Страница 2 из 49
Глава первая
ЧЕЛОВЕК, КОТОРОМУ ПОВЕЗЛО
Существует мнение — родилось оно в давние времена, — что любой океанский порт — это сравнительно небольшой участок суши, защищенный от волн, ограниченный линией причалов. Там качаются на голубом ветреном фоне трубы и паруса кораблей, там пахнет солоноватой влагой и в лица тех, кто выходит на пристань, летят брызги перемешанной с ветром воды.
Нью-йоркский порт — одно из наиболее убедительных опровержений этой романтической, устарелой картины. Разумеется, приехав в Соединенные Штаты, я не мог не стремиться побывать в нью-йоркском порту. Но не так-то просто оказалось добраться до его гигантских водных излучин, до могучего устья Гудзона, белесый отблеск которого увидел я издали, со стадвухэтажной вершины Эмпайр-Билдинг — этого самого высокого в мире здания…
Я шел по гулким улицам портового района, стиснутым стеклянными гранями небоскребов. Я проходил за кварталом квартал, стремясь поскорее достигнуть пирсов, увидеть белые многоярусные суда, вдохнуть ароматы дальних странствий— сложный, чарующий запах смоляных канатов, ящиков экзотических фруктов, мешков с кофе и бобами какао. Это запомнилось из описаний нью-йоркского порта каким-то восторженным репортером.
Но здесь пахло лишь раскаленным асфальтом и гонимой сухим ветром угольной пылью. Бесконечно тянулись одноэтажные и двухэтажные прямоугольники складов, тончали над ними решетчатые руки кранов и разгрузочных стрел. И чем-то противоестественным казались бетонные подвесные мосты, которые взлетают здесь не над водой, а над переплетенными глубоко внизу жилами железнодорожных путей.
Меня мучала жажда. Все чаще задерживался взгляд на узорчатых неоновых вывесках закусочных-баров, то и дело встречаемых здесь по пути. Не хотелось заходить одному в чужом городе в неизвестный ресторанчик. Но одна вывеска заставила меня остановиться.
Я замедлил шаг еще и потому, что мне преградило путь изумрудно-зеленое авто, которое наехало на тротуар плоским овальным крылом. Авто развернулось в узком переулке, дало скорость, блеснув золоченой фирменной надписью: «Комета».
«Бьюти оф Чикаго», — прочел я над витриной бара, от которого отъехала «Комета».
«Бьюти оф Чикаго»! «Красотка Чикаго» — возник в памяти своеобразный русский перевод этого названия, издавна знакомого мне. Так переводил эти слова боцман Агеев, сидя рядом со мной в жарко натопленном кубрике разведчиков-североморцев, вспоминая о трагическом исходе последнего рейса «Бьюти оф Чикаго».
Случайное совпадение? Или название бара имеет какое-то отношение к удивительным происшествиям военных дней, хронику которых записал я когда-то? Я не мог пройти мимо, не получив ответа на этот вопрос.
Я толкнул звякнувшую колокольчиком дверь, вошел внутрь бара.
В темноватом низком помещении, уставленном бутылками и горками апельсинов, горбился молодой буфетчик с традиционным полотенцем, перекинутым через рукав его грязноватой накрахмаленной куртки. Ни одного посетителя не было возле высоких круглых стульев у стойки.
Бармен склонился мне навстречу с широкой улыбкой на остроносом, желтовато-сером лице.
— Пиво, сэр? Кофе? Порцию горячей собаки?
За его спиной высилась пирамида золотистого цвета жестянок, похожих на зенитные снаряды, — в таких жестянках продается американское пиво.
Сияла никелированными боками электрическая кофееварка. Под стеклом круглились бледно-розовые жирные сосиски. Подогретые, зажатые между ломтями поджаренного хлеба, они носят странное название — «горячие собаки».
— Кока-кола, пожалуйста, — сказал я.
Не знаю, из чего делают в Соединенных Штатах эту, столь разрекламированную, темно-коричневую пенистую жидкость. Существует шутка, что предприимчивые бизнесмены нашли способ фабриковать ее из отходов нефти с примесью сахарина. И тем не менее в жаркую погоду, в соединении со льдом, это совсем недурной напиток.
Бармен поставил передо мной маленькую бутылку с огромной надписью: «Кока-кола» — и граненый, толстостенный стакан, наполовину наполненный кубиками льда. Рядом со стаканом легла соломинка в обертке из папиросной бумаги.
Я надорвал бумагу, сунул прозрачную, искусственную соломинку в лед. Опорожнив бутылочку в стакан, стал сосать горьковато-сладкую жидкость.
— Жарко у вас здесь, — сказал я.
— Жарко, сэр, — согласился буфетчик.
— Далеко отсюда до ближнего причала?
— Не так далеко, меньше мили.
— Скажите, пожалуйста, откуда произошло название вашего бара?
Он вскинул на меня насторожившийся взгляд.
Это был корабль.
Не тот ли, который ходил в Советский Союз в военное время?
— Тот самый. Хозяин плавал на «Бьюти оф Чикаго»… Еще кока-кола, сэр?
— Нет, спасибо… — Я смотрел, как остатки напитка становятся все светлей и светлей среди медленно тающих льдинок.
Мне уже не хотелось пить. Мне все больше хотелось по-настоящему втянуть его в разговор.
— Очень интересно! — сказал я, тщательно обдумывая очередную фразу. (Я свободно читаю по-английски, но вести живой разговор значительно труднее.) — И ваш хозяин участвовал в походе в Россию?
Опустив голову, бармен тщательно вытирал полотенцем стопку.
— Рассказать вам эту историю, сэр? — Он поднял голову. В его глазах я прочел робкий упрек. Он заговорил монотонно и быстро, словно повторяя заученный текст: — Дул жестокий норд-ост, когда «Бьюти оф Чикаго» вышла из филадельфийского порта и взяла курс на Кольский залив. Немногие решились бы принять участие в этом безумно смелом предприятии кучки американских моряков… Мистер, вы обратили внимание, что у нас в баре совершенно нет мух?
Нет мух? — переспросил я, подумав, что не понял вопроса.
Да, мухи поиздыхали все сплошь, слушая этот мой рассказ — раз сто все одно и то же!.. Вы видите, я парень веселый, тоже умею шутить… — Никакой веселости не было в его полном подавленного раздражения тоне. — А может быть, вы лучше просмотрите «Тайну мурманского негра»? Великолепный цветной фильм, с Оливией Хаксли и Майклом Гудом в главных ролях. Уверяю вас, не могу рассказать больше того, что показано на экране. Когда погибла «Бьюти», мне было пять лет.