Отверженные мертвецы

— Я это знаю. Я поручила его заботам лучшего оракула. Думаю, ты одобришь мой выбор.

— Кто это?

— Афина Дийос, — ответила Сарашина. — У нее редкий дар исцеления поврежденного разума.

— Афина Дийос, — задумчиво повторил Зи-Менг и довольно заворчал, когда ладони Сарашины прошлись по его плечам. — Помоги ему Трон.

— Госпожа Сарашина сказала, что ты больше не можешь сформировать послание, — полным язвительного пренебрежения голосом произнесла Афина. — Это ведь основная телепатическая функция, без которой не может работать ни один астропат. Ты уже не совсем астропат, верно?

— Вероятно, — ответил Кай, стараясь не слишком пристально ее разглядывать.

— Что-то не так?

— Нет, все в порядке, просто ты не совсем такая, как я ожидал.

— А чего ты ожидал?

— Не… этого, — пробормотал он, сознавая, насколько смешон его ответ.

Сказать, что зрелище оказалось для Кая неожиданным, значило бы сильно преуменьшить его изумление. После целой ночи нескончаемых кошмаров его вызвали в одну из безымянных тренировочных келий все на том же уровне для новичков. Из всей обстановки там стояло одно кресло, и комната казалась настолько безликой, насколько это возможно.

В келье его уже поджидала Афина Дийос, и Кай мгновенно ощутил резкие грани ее личности.

Ее тело покоилось в парящем в воздухе кресле, созданном специально для ее искривленной спины и с учетом того немногого, что осталось от конечностей. Ноги Афины были ампутированы до середины бедра, левая рука безобразно сморщилась от многочисленных шрамов, а тонкий аугментический манипулятор, заменивший правую руку, нетерпеливо выбивал дробь по отшлифованному стальному подлокотнику. Лишенный волос череп покрывала кожа, напоминающая выветренные камни древних руин. Пустые ввалившиеся глазницы были закрыты искусственно нарощенной кожей, и это была единственная часть лица, не пострадавшая от ужасной катастрофы или другого несчастья, приковавшего женщину к инвалидному креслу.

— Воспользуйся своими шикарными зрительными приспособлениями и сделай снимок, — резко бросила ему Афина. — Позже на досуге сможешь налюбоваться досыта. А сейчас нам предстоит поработать. Понятно?

— Конечно. Да, извини.

— Не извиняйся, — отрезала она. — Я не нуждаюсь в твоей жалости.

Ее кресло развернулось и проплыло в другой конец кельи, а Кай воспользовался возможностью подключить медицинский фильтр и исследовать ее единственную руку. Характер повреждений кожи и плотность шрамов подсказали ему, что раны появились несколько лет назад. А коллоидные рубцы свидетельствовали, что имело место пусть частичное, но воздействие вакуума.

Афина пострадала при аварии звездного корабля.

По крайней мере, у них было что-то общее.

— Сядь, — сказала Афина, разворачиваясь лицом к единственному креслу.

Кай повиновался, и мягкое сиденье словно обволокло его тело. Датчики давления вызвали изменение формы подушек в соответствии со строением его скелета. Это было самое удобное кресло, в котором Каю приходилось сидеть.

— Тебе известно, кто я? — спросила Афина.

— Нет.

— Я Афина Дийос, оракул. Это означает, что я намерена отыскать еще оставшиеся крупицы твоих способностей и собрать их в единое целое. Если мне это удастся, ты снова сможешь приносить пользу.

— А если нет?

— Тогда ты отправишься в Пустую гору.

— Ох.

— Ты этого хочешь? — спросила Афина, прекращая барабанить аугментической рукой по подлокотнику коляски.

— В настоящий момент мне это безразлично, — ответил Кай, скрестив ноги и потирая ладонью заросшие щетиной щеки.

Безжалостно-яркий свет делал келью ужасно похожей на больничную палату. Коляска Афины повисла рядом с ним, и Кай уловил запахи антисептика и обезболивающего бальзама, покрывающего искалеченную руку. Еще он заметил золотое кольцо на среднем пальце. Включив увеличение, он рассмотрел мелкую гравировку: птица, вылетающая из расколотого яйца, окруженного языками пламени.

Афина заметила его взгляд, но ничего не сказала.

— Тебе известно, что происходит в Пустой горе? — спросила она.

— Нет, конечно, — ответил Кай. — Об этом никто не рассказывает.

— И как ты думаешь, почему?

— Откуда мне знать? Суровый обет молчания?

— Это потому, что никто из попавших в Пустую гору не возвращается оттуда, — сказала Афина. Она наклонилась вперед, и Кай с трудом удержался, чтобы не отпрянуть. — Я видела, что происходит с несчастными, попавшими туда. И мне жаль их. Они обладают даром, но его силы недостаточно, чтобы приносить хоть какую-то другую пользу. Это благородная жертва, но ее благородство не отменяет неминуемой смерти.

— Так что же с ними происходит?

— Сначала кожа трескается, как бумага в пламени, и осыпается пылью. Затем постепенно тают мышцы, и, хотя ты чувствуешь, что жизнь покидает тело, процесс остановить невозможно. Шаг за шагом исчезают мысли: воспоминания, радость, счастье, боль и страх. Все это находит применение. Маяк не оставляет от тебя ничего. Все, что составляло твою личность, высасывается, остается лишь истощенная оболочка, пустая шелуха испепеленной кожи и раскрошенных костей. Это больно, мучительно больно. И ты должен это знать, прежде чем так легкомысленно отказываться от последнего шанса сохранить жизнь, который я тебе предлагаю.

Кай чувствовал ее дыхание — жаркое, густо насыщенное запахами медикаментов.

— Я этого не хочу.

— Я так и думала, — сказала Афина и отодвинулась от Кая, шевельнув аугментическим манипулятором.

— И как же ты собираешься мне помочь?

— Как давно ты в последний раз погружался в транс восприятия? — спросила Афина.

Вопрос застал Кая врасплох.

— Я не помню точно.

— Я намерена помочь тебе избежать Пустой горы, но ты должен дать мне что-то, с чем можно было бы работать, Кай Зулан. Если ты мне хоть раз солжешь, если что-то утаишь, если дашь повод подозревать, что препятствуешь моей работе или подвергаешь опасности чью-то жизнь в этом городе, я без колебаний откажусь от тебя. Я понятно выразилась?

— Вполне, — ответил Кай, осознав, что его жизнь целиком и полностью находится в руках этой обезображенной женщины. — Я уже несколько месяцев не погружался в транс восприятия.

— Почему? Вероятно, это причиняет тебе страдания, — сказала Афина. — Ты болен?

— Немного, — признал Кай. — У меня возникает боль в суставах и все время болит голова.

— Тогда почему ты избегаешь транса?

— Потому что мне легче терпеть боль, чем ощутить то, что я почувствовал на «Арго».

— Значит, все это не связано с утратой способностей. Это хорошо. По крайней мере, мне есть с чего начать.

Кресло Афины снова скользнуло ближе, и она протянула ему свою руку. Туго натянутую сухую кожу пересекали твердые и бледные рубцы. На вид они казались влажными и лоснящимися, и Кай не сразу решился обхватить ее ладонь своей рукой.

— Я сейчас буду погружаться в транс передачи послания, — пояснила Афина. — Ты будешь следовать моим словам, но я хочу, чтобы ты сформировал картину. Ту самую, которую обычно формируешь, чтобы очистить полотно для послания, ничего нового. Я буду рядом, и мы начнем формировать картину — только это. Мы не станем ни передавать, ни принимать послания. Ты должен это уяснить, прежде чем мы начнем.

— Я все понял, — сказал Кай. — Мне это не нравится, но я понимаю.

— Тебе может многое не нравиться, но постарайся сделать это.

Кай кивнул, закрыл глаза, замедлил дыхание и прочел подготовительные мантры, которые вызывали в его сознании фантастический пейзаж. Это было легко. На такое способен любой человек, не обязательно псайкер, хотя обычный человек в результате достигнет только релаксации, не больше. Зато следующий шаг грозил осложнениями, и Кай постарался прогнать предчувствие.

— Теперь поднимайся в этот ландшафт, — скомандовала Афина.

Ее голос утратил прежнюю резкость и стал гораздо приятнее.

Кай позволил мантрам высвободить сознание из тела, и при этом ощутил легкое головокружение. Затем, словно хор из далекого театра, послышалось едва различимое пение. Астропаты в башне занимались своими делами, но в это неспокойное время трудно было ожидать чего-то другого. Башня была наполнена миллионами приглушенных голосов, и шепчущие камни не давали им смешиваться между собой. На границе имперского пространства Кай прогнал все мятежные мысли и позволил мягкому сиянию окутать его тело защищающей пеленой.