Рай для негодяев

– А чем же я его буду кормить? – удивился подобным порядкам Соломоном. – Консервированным мясом?

– До пяти лет амазонки могут держать его у себя, – пояснил Хромой. – Но за каждый год они возьмут с тебя по патрону.

– И много клиентов у твоих воинственных шлюх? – спросил с усмешкой Снайпер.

– Если бы они были мои, дорогой Базиль, я стал бы здешним владыкой. Ибо на планете Эдем правит тот, у кого больше патронов. У амазонок их всегда в достатке, а потому к их словам прислушиваются. В долине по соседству находится одна из их общин, на вашем месте, я бы нанес им визит вежливости. Во избежание недоразумений. Только не ходите без подарка. Пары банок тушенки вполне достаточно для первого знакомства.

– Я не пойду, – отрезал Шнобель. – Мне никогда не нравились эмансипированные бабы. Я люблю смирных овечек, нежно блеющих от мужских ласк.

– Дело вкуса, – не стал спорить Хромой.

В гости к воинственным соседкам вызвались сходить Буров и Божевич. После недолгих размышлений к ним решил присоединиться Вучко. Верный своему слову Шнобель даже не взглянул в сторону товарищей, покидающих пещеру рано поутру. Зато Хромой Тимур охотно указал парламентерам дорогу, для чего ему пришлось выбраться из пещеры, опираясь на плечи Фермера и Кузнеца.

– В километре отсюда протекает ручей, впадающий в реку Делавар. Вам придется переправиться через него, поскольку по этому берегу к амазонкам не пробраться. Ручей лучше преодолевать поближе к реке – там течение не такое быстрое. Настоятельно советую держаться настороже. Ибо здесь неподалеку расположено логово Кабана. Сколько у него сейчас людей и какую территорию он контролирует, я вам не скажу, но в любом случае вам в руки этих подонков лучше не попадаться.

– А динозавры? – вспомнил Вучко.

– Крупные травоядные предпочитают влажные низины, а хищники обычно крутятся вокруг них. Правда, здесь наверняка гнездятся эпиорнисы, они любят кипарисовые леса, но на людей эдемские страусы не нападают. Разве что вы попытаетесь украсть у них яйцо.

– Украду, – пообещал Вучко. – Я у людей крал, что мне какие-то допотопные птицы.

– Земля вокруг богатая, – вздохнул Фермер, провожая глазами удаляющихся товарищей. – Пшеницу бы здесь посеять и овес.

– Овес тебе зачем? – удивился Станислав Бонек, который был не только кузнецом, но еще и взрывником, погоревшем на терроризме.

– Лошадей кормить, – огрызнулся Ривьера.

Торговец и Химик уже успели развести костер почти у самого входа в пещеру, так что их товарищам пришлось вдоволь наглотаться едкого дыма, прежде чем они проникли в пещеру.

– Я еще понимаю Химик, городской житель, но ты Мансур, человек, выросший на вольной природе, мог бы, кажется, правильно разжечь огонь, – проворчал Ривьера, откашлявшись.

Раз сварив для товарищей похлебку, Фермер тем самым обрек себя на вечные муки у очага, как безжалостно констатировал Шнобель. Однако сам Ривьера по этому поводу нисколько не огорчился и с охотою принялся хлопотать вокруг дорогого его сердцу котла.

– Оторвали мужика от земли, – вздохнул Химик, – а зачем? Ума нет у наших правителей. Отправили бы на Дельфион, дали бы трактор, пусть бы пахал себе в удовольствие, а людям на пользу.

– Вот-вот, – поддакнул Семен Щербак. – Ему – трактор, тебе – лабораторию. А людей, вами убиенных на кого спишем?

Химик отравил деда и двоюродного брата, причем сделал это столь ловко, что правда о его преступлении открылась далеко не сразу. Он уже успел получить наследство и приобрести лабораторию, столь необходимую ему для исследований. Угрызений совести Вальтер Шварц по поводу отравленных родственников не испытывал, о чем не замедлил сообщить въедливому Щербаку. Дед уже дышал на ладан, а что касается двоюродного брата, то большего прожигателя жизни свет еще не видывал. Промотал бы он денежки за пару лет без всякой пользы для человечества. Скорбел Химик только об утраченной лаборатории, где уже начал исследования в области генетики.

– Все-таки как же несправедливо устроена жизнь, – солидаризировался с Вальтером Соломон Коган. – Я совершил один единственный промах в жизни, и он стал роковым в моей такой счастливой судьбе.

– Ты тоже промахнулся? – спросил Хромой у Базиля, молча сидевшего на камне посреди пещеры.

– Ошибаешься, дорогой Тимур, – отозвался вместо товарища Шнобель. – Снайпер здесь как раз потому, что никогда не промахивался. Однако Федеральный суд не оценил его меткости и приговорил к смертной казни через повешение. Но то ли в соответствующем ведомстве возник дефицит на веревки, то ли по какой-то другой загадочной причине, но Лавальер, вместо того, чтобы париться в аду, попал в Эдем. А теперь скажи мне, мудрый человек, какому Богу молятся наши руководители, если у них такие странные представления о рае?

Хромому шутка Соломона понравилась, и он смеялся до тех пор, пока его веселье не оборвал вопрос, прозвучавший из уст Базиля:

– Хотелось бы знать, уважаемый, как ты оказался здесь.

– Дарил людям радость, – спокойно отозвался Хромой.

– С помощью порошка, поделенного на дозы? – уточнил Шнобель.

– Вы поразительно догадливы, Соломон, – польстил соседу Тимур. – Надеюсь, вы меня не осуждаете?

– А с какой стати? – удивился Шнобель. – Я же не моралист, вроде Десантника. Я не осуждаю даже Кузнеца, который хотел осчастливить человечество с помощью тротила. Злодей-губернатор действительно помер, но людям от этого лучше не стало. Нет, господа хорошие, Соломон Коган никогда не пекся о чужих интересах, он хотел много денег только для себя.

– Скромность украшает человека, – поддакнул оратору Хромой.

– А еще больше его украшает ум, дорогой Тимур, – тяжко вздохнул Шнобель. – Я же просил этого дурака Моше – сделай мне красиво. Найди людей решительных, но не засвеченных в полиции. И что вы думаете? Этот глупый сын умной мамы подсунул мне человека, чьи портреты украшали стены почти всех домов нашего замечательного города. Я проделал чудовищно трудную работу, я собрал все подписи, а те, что не собрал, подделал. Можете мне поверить, это была уникальная афера, вполне пригодная для анналов. Камешки уже хрустели у меня в руках. До выхода из банка оставалось всего десяток шагов, и тут какое-то чмо в очках опознало в охраннике респектабельного господина, то есть меня, урода, ограбившего мелкооптовую лавку. Но и это еще не все! Этот жалкий воришка достает свой задрипанный пистолет и начинает палить в уважаемого констебля. И он в него палит так метко, что в течение нескольких секунд отправляет на тот свет трех зевак. Я бы убил его собственными руками, но меня опередили доблестные служители порядка. Заодно они уложили еще двух моих охранников и одного клерка, который случайно оказался на линии огня. Разумеется, все эти трупы повисли на мне, как стеклянные игрушки на новогодней елке. Соломона Когана, мирного человека, пекущегося только о своем достатке, объявили монстром, кровавым убийцей десятков людей. Ох, уж это пресса! Где они видели те горы трупов, когда в наличии оказалось всего восемь. Разумеется, их похоронили, кого с почетом, а кого без. Меня же отправили в рай, из которого, увы, нет возврата.

– Безвыходных положений не бывает, – спокойно произнес Тимур и со значением глянул на собеседника.

– Интересный поворот сюжета, как сказал бы Моше, считавший себя великим писателем. Жизнь жестоко посмеялась над моим бывшим другом, надеюсь, дорогой Тимур, что ты окажешься гуманнее по отношению ко мне.

Щербак и Шварц ушли за топливом, не дослушав рассказа Соломона, который знали едва ли не наизусть. Фермер был занят похлебкой и не обращал на собеседников никакого внимания. Зато Мансур Салах, отдыхавший где-то в глубине пещеры, при последних словах Тимура, пересел поближе. На его смуглом лице читался неподдельный интерес к чужому разговору.

– Надеюсь, я могу на вас положиться?

– Ты меня удивляешь, дорогой Тимур, – обиделся Шнобель. – Мы все трое сейчас же ринемся в полицию, стучать на уважаемого человека. Ты же все знаешь о нас. О Мансуре скажу, что он твой коллега по бизнесу, которому сильно не повезло со стражниками, охранявшими горный перевал.