Страница 98 из 104
— Отец не хотел, чтобы она имела возможность от него уехать. Она бы не вернулась в Долкаммани. Тот дом… это ее тюрьма. Думаю, все дело в этом.
Я задумалась над словами брата. Вполне логичное объяснение… Волной накатила обида, смешавшись с едкой горечью и щемящей пустотой на месте умершей части души…. Какой все-таки подлец!
Мы долго сидели в тишине. Забывшись, лорд молчал. Недолго. Но силы покидали его, поэтому цельных кусков разговоров мы больше не услышали. Из разрозненных обрывков стало ясно, что это именно он настраивал отца против Келиара, не дал принести извинения. Пустота ауры страшила меня, но я неотрывно смотрела на лорда Адинана. Даже с расстояния в пару шагов видела, как постепенно жизненная сила покидает тело, стягивается к сердцу. Дыхание эльфа стало редким и поверхностным, паузы между попытками что-то сказать становились все длинней. И это было к лучшему. Не знаю, сколько прошло времени. Может, час, может, два. Но постепенно жизнь покинула лорда. Лишь в груди, там, где сердце, теплилась последняя искра.
— Герион, — окликнула я задумавшегося брата. — С минуты на минуту.
Он сдержанно кивнул, подошел к постели лорда Адинана. Я тоже подошла ближе, встала рядом с Герионом. Лорд открыл глаза, встретился со мной взглядом и вдруг неожиданно четко сказал:
— Риана, ты как-то давно сказала, что я лишь бледное подобие брата. А ведь я любил тебя тогда. Люблю сейчас. Теперь я сильнейший маг, мне покоряется мир. Я положу его к твоим ногам. Теперь ты станешь моей?
Какую странную смесь чувств отражал этот взгляд. Триумф, надежду, мстительность… Я ответила со всей холодностью, на которую была способна:
— Нет. Никогда.
Он долго вглядывался в мое лицо. Его глаза теряли краски, эмоции, оставляя лишь одну — обреченность. Потом перевел взгляд на Гериона, в глазах появилась мольба:
— Прости меня, брат. Я всегда завидовал тебе, герою, в тени которого я жил. Старший в роду, наследный лорд, один из красивейших эльфов… Я даже радовался твоим шрамам, — одним титулом меньше. Но все равно ты стал счастлив, потому что она вопреки твоему уродству полюбила тебя. Я видел это и завидовал так, что дышать не мог… Прости меня, брат. Прости.
По щекам лорда покатились крупные слезы. Они стекали по подбородку, искрились в свете одинокой свечи. Эльф неотрывно смотрел на Гериона, принимая его за моего отца, чье счастье и жизнь лорд Адинан погубил. Взгляд молил о прощении, на слова сил у лорда уже не осталось. Спустя минуту, сердце лорда остановилось, с губ сорвался последний вздох.
Герион, вцепившийся в мою руку, так и не сказал заветное 'прощаю'…
Восьмой день остался в истории Днем Бездны. Сбылись худшие опасения, — шаманы призвали демонов. Трех неуязвимых для обычного оружия исполинов. Их силу, — бушующее всепожирающее пламя, — я чувствовала с самого рассвета. Волны чужой хищной и разрушительной магии ощущались даже в деревне, на большом расстоянии. Они пронизывали паническим ужасом, обжигали злобой, останавливали дыхание, мешали думать. Наваливались тяжелым камнем, придавливая к земле. Я знала, что противопоставить силе демонов нам почти нечего. Очень немногие маги могут биться с ними, еще меньшее число может победить в схватке. А силы наших магов были истощены неделей боев. Я молила Эрею и верила в чудо. Ничего другого мне не оставалось.
Раненых не стало больше. Стало больше мертвых. Опаленные демоническим огнем люди, гоблины и эльфы. Многих привозили уже мертвыми, многие, слишком многие умирали в первые часы. Утихомиривая боль, обрабатывая раны, я все время вспоминала отца. Тогда не было средства, способного разгладить или скрыть шрамы, оставленные демоном. Нет его и сейчас. Невозможно исправить содеянное магией, не принадлежащей этому миру. И выжившие до конца своих дней будут носить эти отметины. Мне было безумно жаль их всех. Я на примере своей семьи видела, что делает с судьбой такое уродство. Но сердце обливалось кровью, каждый раз, когда я снова видела обожженные лица эльфов. Эльфы… Им отмеряны столетия, а кому и тысячи лет. Воины хватали меня за руки, заглядывали в глаза, искусанными от боли до крови губами шептали: 'Умоляю, госпожа'. А я не могла ничем помочь. И они это тоже знали…
Днем ощутила, что демонической силы убавилось, — дышать стало легче. Подумала, что одного демона удалось одолеть. Я правильно догадалась. Об этом же рассказал Вальтер, об этом говорили раненые. Снова появились воины, раненные обычным оружием, — орки, лишившись поддержки, перешли в наступление. Но сложить цельную картину из обрывочных рассказов, у меня не получалось. Я слишком устала. В какой-то момент поняла, что не осознаю смысла произносимых слов, что язык заплетается, а комната плывет перед глазами. Но я, единственная оставшаяся целительница, не могла все бросить. У меня было еще много работы. Раны, едкий запах обожженной плоти, кровь и боль. Очень много боли… Если зашивать раны и обрабатывать ожоги могли и помощницы, то убрать боль было под силу лишь мне. И я не отвлекалась ни на что, слишком многие нуждались в моей помощи.
Положив ладони на лоб завывающего от боли воина, бормотала слова заклинания. По глазам раненого видела, что магия действует. Он уже почти не стонал, пальцы, вцепившиеся в тюфяк, расслабились, гримаса боли сменялась облегчением. Потом его испачканное кровью лицо поплыло куда-то в сторону и вверх. Почувствовала чью-то ладонь на плече, с удивлением подумала, что, кажется, лежу на полу. Темнота… Помню только, что кто-то поднял меня на руки и куда-то нес.
Очнулась от магического всплеска. Меня выдернуло из сна, и я рывком села на кровати, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что случилось. Через минуту в комнату влетели братья. Я и не знала, что Илдирим очнулся.
— Что это было? — выпалил Герион.
— Не знаю, — честно ответила я.
— Смотрите! — воскликнул Илдирим, подбегая к окну и указывая в ту сторону, где стояли армии. Мы с Герионом оказались рядом с окном мгновение спустя.
Уже светало, и на фоне розовеющего неба отчетливо виднелся белый столб магической силы, чем-то напоминающий Стержень. Я не представляла, что это такое, но страха перед этим явлением не испытывала. В отличие от заметно нервничающих кузенов. Я воспринимала эту магию сильной, яростной, но странно близкой. Мне она казалась ведарской. И даже братья, незнакомые с гоблинской магией, успокоились, ощутив волшебство белого Стержня как защиту.
Значительно позже, когда Келиар рассказал мне о последних днях войны, узнала, что догадалась правильно. Белый Стержень был частью волшебства Йоллы. Рассказ Келиара, красочный и яркий, рисовал перед глазами насыщенные картины. Я словно сама побывала на поле битвы в те дни. Положение было отчаянным, наши маги с трудом отбивались от атак демонов. Но все понимали, что долго это продолжаться не может. Ведара добралась до союзных войск днем. Весть об этом событии мгновенно распространилась среди воинов, заражая всех воодушевлением. Словно открылось второе дыхание. Появилась надежда.
Демоны оказались очень сильны. Даже иногда казалось, что призвавшим их шаманам не всегда удается полностью подчинять себе демонов. А нет ничего ужасней, чем демон, вышедший из-под контроля. Он бросается на все, поглощает жизни, усиливая себя, подчиняет и извращает магию. Его одного может быть достаточно, чтобы разрушить большую часть мира Эреи. Йолла, определив наиболее близкого к освобождению демона, бросилась к нему, заручившись помощью Владыки и Беро. Втроем они изгнали его. Яростное пламя демонической магии не устояло перед почти нерастраченным даром Йоллы. А Повелитель и Беро смогли защитить наши войска от града ядовитых осколков, которыми рассыпалась заледеневшая фигура демона. Большая часть силы принцессы ушла на это волшебство, еще один такой всплеск стоил бы ей жизни. Поэтому одолеть двух других демонов получилось только на следующий день, когда Йолла смогла воспользоваться магией Стержней.