Страница 60 из 68
После этих вестей Юстиниан послал за Белизарием. В диадеме и наплечной драгоценной пряжке старик, словно сам сидел на троне, заговорил с полководцем: «Ты всё ещё констебль. В этой ситуации, пока из-за моря не прибудут наши армии, мы приказываем тебе защищать город».
Слова были тщательно ревниво взвешены и давали только небольшую власть на короткое время по воле цезаря. Белизарий принял эти слова так же, как принимал их в течение тридцати лет, — как приказ, который нужно выполнять.
Старый полководец, конечно, не мог собрать армию за один день: последний отряд был разгромлен за Длинной стеной. Городские арсеналы пустовали. Выйдя из дворца, Белизарий не обратил внимания на взволнованную толпу патрициев, которые послушно вытянулись по струнке перед императором. Вместо этого он приказал глашатаям бегать по улицам с криками: «Белизарий собирает людей под знамёна. Кто будет служить с ним?»
Место встречи людей — площадь Стратегиума. В дополнение ко всему следовало захватить лошадей, запряжённых в повозки и упряжки, и даже из неприкасаемых конюшен ипподрома. Белизарий хотел собрать по домам мечи, в театрах — копья, всё оружие, висящее в залах дворцов, особенно шлемы с перьями своего старого полка, а также дротики, метательные орудия и луки. Потребовались доски из корабельных доков, столбы, топоры, моряки и крестьяне. Хотя ему было почти шестьдесят лет, Белизарий всё ещё хорошо выглядел в шлеме и кирасе под выгоревшим красным плащом. Когда он ехал верхом к Стратегиуму, в руках держал знамёна. Из всех улиц к нему сбегались люди, бросая фартуки сапожников и наплечники носильщиков. Люди выползали из таверн, с волос капала вода, потому что они успели окунуться в большие бочки, некоторые скакали верхом на украденных конях.
Белизарий едва помнил их лица, а ветераны напоминали о себе знакомыми именами: Дарас, десятимильный верстовой столб и Милвианский мост. Проходя среди них, Белизарий смотрел, говорил с ними, рассказывал, как он собирается вытеснить гуннов.
Один бледный и массивный купец с гордо поднятой головой положил руку на плечо взволнованному полководцу. «Могущественный, — произнёс он, услышав голос своего командира, — я Фота, фланговый полка иллирийцев».
Изучив лицо солдата, Белизарий провёл рукой перед его глазами и заметил, что они не двинулись в орбитах. Решив, что Фота слеп, он покачал головой и быстро ответил: «Ты Фота, которого ранили у акведука в Ариминиуме. Подожди здесь. Хочу, чтобы ты рассказал об этом рекрутам».
Казалось, он насмехался над своим окружением перед лицом своих солдат. Поняв это, солдаты подхватили шутки. «Галеты червивы. Хозяин, этот конь может только обежать вокруг столба. Если мы напугаем гуннов, то никогда не схватим их. У нас есть повара или мы будем есть из горшков хана?»
Своим офицерам Белизарий объяснил, что ему нужны вещи, производящие шум и огонь. Один из солдат в новенькой форме рискнул предложить встретиться пятерым против одного, как при Трикамароне.
— Нет, — ответил Белизарий, — это всё равно что переходить Евфрат там, где мы бросали дротики и охотились на зайцев.
Белизарий не говорил о тактике или своих планах. Очевидно, он готовился к новой игре с семью тысячами гуннов. На самом деле он осознавал безнадёжность противостояния гуннам и подбадривал свою разношёрстную команду, говоря, что придумал что-то новое и неожиданное. С помощью обмундирования и шуток он собрал подобие армии.
На следующий день триста вооружённых ветеранов взобрались на коней, изображая полк, ещё у пятисот были лошади, копья и мечи. Большая часть пеших воинов могла пользоваться дротиками и луками и выполнять приказы. Более крепкие крестьяне и моряки получили топоры и трещотки, сделанные из досок. Хотя это была просто толпа, но на расстоянии выглядела как армия.
Во главе своего нового полка почётный гражданин выехал за Золотые ворота к берегу Мраморного моря. Белизарий не раздумывал об удержании горожанами тройной городской стены, потому что она простиралась на четыре с половиной мили к гавани. Флейты играли, и полководец решил встретить гуннов на открытой местности.
За первыми верстовыми столбами он заставил людей разбить лагерь у деревни Хеттус и укрепить его ветками и брёвнами. Некоторые поля расстилались на многие километры вокруг деревни до лесов, через которые шёл главный путь. Ночью Белизарий разжёг множество костров и следил, чтобы его новые когорты двигались вокруг огня. До самого рассвета он не расставлял разведчиков около лагеря.
У Белизария было только одно преимущество. Зная гуннов по опыту, он полагал, что от удивления они могут повернуть вспять и бежать. Они повиновались инстинкту, как животные, учуяв опасность. Поскольку его подобие армии не могло противостоять стрелам или атакам степных всадников, он намеревался устроить для них ловушку, правда очень ненадёжную. Полководец уже был уверен, что гунны послали своих разведчиков посмотреть на его лагерь, но он не был уверен в том, что заметили зоркие глаза кочевников или к каким выводам они пришли. Разведчики вернулись к Забергану, хану кутригуров, с докладом, что на дороге в лагере их ждала маленькая и слабая римская армия. Гуннский вождь выслал треть своего отряда вперёд, чтобы расчистить дорогу.
После полудня Белизарий отправил метателей оружия к другой стороне дороги, спрятал среди деревьев, разбив их на две группы. «Что бы вы ни делали, после того как бросите первые копья, — предупредил он, — делайте это с шумом». Когда первые группы солдат скрылись за деревьями, командующий разместил армию перед деревней, в произвольном порядке расставив свой полк с всадниками позади, а толпой в тылу. Эти ряды можно было принять из-за деревьев за огромную армию. В любом случае первые всадники сразу бы заметили её.
Случилось так, как и думал Белизарий. Передовой отряд гуннов в тёмных кожаных доспехах и кольчугах осторожно выехал на дорогу, ожидая оставшуюся колонну. Римская кавалерия не представляла большой угрозы и скорее удивила, чем обеспокоила гуннов, которые с презрением отнеслись к римским солдатам. Внезапный шквал дротиков и стрел из кустов на другой стороне дороги отогнал отряд гуннов. В некотором смятении враги взялись за луки. Вокруг них лес гудел от громких криков. Белизарий улучил момент и выступил вперёд со своими самыми надёжными воинами. За ними скакали всадники, взметая пыль, а толпа шумела деревянными трещотками и дула в трубы.
Скаковые кони ипподрома, обезумевшие от волнения, бросились в лес, словно обходя препятствие. Была одна минута, когда могло случиться что угодно. Ветераны пошли в атаку, а гунны, инстинктивно пытаясь образовать круг, запутались в ветвях и попали под римские дротики. Лес превратился для них в ловушку. Гунны обратились в бегство по дороге и понесли большие потери. Солдаты преследовали их на отборных скаковых лошадях, запряжённых в колесницы.
«Удача Белизария», — говорили они. Побег передового отряда смутил хана, подумавшего о ловушке и присутствии отборной римской армии, с которой ему совсем не хотелось встречаться. Он поспешно увёл свой лагерь к северу.
Но удача была здесь ни при чём. Битва подобна приступу страха: люди, которых боятся меньше других, в какой-то миг начнут атаку, повергая врага в бегство. Два дня назад сотни тысяч людей в Константинополе из-за сильной боязни искали лодки, чтобы спастись бегством по Босфору. Белизарий посмеялся над ними, и после этого тысячи стали думать о другом и позабыли о бегстве. Затем он сделал ставку на мужество трёхсот немолодых солдат, встретившихся лицом к лицу с двумя тысячами ужасных гуннов. Триста человек пошли в атаку, а две тысячи обратились в бегство.
Начав отступление, гунны уже не могли остановиться. Они взяли достаточно добычи, и сам хан Заберган считал непостижимым ломиться через стены императорского города. Таким образом, цивилизованный солдат превзошёл могущественного варвара.
Белизарий неуклонно шёл вперёд. Беженцы, скрывающиеся на холмах и в лесах, присоединились к его войскам. Полки рассеянных прасинов и венетов тоже вступили в погоню теперь, по безопасной дороге, а гуннский лагерь в Мелантиадуме должен был вскоре подвергнуться нападению. Было безопасно и радостно преследовать убегающую армию.