доставил ей только боль. У нее было такое чувство, что и рот, и горло – сплошь открытая рана, однако она пила дальше, не останавливаясь, не переводя дыхание. Когда стаканчик опустел, она снова протянула его Стерну. Ее благие намерения были забыты. Она хотела пить и не могла себя больше сдерживать.

Допив, Каролина выпрямилась в седле, внезапно ощутив прежнюю силу. Она крепко стояла на ногах и пристально смотрела на бурдюк, который все еще держал в руках Рамон.

– Это была наша последняя вода? – спросила она.

Стерн неопределенно пожал плечами.

Она съела кусок страусиного яйца, которое Алманзор поджарил на блюде. Когда после короткой передышки они снова уселись в седла, Каролина уверенно погоняла лошадь. Ей доставляло удовольствие скакать сквозь это жаркое марево, прорезать его. Она была полна воинственного намерения доказать пустыне, что она сильнее ее. Стерн вынужден был пришпорить лошадь, чтобы держаться с Каролиной рядом. От него не укрылась внезапная перемена в ее настроении. Он был поражен и одновременно восхищен этой удивительной женщиной. Понимала ли она, что только что выпила последние капли воды? В этом ли было дело? И не мчалась ли она в бешеном темпе навстречу смерти – слишком гордая, чтобы дожидаться покорно ее прихода?

В этот момент он любил ее, как никогда раньше. Любил так сильно, что боялся жизни больше, чем смерти. Жизнь могла в любой момент отнять ее у него, но смерть отдала бы ему Каролину навсегда. Его не страшила мысль умереть вместе с ней.

Прижавшись к лошадиному крупу, Каролина неслась вперед. Когда же она сдержала лошадь, то тут же очутилась в поднятом ее копытами облаке пыли. Как из золотого тумана, выглядывала она оттуда. Ее глаза горели неукротимым огнем. Она приподнялась на стременах, и вдруг лицо ее исказилось. Рукояткой хлыста она указала назад:

– Алманзор исчез!

На некотором расстоянии от них бежали верблюд и запасная лошадь. Еще одной лошади не было. Повод верблюда волочился по земле. Они увидели бурдюк, висевший на его боку. Он не был пуст, как у них, а наполнен почти до половины. Это была порция Алманзора.

Каролине показалось, что она видит перед собой Алманзора – стройного, худощавого, совсем еще мальчика.

– Он вообще ничего не пил, – сказала она. – Но почему он взял еще одну лошадь? С ней он не уйдет далеко.

– Достаточно далеко, чтобы мы не нагнали его, если б заметили его исчезновение слишком поздно. Должно быть, он свернул еще на стоянке. Оставляя нам воду, он надеялся, что мы дотянем с ней до следующего колодца.

Каролина отпила воду из его бурдюка. Она не испытывала благодарности и не видела смысла в подобной жертве. Так она и стояла, с бурдюком в руке. Ей внезапно стала ясна вся безвыходность их положения. Этот бурдюк, эта вода – их смертный приговор. Если Алманзор сдался...

Она перевела взгляд на Стерна.

– Мы должны его найти, – сказала она. – Если мы предадим Алманзора, то предадим и самих себя.

Рамон с трудом заставил упирающихся верблюдов повернуть назад. Ему пришлось легонько хлестнуть их, чтобы они не останавливались. Когда достигли места их последней стоянки, над кучками золы еще струился белый дымок.

– Там есть следы! – воскликнул Стерн.

Каролина повернула в ту сторону, куда он указывал. На песке были следы копыт. Они уходили на запад, в обратную сторону от дороги, которой отправились Каролина и Стерн.

Каролина вопросительно взглянула на спутника.

– Почему он сделал это? Может, есть какая-нибудь разумная причина?

Стерн в недоумении пожал плечами. Глядя на следы, теряющиеся в глубине пустыни, он произнес:

– Скоро мы это узнаем. Он не мог далеко уйти.

Солнце светило им в спину, поэтому следы Алманзора были видны отчетливо. Стая красно-коричневых птиц кружила над ними в небе. Стерн внимательно наблюдал за ними, пока они не растаяли вдали.