Страница 79 из 90
В таких вот условиях были объявлены и проведены «выборы» в сойм Подкарпатской Руси. Право выдвигать кандидатов имело только УНО. О какой-то альтернативности не могло быть и речи. На 32 мандата претендовали 32 кандидата, список которых был утвержден «монсеньором». Агитация против претендентов не допускалась. Однако и этого показалось мало. Для обеспечения «правильного» результата «выборов» на каждый избирательный участок УНО назначило своего комиссара с неограниченными полномочиями. Комиссары, как сообщала потом зарубежная (американская, венгерская и другая) пресса, получили следующую инструкцию: «Подготовьте группу из определенно наших людей, которая демонстративно начнет голосовать явно „за“. Этим она должна повлиять на остальных избирателей. Если это не поможет, пусть станут 2—3 сечевика (члены полувоенной организации «Карпатська Січ».— Авт.) возле урны и каждому смотрят в руки, кидает ли полный или пустой конверт (пустой конверт означал голос «против».— Авт.). Но этим еще не обеспечится успех выборов. Люди могут и явно голосовать пустыми конвертами. Тут и террор не поможет. Поэтому имеете тут столько-то конвертов с кандидатами. Вы обязаны придумать способ, как избирательную комиссию куда-то послать на минуту, тогда поменять конверты в урне. Можете также сфальсифицировать протокол выборов. Вы, господин комиссар, лично отвечаете за выполнение этого задания».
Стоит ли удивляться, что, по официальным данным, УНО получило 92 % голосов? Даже нынешние «национально сознательные» (повторим это еще раз) историки признают: «Выборы в сойм Карпатской Украины 12 февраля 1939 года были проведены с целым рядом юридических нарушений, а их результаты сфальсифицированы». Любопытный штрих к общей картине: на следующий день после голосования в окружную администрацию прибыла делегация из села Заречье (Иршава). «Как же так? — спрашивали крестьяне.— Мы все голосовали пустыми конвертами, а в результате — только несколько голосов „против“».
Но на недоуменные вопросы избирателей власти отвечать не собирались. Все кандидаты были объявлены «избранными». Они-то, собравшись через месяц на первое и единственное заседание сойма, провозгласили «независимость Карпатской Украины», избрав ее президентом Августина Волошина. И поэтому вряд ли приходится говорить о «чисто легитимном характере» происшедшего. Думается, читатели могут сделать выводы сами.
Как же тогда объяснить нынешнее возвеличивание «монсеньора»? Ведь ужгородцы, возвращающие, по данным информагентств, «из забытого прошлого доброе имя своего славного земляка»,— это реальность. И улицу в честь него назвали. И институт. И мемориальную доску повесили. И даже памятник соорудили.
Объяснение всему одно. Так уж повелось у нас еще с советских времен, что различных исторических деятелей часто оценивают не по их делам, а по лозунгам, которыми они прикрывались. Волошин насаждал в Закарпатье модную ныне «украинскую национальную идею». Насаждал силовыми методами. Но ведь не секрет, что и сегодня определенная часть украинского политического бомонда желает насаждать эту же идею теми же методами. Они-то и тянут на исторический пьедестал одиозную фигуру «монсеньора». Впрочем, тянут, наверное, по недоразумению. Ибо не был Августин Волошин сторонником построения именно независимого украинского государства.
Опасаясь остаться со своим народом один на один, к независимости он не стремился. «Монсеньер» постоянно искал поддержки извне. Сначала в Праге, перед политиками которой всячески угодничал. (Одно время он даже доказывал, что закарпатские диалекты к чешскому языку ближе, чем к украинскому, и, значит, край должен быть в составе Чехословакии, а не Украины.) Когда выяснилось, что дни чехословацкого государства сочтены, Волошин откровенно переориентировался на гитлеровскую Германию (со спецслужбами которой, судя по всему, поддерживал контакты давно). «Монсеньор» настойчиво добивался установления над Подкарпатской Русью германского протектората. Однако Гитлер, заинтересованный в союзе с венгерским диктатором Хорти, предпочел «подарить» край последнему. Волошин же не нашел общего языка с венграми. И потому обратился в Бухарест. «Монсеньор» готов был отдать Закарпатье Румынии при одном условии: если его самого оставят во главе администрации. Но румыны не пошли на конфликт с Хорти.
И вот тогда (только тогда) волошинский режим провозгласил независимость Подкарпатской Руси, переименовав ее в Карпатскую Украину. Разумеется, это был фарс. Венгерская армия уже вторглась в Закарпатье. Противостоять ей не было никакой возможности. И «монсеньор», и «депутаты» сойма прекрасно понимали, что их «государство» просуществует не более нескольких часов. Так и случилось.
Что было дальше? Г-н Петров пишет, что после провозглашения Карпатской Украины Волошина «интернировали в Прагу». Это не совсем так. Объявив себя президентом, «монсеньор» тут же сбежал в Румынию. Оттуда перебрался в Югославию. Затем… в гитлеровскую Германию. Он мог уехать в любую страну, но предпочел служить «великому фюреру». Некоторое время Волошин пребывал в Берлине. Потом уехал в оккупированную нацистами Прагу. Никто его там не интернировал. «Монсеньор» работал в Украинском вольном университете (УВУ). Когда Германия напала на СССР, он обратился к Гитлеру с письмом, скромно предлагая себя на пост президента занятой немецкой армией Украины. Заодно советовал фюреру ликвидировать в Украине православную церковь и заменить ее католической (тайная мечта многих украинских «патриотов»). Но, как известно, у Гитлера были иные планы.
В большую политику «монсеньора» не вернули. Он продолжал работать в УВУ. Дослужился до должности ректора (что вряд ли было возможно без согласия оккупационных властей). Перед приходом Красной Армии мог выехать на Запад. Делать этого не стал. И здесь возникает очень интересный вопрос: «Почему?». Волошину было хорошо известно, что ожидает даже рядовых фашистских пособников. Он же был не рядовым. И тем не менее остался. В чем же причина этого явно самоубийственного решения?
Как ни крути, а трудно отделаться от мысли, что кроме Гитлера, «монсеньор» служил еще одному хозяину — спецслужбам СССР. Само по себе такое предположение не столь невероятно, как может показаться на первый взгляд. Известно, что с ГПУ—НКВД—МГБ сотрудничали многие деятели украинского движения (одно время даже такой вроде бы непримиримый враг большевиков, как Евгений Коновалец). В Подкарпатской Руси советская разведка еще до войны сплела густую сеть. В нее вполне мог попасть и Волошин.
Подтверждается эта версия деталями ареста «монсеньора». Первый раз СМЕРШ арестовал его почти сразу после взятия Праги советскими войсками. Но… после беседы Августина Волошина не только выпустили, но и отвезли на машине домой и даже выдали своеобразную «охранную грамоту», гарантировавшую от недоразумений с новыми властями. Что сказал «монсеньор» контрразведчикам? На кого сослался? Этого мы, вероятно, никогда не узнаем. Факт, однако, остается фактом: Волошина сразу освободили, что в то время случалось нечасто.
И все-таки через несколько дней его арестовали во второй раз. Местным смершевцам как раз хватило времени, чтобы связаться с Москвой и навести необходимые справки. Возможно, вербовавшие и курировавшие когда-то «монсеньора» чекисты оказались «врагами народа» (очень распространенный случай в сталинских органах безопасности). Может быть, спецслужбы просто решили избавиться от ставшего ненужным сексота. А может быть, имела место какая-то очередная тайная операция.
Арестованного отправили в Москву. Там он, согласно официальной версии, умер от паралича сердца. Как было на самом деле? Кто знает?
1. Болдижар М. М. Краю мій рідний. Науково-популярні нариси з історії Закарпаття. Ужгород, 1998.
2. Вегеш М. До питання про діятельність першого автономного уряду Подкарпатської Русі. (11—26 жовтня 1938 р.) // Науковий вісник Ужгородського університету. Серія Історія. Випуск 2. 1998.