Страница 9 из 68
В великолепных залах дворца старый Юстин принимал иностранных послов. Никогда ещё дворцовая стража так не напоминала статуи в одеждах из белого шелка, опирающиеся на посеребрённые боевые топоры, как в правление Юстина. Тем временем бывший Пётр Саббатий стал умом, если не закулисной силой империи. Годами он изучал науку управления, не обременяя себя государственными делами. Он трудился без отдыха, никем не принуждаемый, — удивительное явление в Священном дворце, — и другие патриции изумлялись, поняв, как много он успел узнать об их должностях. У него был лишь один недостаток, обычный для варвара: он был убеждён, что каждый должен выполнять то, что он задумал.
Этот высокий серьёзный выходец с гор Македонии в любую вещь впивался взглядом своих серых пронзительных глаз. Внимательно слушая и про себя вынося свои заключения, Пётр добился расположения старых сенаторов. Застукав Иоанна из Каппадокии за подделкой казённых бумаг, он обнаружил в том же Иоанне необыкновенные способности и повысил его в должности, чем завоевал небывалую признательность последнего. Бездумно растрачивая свои деньги, Пётр вызвал восторг фракции венетов, которые стали называть его Юстиниан Патриций. Тщеславие позволяло Петру идти на расточительство, потому что ему нравилось, когда его называли «патрицием».
Если бы он начал плести интриги против старого Юстина, то всезнающие жители Константинополя тут же проведали бы об этом, и ещё не начавшееся восхождение Петра к власти немедленно бы оборвалось. Если бы он снискал милость военачальников, то сразу бы возбудил подозрения. Старый Юстин, надеявшийся сделать своего приёмного сына солдатом и учёным, не понимал этого.
— Пётр, — возражал он, — ты не можешь обучать солдат. Они должны знать, что у командира твёрдая рука. Нельзя ожидать, что они начнут почитать тебя лишь потому, что хорошо вымуштрованы. Нет, они ждут от тебя действий. Однажды я сдержал наступление Дараса, приказав своим гуннам захватить персидский лагерь, но только после нескольких часов терпеливого ожидания. Эти гунны не стали бы защищать крепость, но принялись ждать обещанной добычи, потому что поняли, что она неизбежна. — Косматые брови дядюшки сдвинулись при воспоминании о былых временах. — Как там гласит пословица? Кто силён, тот и прав. Если армия не поддержит тебя, Пётр, ты просто напрасно потратишь время, издавая законы. Разве в книгах об этом не сказано?
— Сказано, Август, — признал Юстиниан, который всегда обращался так к своему дядюшке, — однако мне кажется, что войска больше признают твоё командование, и было бы самонадеянно с моей стороны обучать даже группку солдат.
Польщённый, но до конца не убеждённый Юстин покачал головой:
— Пётр, рана в ноге беспокоит меня. Я не могу сидеть на коне во время военного марша. Но я не слепой. Армия следует старым законам, но и в подмётки не годится легионам Феодосия. Она может лишь прятаться за укреплёнными стенами. Наша армия существует только на бумаге. — Он угрюмо уставился на круглое румяное лицо своего племянника. — Город без армии погибнет. Не знаю, как ты справишься с этой ситуацией. Не забудь: нельзя передавать бразды правления другому человеку.
Юстиниан имел на этот счёт свои соображения. Ему казалось, что старый Юстин оплакивает забытые легионы великих завоевателей. Современные войны выигрывались уже другим оружием, а не мечами и латами. Поэтому он промолчал, ожидая своего часа. А ждать пришлось долго. Дядюшка умел притворяться невежественным в вопросах, которые на самом деле прекрасно понимал. Этому немало способствовала личина «простого старого солдата». Из-за того, что злые языки во дворце перешёптывались о неумении Юстина написать своё имя, он приказал изготовить себе золотую печать с выбитыми на ней именем и титулом, которую стал всегда носить с собой. Ему хотелось, чтобы сообразительный племянник помогал, а не заменял его в делах.
Поразмыслив, Юстин возвёл Юстиниана в высочайший ранг Благороднейшего и назначил его почётным начальником императорской охраны. Он решил, что это обеспечит юноше, как он в душе называл его, необходимый престиж, и не потребуется даже участия в военных действиях. Теперь Юстиниан проводил большую часть дня в стенах дворца. Бдительные силентиарии следили за каждым шагом императорского любимца. Это были высокородные прислужники самодержца, которые служили верно ему одному, хотя и могли переметнуться к тому, кто достаточно бы им заплатил. По их мнению, Юстиниан был ревностным любителем вмешиваться в чужие дела, согласным ждать смерти императора, чтобы дорваться до власти.
Однако теперь отношения Юстина и Юстиниана опять изменились. Человек без титула мог обзаводиться друзьями в высоких кругах, а император, по традиции изолированный от своего народа, мог лишь изредка появляться перед людьми в полумраке. Поутру Юстина ожидали сенаторы, а его в это время одевали и напоминали, что ему следует превратить своего сына в нового цезаря. И так постепенно Юстину намекали на этот почётный титул, что он скоро понял: величественный ранг цезаря означает истинную и полную власть над военными. Именно об этом мечтал Виталиан.
— Нет! — вскричал Юстин, прижимая к вышитой золотом тунике пурпурную мантию. — Сами правьте, но не давайте такой возможности юнцу.
Уязвлённая гордость Юстина заставляла его гневаться. Его злило и то, что влиятельные сенаторы были на стороне Юстиниана. В тот миг он мог бы даже разжаловать и изгнать своего приёмного сына. Однако у него не было больше близких родственников, а незаживающая рана в ноге причиняла ему ужасные страдания, и Юстин знал, что протянет всего пару лет. Поэтому он мечтал насладиться всей полнотой власти, которая ему досталась.
Когда слуга застегнул под подбородком Юстина украшенный драгоценными камнями воротник, тот уже более спокойно произнёс:
— Народу сейчас не нужен цезарь.
Решив на время уступить, сенаторы договорились ждать более подходящего момента, когда можно переубедить старика. Юстиниан, положение которого в случае смерти Юстина стало бы шатким, объяснил сенаторам, что будет безопаснее, если именно сейчас армия и народ признают его соправителем.
Но вскоре после долгих скитаний в доме Юстиниана появилась Феодора.
Многие историки впоследствии недоумевали, как могли перекреститься пути бывшей цирковой артистки и человека, мечтающего захватить престол. Некоторые утверждают, что она привезла с собой письмо от какого-то общего друга из Азии. Но разве могли у них быть общие друзья? Другие считают, что Феодора пряла пряжу в бедном доме, а Юстиниан, проходя мимо, был очарован её красотой.
Однако с Юстинианом не составляло большого труда встретиться. Не сопровождаемый аристократами из Священного дворца, он один бродил по улицам, разговаривая с народом — мясниками, матросами, уличными ораторами и им подобными. Возможно, девушки под аркадами Мезе знали, как встретились эти двое. Ведь среди них были две сестры Феодоры.
Однако именно дом соединил судьбы Юстиниана и Феодоры — это скромное жилище, почти скрытое стеной сада и связанное со Священным дворцом лишь при помощи задней лестницы. Дом притулился под боком у огромного ипподрома на склоне холма, ведущего к одной из закрытых гаваней города. Поскольку в доме когда-то жил беглый персидский принц, его так и стали называть — Дом Гормиста. За корабельными мачтами возвышалась его черепичная крыша и просматривалась прохладная терраса с видом на Мраморное море.
По той же причине, по которой дом, называвшийся в списке городской недвижимости дворцом, подходил опальному принцу, подошёл он и более деятельному Юстиниану: там он нашёл убежище от зорких наблюдателей из императорской резиденции, там он мог спокойно работать всю ночь напролёт, там он мог беседовать с друзьями, не боясь чужих ушей, и оттуда он мог быстро скрыться по крутой лестнице к ждущему у причала кораблю.
Для Феодоры дверь этого маленького дворца была тем же, чем для купца Козьмы являлся вход в райскую обитель. Стены комнат сверкали не серебряными инкрустациями и золотой краской, а образовывали сложную мозаику из нефрита и цветного мрамора. Изумруд спартанского мрамора оттенялся кроваво-красными и белыми полосками камня из Фригии. Это было нечто необыкновенное — свой очаг и убежище.