Страница 89 из 111
Однако на людей эти животные, казалось, не обращали никакого внимания. Кроуэлл и Штрукхаймер увидели несколько экземпляров. Они мирно жевали траву, следя за пришельцами стебельчатыми глазами. Половина длины тела этих трехметровых чудовищ приходилась на неурожайные хвост и шею. Но со спин свисали бусы мясофруктов, составляющих основу питания бруухиан. Каждая самка (самцов вскоре после рождения отправляли на волю и впускали на территорию деревни только на период случки) давала за сезон около тридцати килограммов мясофруктов. Каждая семья бруухиан держала трех-четырех млекорептилий. Уход за скотом и сбор урожая были главным занятием женщин.
Млекорептилий служили для бруухиан не просто источником еды и слыли не просто домашними животными. Собственно, они считались низшими членами семьи. Это были как бы “граждане второго сорта”, потому что млекорептилий не умели говорить и, что еще важнее, не стремились в “тихий мир”, — они просто-напросто умирали. Однако бруухиане не ели мяса умерших рептилий. Их торжественно хоронили и горько оплакивали.
Навстречу землянам по тропе двигался, переваливаясь, туземец. Однако шел он гораздо медленнее, чем те, которых Кроуэлл наблюдал в поселке Компании. Не доходя нескольких шагов, бруухианин остановился и обратился к гостям в неформальном ключе:
Завершив свою короткую речь, маленький бруухианин двинулся следом за людьми, стараясь идти в ногу с Кроуэллом.
— Я его знаю, — сказал Штрукхаймер. — Он немного обучился английскому. Когда-то был моим переводчиком.
— Верно, — изрыгнуло существо. Его речь была странной карикатурой на человеческий язык. — Все время в… ясли… я слушаю ленты… ты — Кроуэлл оставлять.
Кроуэлл был поражен. Он заговорил, с трудом составляя фразы в неформальном ключе:
— Что все это значит? — спросил Штрукхаймер.
— Очевидно, большую часть своего Года Постижения он потратил для изучения английского. По его словам, священник устроил ему что-то вроде освобождения от обета познавать общественные ритуалы. Обычно они весь год занимаются именно этим…
— Что означает “осо-бо-жени-ото-бета”?
— Это все равно что “разрешение”, Балуурн. Разрешение священника, — пояснил Штрукхаймер.
— Хорошо. Священник дал “осо-бо-жени-ото-бета”, и я теперь нет-похож братья.
— Ты говоришь по-английски очень хорошо, Балуурн, сказал Кроуэлл. — Я изучал ваш язык десять лет и тем не менее не могу говорить на нем так свободно, как ты на моем.
Балуурн склонил голову.
— Штрукхаймер-кто-медлит говорит люди нет-похож бруухиане. Люди учатся всю долгую жизнь, нет один год. Наверно, потому, что бруухиане быстрее идти в тихий мир.
Трава поредела, и их глазам открылась деревня. Кроуэлл сразу увидел то, о чем говорил Штрукхаймер: только половина строений имела привычный вид асимметричных мазанок. Все новые постройки были почти строго прямоугольные и возносились на десятиметровую высоту.
— Балуурн, почему твой народ перестал строить по-старому?
Туземец вперил взгляд в землю и, казалось, все внимание сосредоточил на том, чтобы не опередить людей.
— Это ново-тип… новая часть ритуала живущих. Оставить тихих ближе к земле. Проходить мимо много раз каждый день. Жить наверху, чтобы проходить мимо тихих много раз. Говорить с тихими, тихие знают больше, тихие счастливее и более полезны.
— Я думаю, в этом есть смысл, — серьезно сказал Штрукхаймер. — Нельзя ожидать от тихих, что они будут знать все, что происходит, если их держать взаперти в задней комнате.
— О, нет взаперти. Взаперти — слово людей, не бруухиан. Но ты правый, тихие более полезны.
Кроуэлл ощупал пальцами маленькую камеру, прикрепленную к поясу. Это могло проверить одну из его идей.
— Я думал, что тихих нельзя передвигать. Если передвинешь — надо начинать новую семью.
— То верно, то верно. Новый дом строить вокруг старого дома. Снимать старую крышу, оставить дырку в полу дома живых, купить веревку магазин Компании, проходить мимо тихих вверх и вниз много раз каждый день.
— Ясно. — Кроуэлл отцепил камеру от пояса и снял несколько строений. Затем быстро охарактеризовал каждый кадр, нацарапав несколько строчек в блокноте. — Ага, защитная окраска…
— По каким-то причинам они стремятся к расширению семьи, — сказал Уолдо. — Раньше, когда им становилось слишком уж тесно, они делили тихих и начинали создавать новые семьи на окраине деревни.
Мимо прошла бруухианка, ведя в поводу двух покорных млекорептилий. Свежие капли липкой коричневой слизи на спинах свидетельствовали, что мясофрукты были срезаны совсем недавно. Кроуэлл щелкнул камерой.
— Расширение семей. Может быть, может быть… — сказал он. — Но то, что они строят вверх, а не вширь, говорит также о сохранении пастбищ. Видимо, это имеет важное значение.
(Пока Штрукхаймер с Кроуэллом обменивались репликами, Балуурн молчал. Уж он-то знал, почему его сородичи ведут строительство вверх, а не вширь, он только что объяснил это. То было новой частью ритуала живущих.)
— Кроуэлл-кто-шутит…
— Да, Балуурн?
— Одна семья просила тебя навестить. Старая, очень старая женщина помнит тебя. Хочет говорить с тобой перед “тихий мир”. Очень скоро.
— Странно… Я спрашивал, есть ли среди них кто-нибудь, кто помнит вас, — удивился Штрукхаймер. — И мне ответили, что все те уже в “тихом мире”.
Кроуэлл улыбнулся.
— Вы, вероятно, говорили в формальном ключе?
— Конечно. Кому по силам неформальный?
— Тогда вас, очевидно, неправильно поняли. О женщинах трудно говорить в формальном ключе. Здесь требуются определенные парафразы. Они решили, что вы спрашиваете, живы ли еще мужчины, которые помнят меня.
— Кроуэлл-кто-шутит прав. Штрукхаймер-кто-медлит должен был позвать меня, — вмешался Балуурн. — Вся деревня знает старую Шуурну.
— Что же, пошли навестим ее. Это может оказаться любопытным.
Дом Шуурны принадлежал к числу новых “небоскребов”. Двое землян и бруухианин по одному протиснулись в узкую дверь.
Эта комната была не для тех, кто страдает клаустрофобией. От пола до потолка ее занимала старая хижина. Между старой и новой дверями оставалось меньше метра свободного пространства. Было темно и сыро, пахло плесенью.
Балуурн прокричал ритуальную фразу вхождения. Наверху кто-то откликнулся. Они вошли в старую хижину. Их окружали десятки стоящих вертикально мумий — семейные “тихие”. Глаза трупов бесстрастно взирали на пришельцев. Балуурн прошептал что-то в благочестивом ключе — слишком быстро, чтобы Кроуэлл разобрал фразу, — и сказал:
— Я иду вверх первый смотрю Шуурна готова говорить Кроуэлл-кто-шутит.
Балуурн быстро вскарабкался по веревке, отчего его сходство с обезьяной только увеличилось.
— Надеюсь, канат выдержит меня, — пробормотал Кроуэлл, принимая гравитол.
Он спрятал коробочку с пилюлями и вытащил из кармана еще что-то. Не спуская глаз с отверстия в потолке, он бочком скользнул к одному из “тихих”, подпиравших стену поблизости.