Страница 9 из 10
Пожалуй, нет очевидных аргументов, с помощью которых можно было бы однозначно доказать, что подобный сценарий преодоления рыночного обмена совершенно невозможен. Но на самом-то деле такой феномен, как «творческий труд», с научной точки зрения мало изучен. Многочисленные мыслители, уповающие, что он преобразит социальный строй, — от Оскара Уайльда до Владислава Иноземцева— пользуются примерно теми представлениями о творчестве, которые были заложены еще романтиками в начале XIX века. А представления эти во многом представляли собой идеологию нарождавшегося и осознававшего свою автономию сословия представителей творческих профессий. Писатели, художники и философы не только зарабатывали своим ремеслом, но и создавали сказку о себе как о бескорыстных, гипермотивированных и готовых на чудеса самопожертвования «сверхтружениках». Да, множество наблюдений за творческими людьми подтверждает правомерность этой «сказки». Но из этого еще не следует, что мы имеем право на универсальные выводы о человеческой природе.
Какому проценту населения доступны радости творческого труда? В какой степени эта склонность к творчеству предопределена наследственностью? В какой степени мотивация к творческому труду связана с материальным вознаграждением? В какой — с удовлетворением честолюбия? Ответов, выходящих за пределы бытовых наблюдений и беллетристических штампов, нет, серьезных социологических, психологических и экономических исследований творческого труда не известно, и, во всяком случае, они не находятся в «обороте» у занимающихся посткапитализмом авторов.
Научная фантастика, как известно, предлагает и такие пессимистические сценарии, в которых вытеснение рутинного, малоинтеллектуального и тяжелого труда часто сопровождается вытеснением человека из сферы труда вообще. В этом случае радости творчества будут доступны лишь меньшинству, оставшемуся в сфере производства, а остальные будут обречены на безработицу/безделье. Говоря языком научной фантастики, надежды на торжество творческого труда во многом связаны с тем, что машины могут лучше человека выполнять рутинные функции, но не могут достигнуть этого в творчестве. Однако в наши дни, когда компьютеры начали обыгрывать чемпиона мира в шахматы и когда ставится вопрос о конструировании компьютеров, превосходящих человеческий мозг по совокупной информационной мощи, такой уверенности уже нет. Возникают опасения, что раньше, чем в мире исчезнет необходимость в рутинном физическом труде, в наиболее развитых странах технические системы начнут вытеснять людей творческого труда.
Многие авторы, приветствующие распространение высококвалифицированного, ориентированного на информацию и креативного по сути труда и видящие в нем исток новых общественных отношений, думают не только и даже не столько о новой мотивации трудовой деятельности, сколько о социальных последствиях распространения творческих профессий и, в частности, о новом типе взаимоотношений «управляющих и управляемых».
Так возникают теории «капитализма без капиталистов» — теории, в соответствии с которыми собственники бизнеса постепенно уходят в тень и элита начинает комплектоваться по принципу компетентности и креативности.
Теории такого рода, не трогая способ производства как таковой, описывают лишь новые принципы функционирования элиты. Теперь вместо, казалось бы столь естественного для капитализма, богатства источником элитарности становится творческий потенциал, профессионализм или даже «способность управления информационными потоками». Многие авторы этого направления даже утверждают, что информационная революция наконец-то приведет человечество ко столь желанной меритократии, то есть системе, при которой социальное возвышение человека предопределяется исключительно его талантами. Следует отметить, что об этом писали отнюдь не только левые мыслители, но и самые известные теоретики постиндустриального или «нового индустриального» общества, такие как Гелбрейт, Дракер, Тоффлер и Белл, которые утверждали, что в новом обществе капиталистов-собственников вытесняют технократы.
Вдохновленный подобным надеждами Владислав Иноземцев уверен, что в новом обществе элитариями становятся те, кто могут воспользоваться знаниями и информацией. Основатель движения «Суть времени» Сергей Кургинян также выдвигает лозунг «меритократической революции».
Вне зависимости оттого, насколько правомерны надежды на торжество меритократии, остается нерешенным главный вопрос о принципах экономики, об отношениях труда и капитала и о рынке. Вполне мыслим меритократический капитализм, вполне можно себе представить, что карьеру в крупных капиталистических корпорациях можно делать лишь благодаря способностям, и акционер, лишенный способностей, в лучшем случае остается рантье. Но от этого корпорация не перестает быть капиталистическим, хотя с социологической точки зрения это, конечно, капитализм нового типа. Меритократическая элита вполне может выполнять функцию топ-менеджмента на службе капитала, использующего наемный труд и рыночный обмен. Маркс бы, вероятно, сказал, что «технократия» является новой формой классового господства.
Крах всей цивилизации?
В заключение хотелось бы поговорить о самых радикальных, самых утопических видениях посткапиталистического будущего, предполагающих крушение не только капитализма, но и вообще всей нашей цивилизации.
Прежде всего, на «обочине» общественного сознания имеется видение будущего общества как опирающегося на самодостаточные общины, существующие по принципу натурального хозяйства. Об этом иногда говорят сторонники проекта «Венера» Жака Фреско, сравнительно подробное обоснование этого направления развития можно найти в научно-фантастическом романе Геннадия Прашкевича «Кормчая книга»: общины нового типа возникли в этом романе благодаря возникновению особых биореакторов, позволяющих экологично производить все необходимое. Категорически утверждать, что такого не будет никогда, нельзя, но очевидно, что пока подобные проекты носят «погромный» характер по отношению ко всей существующей цивилизации.
Более популярны взгляды, согласно которым преодоление капитализма произойдет за счет преодоления экономки как таковой, когда на мотивы и поведение людей попросту не будут влиять экономические мотивы. И есть две основных версии, как это произойдет.
По первой из них, преодоление экономики произойдет за счет избытка богатства, когда всеобщее изобилие просто позволит людям не думать о заработке и обмене. В частности, в 1970 году футуролог Герберт Кан говорил о «постэкономическом обществе», имея в виду такое будущее общество, в котором доходы будут настолько велики, что стоимость не будет иметь значение для принятия решений. Позже в западных социальных дискуссиях говорили в этом же смысле о «постдефицитном обществе».
Во второй версии тот же самый эффект достигается за счет тотальной автоматизации и вытеснения человека из процесса производства.
Предсказания такого рода касаются настолько отдаленного будущего, что его рациональное обсуждение крайне затруднительно. Данный прогноз следует допустить как возможный, помня при этом, что экстраполяционные предсказания часто не сбываются, поскольку на арену истории выходят не предусмотренные футурологами силы.
Заканчивая, можно констатировать, что находящиеся в «обороте» у современных социальных философов идеи о чертах будущего посткапиталистического общества можно разделить на две большие группы.
К первой стоит отнести традиционные социалистические идеи, в общем не изменившиеся за последние 100–150 лет и за этот срок так или иначе апробированные исторической практикой, и именно поэтому сегодня мы более или менее представляем, чего стоят эти идеи и чего можно от них ждать. К ним относятся проекты вытеснения частного бизнеса усилившимся государством или коллективной собственностью либо преодоление хотя бы духа частного бизнеса за счет усиления социальной и экологической политики, а также вытеснения собственников у руля экономики технократией и «меритократией».