Эрагон

ДОЛИНА ПАЛАНКАР

Утром все вокруг было залито победоносным золотистым светом. В прозрачном холодном воздухе разливались дивные лесные ароматы. Вода в ручье у берега покрылась ледяной коркой, а в маленьких бочонках и вовсе замёрзла за ночь. Сварив себе немного овсянки на завтрак, Эрагон быстро поел и вернулся в лощину, где уже при дневном свете тщательно обследовал выгоревший участок леса, однако ничего нового не обнаружил и направился к дому.

Охотничья тропа вилась в густых зарослях. Будучи протоптанной дикими животными, тропа эта часто петляла и уходила в сторону, но все же была самым коротким путём к селению Карвахолл.

Горный хребет Спайн являлся одним из немногих мест в Алагейзии, которые король Гальбаторикс никак не мог назвать своей собственностью. И поныне существовало немало страшных историй о том, как он потерял половину своего войска, решившись войти в древние леса Спайна. Казалось, над этими горами и ущельями висят тучи бед и неудач. И хотя деревья там чувствовали себя превосходно, а небо над горами Спайна ярко сияло, мало кто решался долгое время провести в этих горах, опасаясь неведомо каких несчастий. К этим немногочисленным смельчакам принадлежал и Эрагон — причём, как считал он сам, отнюдь не благодаря какому-то дару или везению, а просто в силу привитой с детства бдительности и быстрой реакции охотника. Он уже несколько лет охотился самостоятельно и надолго уходил в горы, но всегда вёл себя там крайне осторожно. Каждый раз, когда он начинал думать, что горы уже открыли ему все свои тайны, случалось нечто такое, что полностью сбивало его с толку, и он понимал, как мало, в сущности, знает. К подобным случаям можно было отнести и его теперешнюю, столь неожиданную находку.

Эрагон шёл быстрым ровным шагом, легко оставляя позади одну лигу за другой. Поздним вечером он вышел к оврагу с обрывистыми берегами, по дну которого несла свои воды быстрая горная река Анора, устремлявшаяся в долину Паланкар. Питаемая сотнями ручейков, река эта, сбегая с круч, обретала в итоге невероятную силу, превращая в гальку огромные валуны и скалы, встающие у неё на пути. Басовитый гул потока заглушал здесь все остальные звуки.

Эрагон устроился на ночлег в кустах на крутом берегу Аноры и, прежде чем лечь спать, долго смотрел, как восходит луна.

На следующий день сильно похолодало. Эрагон прибавил ходу и почти не смотрел по сторонам, а потому и осторожного лесного зверья почти не замечал. Вскоре после полудня он услыхал шум водопада Игвальда. Вода здесь падала с огромной высоты, окутанная плотным облаком холодных мелких брызг. Тропа вывела Эрагона на мокрый каменистый выступ, с которого хорошо было видно, как река внизу, огибая поросшие мохом скалы, мчится с бешеной скоростью в долину.

Долина Паланкар лежала у ног Эрагона точно старинная карта, разложенная на столе. Озеро, образовавшееся у водопада Игвальда, было сейчас примерно на полмили ниже того места, где стоял Эрагон. Здесь, у северного края долины, находилось и селение Карвахолл — целый выводок неприметных, коричневых домишек, точно в страхе прижавшихся друг к другу. Белый дымок, пахнувший домом и очагом, плыл над селением, словно бросая вызов этим диким краям. С высоты утёса знакомые поля казались Эрагону крошечными квадратными заплатками на жёлто-коричневом осеннем платье земли, сотканном из пожухших трав. Река Анора, петляя, неслась от водопада дальше, к южному концу долины; в её воде широкими полосами отражался солнечный свет. Чуть дальше река, несколько умерив свой разбег, проносила свои воды мимо селения Теринсфорд и одинокой горы Утгард. А затем, насколько было известно Эрагону, она снова поворачивала на север и устремлялась к морю.

Немного постояв над водопадом, Эрагон вышел на тропу и стал спускаться в долину, спотыкаясь от усталости и даже негромко постанывая. Долина встретила его мягкими сумерками, окрасившими все предметы одинаковой серо-голубой краской. Огни Карвахолла приветливо мерцали ему навстречу; возле домов лежали тёмные тени. В долине Паланкар было только два селения — Теринсфорд и Карвахолл, — и её со всех сторон окружала дикая и прекрасная горная страна, так что гостей здесь бывало немного. Редко кто добирался до этих мест, разве что купцы да охотники-траппёры.

Дома в Карвахолле, довольно неказистые с виду, были весьма прочными, бревенчатыми, с невысокими крышами, крытыми тростником или дранкой. Над ка-16 минными трубами поднимались в небо столбы дыма, в воздухе пахло горящими дровами и приготавливаемой пищей. У каждого дома имелась широкая крытая веранда, где можно было посидеть вечерком с соседями, побеседовать или обсудить неотложные дела. То и дело в сгущавшихся сумерках вспыхивали тёплым светом новые окна, в вечернем воздухе далеко разносились громкие голоса мужчин и брань женщин, пытавшихся загнать домой непутёвых мужей и сердитых за то, что те опоздали к ужину.

Петляя между домами, Эрагон добрался наконец до лавки мясника. Это был просторный бревенчатый дом, из большой трубы над крышей клубами валил чёрный дым.

Он рывком распахнул дверь. В лавке было тепло и светло, в облицованном камнем очаге жарко горел огонь. Вдоль стены тянулся совершенно пустой и чисто вымытый прилавок. Пол был устлан свежей соломой. Казалось, хозяин лавки только и делает, что подбирает каждую соринку и вытирает каждое пятнышко. За прилавком стоял мясник Слоан, маленький человечек в надетом поверх рубахи рабочем халате, покрытом кровавыми пятнами. На поясе у него висело множество разнообразных ножей. Лицо у Слоана было желтоватое, покрытое оспинами; чёрные глаза смотрели подозрительно. Он вытер прилавок тряпкой и, скривив презрительно рот, спросил у вошедшего Эрагона:

— Ну что, великий охотник, неужто решил все же вернуться к нам, простым смертным? И сколько же дичи тебе удалось подстрелить на этот раз?

— Ничего я не подстрелил, — буркнул Эрагон неохотно. Слоана он всегда терпеть не мог. Мясник всегда разговаривал с ним так, словно и за человека его не считал! Будучи вдовцом, Слоан любил только свою единственную дочь Катрину — просто души в ней не чаяли.

— Что ж ты так? — притворно удивился Слоан и тут же повернулся к Эрагону спиной, чтобы отодрать от стены прилипший к ней кусочек мяса. — Значит, мяса ты не добыл, потому и сюда пожаловал?

— Да, — признался Эрагон.

— А есть ли у тебя денежки? Ну-ка, покажи. — И Слоан нетерпеливо забарабанил пальцами по прилавку. (Эрагон лишь неловко переминался с ноги на ногу и молчал.) — Ну же, говори, есть у тебя деньги или нет?

— Денег у меня и вправду нет, но у меня есть…

— Как это — нет денег? — возмущённо прервал его мясник. — И ты ещё собрался мясо покупать! Что же, другие купцы тебе даром свой товар отпускают? Может, ты хочешь, чтобы и я тебе мяса без денег отвесил? А впрочем, — он вдруг заговорил совсем другим тоном, — сейчас все равно слишком поздно. Завтра приходи. И с деньгами. А на сегодня с меня хватит. Лавка закрыта.

Глаза Эрагона сердито сверкнули.

— Я не могу ждать до завтра, Слоан. Между прочим, ты внакладе не останешься, если немного и задержишься. Я кое-что нашёл и, наверное, вполне смогу расплатиться с тобой. — Эрагон жестом фокусника извлёк синий камень из ранца и осторожно положил его на щербатый прилавок. Камень так и засиял в отблесках пылавшего в камине огня.

— По всей видимости, ты его где-то стащил… — пробормотал Слоан, но с нескрываемым любопытством склонился над камнем.

Эрагон, решив не обращать внимания на слова мясника, с вызовом спросил:

— Ну что, этого хватит?

Слоан взял камень в руки и с сомнением взвесил на ладони. Потом потрогал пальцем белые прожилки на гладкой поверхности, поцокал языком, положил синий самоцвет на прилавок и заявил:

— Красивый камешек! Вот только понятия не имею, сколько он может стоить.

— И я тоже, — признался Эрагон. — Только вряд ли кто-то стал бы над ним трудиться, полировать его и все такое, если б он ни гроша не стоил!