Страница 5 из 87
Временами это манихейство доходит до своего логического завершения и вконец обесчеловечивает местного жителя или, скажем прямо, превращает его в животное. И действительно — термины, которые колонизатор употребляет, когда речь заходит о местном населении, не отличишь от тех, что используются при описании мира животных. Так, движения азиатов колонизатор сравнивает с движениями рептилий. Колонизатор говорит о зловонии, царящем в кварталах, где скапливаются местные, о размножающихся стаях, о грязи, о выводках, о дикой жестикуляции. Если колонизатор собирается дать местному жителю полную характеристику и в самых точных выражениях, он неизбежно упомянет зверинец. В речи европейца редко проскальзывают живописные образы; однако местный житель, который прекрасно осведомлен о том, что у колонизатора на уме, мгновенно догадывается, о чем думает последний. Эта ходячая демографическая статистика, эти истерические толпы людей, эти лица, лишенные всякой человечности, эти ни на что не похожие раздутые тела, эти постоянные сборища, эти дети — они предоставлены самим себе, и до них никому нет дела; эта лень, растянувшаяся под жарким солнцем, этот растительный ритм жизни — в колониальном мире все упомянутые определения становятся частью активного словарного запаса. Генерал де Голль говорит о «желтых полчищах», а Франсуа Мориак — о черных, коричневых и желтых, которых скоро выпустят на волю. Местный житель колоний осведомлен об этом и смеется про себя каждый раз, когда замечает намек на сравнение с животным миром. Просто он знает, что он не животное; именно в этот момент, когда он осознает собственную человеческую природу, он начинает готовить оружие, с которым он пойдет завоевывать победу.
Как только местный житель, готовясь уплыть, начинает отвязывать швартовы, что не может не тревожить колонизатора, он вверяет себя в руки исполненных благих намерений людей. Озабоченные продвижением культурного прогресса, эти люди расписывают местному жителю особенности и преимущества западной системы ценностей. Но стоит местному в очередной раз услышать о западных ценностях, он впадает в столбняк или непроизвольно стискивает зубы. Во время освободительного процесса обычно взывают к разуму местного населения. Местному жителю предлагают определенные ценности, ему часто напоминают, что обретение независимости не должно привести к снижению уровня экономического развития, убеждают в том, что ему необходимо доверять вещам, которые прошли проверку временем, считаются стабильными и пользуются большим уважением. Однако выходит так, что, заслышав речь о западной культуре, местный житель достает нож или, по меньшей мере, проверяет, что тот находится в пределах быстрой досягаемости. Насилие, при помощи которого утверждается превосходство ценностей белого человека, и открытая агрессивность, обеспечивающая победу этих ценностей над образом жизни и мышления местного жителя, приводят к тому, что для местного жителя западные ценности, о которых распинаются перед ним, становятся предметом насмешки. В условиях колониальной жизни колонизатор только заканчивает укрощать местное население, когда оно вслух, ясно и четко уже признает превосходство ценностей белого человека. В процессе борьбы за независимость порабощенные массы осмеивают эти самые ценности, оскорбляют их и извергают их из себя.
Этот феномен обычно замалчивается, поскольку во время завоевания независимости некоторые интеллигенты, вышедшие из местного населения, вступили в диалог с буржуазией метрополии. На данной стадии коренное население самораспознается лишь как расплывчатая масса. Несколько местных индивидуальностей, кого буржуазия более или менее хорошо знает, разбросаны и не обладают достаточным влиянием, чтобы заставить чувствовать нюансы в процессе происходящего распознавания. С другой стороны, во время освобождения колоний владеющая ими буржуазия лихорадочно ищет способ войти в контакт с местной элитой. Именно с этой элитой ведется всем известный разговор о ценностях. Понимая невозможность сохранения своего господства в колониях, буржуазия метрополий решает провести своего рода арьергардную акцию и обращается к культуре, ценностям, технике и технологии и т.д. Теперь обратим внимание на то явление, о котором нам не следует забывать ни в коем случае: подавляющее большинство жителей колоний понятия не имеют обо всех этих проблемах. Приоритетной — благодаря своей очевидной конкретности — ценностью для местных жителей становится в первую очередь земля. Земля родит для них хлеб и, что превыше всего, крепит чувство собственного достоинства. Но это достоинство не имеет ничего общего с достоинством человеческой личности, ибо эта человеческая личность никогда не слышала о таком достоинстве. Все, что местный житель мог видеть у себя в стране, — арест в любое время дня и ночи, побои, голод. И ни один преподаватель этики, ни один священник не пришел, чтобы снести побои вместо него, ни один не разделил свой хлеб с ним. Что касается местного жителя, то мораль в его представлении на редкость конкретна; ему важно утихомирить пренебрежение колонизатора, справиться с выставленным напоказ насилием, короче говоря, устранить колонизатора из картины своего мироздания. Известный принцип равенства одного человека другому в колониях начнет проявляться с того момента, когда местный житель заявит, что он равен колонизатору. Еще один шаг вперед, — и местный житель готов бороться за то, чтобы превзойти колонизатора. На самом деле первый уже решил вышвырнуть последнего и занять его место. Мы видим, как разрушается целая вселенная, включавшая в себя и материальную сторону, и определенный моральный порядок.
Просвещенный интеллигент, который пошел за колонизатором, оглядываясь на универсальные абстрактные формы, будет бороться за то, чтобы колонизатор и местный житель смогли мирно уживаться друг с другом в условиях нового мира. Но есть одна вещь, которую интеллигент в принципе не видит, потому что он насквозь пропитан колониализмом, а весь его образ мышления как две капли воды похож на образ мышления колонизатора. Когда исчезнут сами отношения, связывающие метрополию и колонию, не будет никакого смысла в том, чтобы оставаться или сосуществовать. Не случайно, что еще до начала переговоров между алжирским и французским правительствами[2]выделившееся на политической сцене Европы меньшинство, которое назвалось «либералами», прояснило свою позицию. Либералы потребовали ни больше ни меньше как двойного гражданства. Абстрактно обособившись, либералы пытаются заставить колонизатора совершить вполне конкретный прыжок в неведомое.
Давайте признаем: колонизатор прекрасно сознает, что никакая фразеология не заменит реальность.
Таким образом, местный житель открывает для себя, что его жизнь, его дыхание, его пульсирующее сердце ничем не отличаются от жизни, дыхания и сердца колонизатора. Он обнаруживает, что кожа колонизатора имеет не больше ценности, чем его собственная; непременно следует отметить, что это открытие будет иметь неотвратимые последствия и потрясет весь мир. Из этого открытия произрастает новая, имеющая революционный характер уверенность местного жителя. И в самом деле, чего бояться, если моя жизнь равноценна жизни колонизатора, его взгляд больше не заставляет меня съеживаться от страха и не замораживает кровь в жилах, а его голос уже не обращает меня в камень. Я уже не сижу как на иголках в его присутствии, и вообще мне абсолютно наплевать на него. Я перестал теряться, находясь с ним рядом, зато я приготовлю для него такую засаду, что вскоре ему ничего другого не останется, кроме как спасаться бегством.
Как мы уже сказали, условия колониальной жизни характеризуются определенной дихотомией, которая сказывается на всем народе в целом. Борьба за независимость сплачивает этот народ в едином решительном порыве, который направлен на то, чтобы преодолеть собственную разнородность и объединиться на национальной, иногда расовой основе. Нам известны яростные слова сенегальских патриотов по поводу политических маневров их Президента Л. Сенгора: «Мы требовали, чтобы на высшие должностные посты в государстве назначались африканцы; теперь Сенгор «африканизирует» европейцев». Иначе говоря, местный житель может легко понять, начался процесс освобождения или нет, а признаком в данном случае послужит выполнение программы-минимума. Суть программных требований очень проста: того, «кто был ничем», сделать «всем».
2
Ф. Фанон писал свою работу в 1961 г. - прим. пер.