Страница 35 из 68
Этот раскол в римском командовании затронул всю армию и через год сказался в катастрофе у Милана.
Далеко на севере, почти у самого подножия Альп, население великого Милана (Медиоланум) присоединилось к воинам империи и получило в ведение римский гарнизон в знак своей доброй воли. Милан располагался в дальней части обширной долины реки По (Падуса), простиравшейся через весь итальянский полуостров, над холмистыми центральными территориями. Долина По стала убежищем готских поселенцев, которые скрылись там перед лицом надвигающихся римских колонн. Вскоре после появления римского гарнизона в городе готы собрались вокруг Милана, и к ним присоединились свирепые франки и бургундцы, кочевавшие в ущельях Альп и только что получившие солидную оплату золотом от Витигиса.
Белизарий, услышав об осаде Милана, находился далеко на юге, освобождая последние готские крепости среди холмов. Некоторые из них, например Перуджия, сонно дремали в окружении скал, и он не мог выйти к долине По, пока эти уголки не были освобождены. Белизарий приказал ближайшим римским командующим подойти к Милану и освободить город. Случайные отряды готов и племена франков оказались нетрудной добычей, а Нарсес готовился принять командование легионами.
Одним из командующих оказался Иоанн, племянник Виталиана, заявивший, что будет подчиняться только Нарсесу. К тому времени как Белизарий смог связаться с евнухом, в Милане начал свирепствовать голод, и прежде чем Нарсес сумел собрать сильную армию и добраться до города, варвары вломились туда, насилуя женщин, угоняя жителей в рабство и поджигая дома. Тело епископа бросили собакам на растерзание.
Белизарию оставалось только проехать среди развалин, вдыхая запах горелой плоти. Нарсес также увидел последствия бойни, произошедшей во время их совместного командования. Юстиниан всё же отозвал Нарсеса, правда слишком поздно. После потерянного в сомнениях года Белизарий вернулся к своей задаче защиты населения во время борьбы с готами, не рискуя вступать в открытые схватки. Он терпеливо начал превращать итальянских крестьян в своего рода армию, отправляя своих солдат в деревни обучать их. Император пытался успокоить уязвлённого Нарсеса, объясняя, что евнух слишком бесценен для сокровищницы и дворца, но гордость его была ущемлена, и он повсюду распространял слухи о том, что ожидает только плохих вестей с запада, где Белизарий, окрылённый властью и победами, — хотя именно Нарсес выиграл битву при Ариминиуме, — готовился назвать себя императором.
Эти слухи достигли Феодоры через слуг. Она сказала Юстиниану: «Разве вокруг тебя недостаточно раболепных душ, что ты стараешься превратить своего честного слугу в слепого исполнителя твоих приказов?» Юстиниан нетерпеливо покачал седеющей головой. «Я никогда не сомневался в Белизарии. Но он не должен подвести меня». Феодора с любопытством отметила, что пять лет назад муж говорил только об империи, а не о себе. В последнее время он казался погружен в какие-то молчаливые думы, касающиеся только его одного.
Вскоре в Константинополе появились две тысячи геруланских конников, отправленных в Италию вместе с Нарсесом. Удивлённый Юстиниан спросил своих секретарей, как и почему варвары покинули итальянский фронт. Прискус, глава секретарей, объяснил: герулы не выдержали дисциплины Белизария, они вернулись к своему старому командиру Нарсесу. Правитель доверял профессиональному и бесстрастному Прискусу, который мгновенно отвечал на его вопросы, входя обычно в залу с наклонённой головой, всем своим видом выражая напряжённое внимание.
— Но как они пришли? — хмуро спросил Юстиниан. — Они не плыли морем.
— Совершенно верно, достославный государь. Благородный Белизарий, глава вооружённых сил, не дал им кораблей. После того как он задержал им плату, они отправились по суше, добывая пропитание в горах Далмации и городе Адриана.
Как сказал точный Прискус, Белизарий стал причиной бегства ценной, но сложноуправляемой кавалерии федератов. Не имея во дворце военного, способного управиться с наёмниками-гуннами, Юстиниан предоставил это право Нарсесу и выплатил гуннам компенсацию за длительное путешествие. Ему пришло в голову, что верный секретарь, возможно, заодно с Нарсесом, однако император был уверен в преданности евнуха.
Феодора совершенно по-другому думала о молодом Прискусе, который льстил Юстиниану, ведя себя как учёный раб в присутствии всезнающего господина. Шпионы доложили, что он продавал информацию не одному Нарсесу, и брал такие большие взятки, что смог купить акции в греческой корабельной компании, ведущей торговлю с Карфагеном, а также стать совладельцем виноградников и поместий в растущем пригородном порту Никомедии. В свободное время Прискус часто покидал город из Буколийской гавани рядом со старым домом Феодоры. Там он садился на каик, словно отправляясь в приятное путешествие, а на самом деле плыл в Никомедию, на азиатский берег, переодеваясь по пути в одежды богатого купца, хорошо осведомленного об экономических планах Священного дворца.
Когда Феодора сообщила Юстиниану о двойной жизни его главного секретаря, он мрачно покачал головой. Прискус был ему необходим. Многие чиновники только собирали деньги, когда через Священный дворец проходили большие суммы, игнорируя новые законы. В отличие от Феодоры император зависел от своих чиновников. Трудясь в своём кабинете, он доверял выполнение своих планов другим. Во время войны не мог избавиться от них, ставших орудиями его труда. Кроме того, он хорошо понимал, что императрица хотела избавиться от необходимого ему экономиста, Иоанна из Каппадокии.
— Я проверю отчёты Прискуса, — заявил Юстиниан, — а судебный исполнитель заберёт в качестве штрафа его поместья.
Но не спешил выполнять своё обещание, и Прискус исчез.
Когда главный секретарь взошёл на корабль, то обнаружил, что паруса поднимают какие-то незнакомые греческие лодочники. Как только огни гавани остались позади, они принесли Прискусу, не обращая внимания на его модный купеческий наряд, грубое монашеское одеяние. В ответ на его вопросы они объяснили, что ему необходимо переодеться, так как его везут в монастырь на острове. Прискус понял, что это не розыгрыш, потому что матросы принялись брить ему голову и готовить его к принятию обета бедности и повиновения законам Бога.
— Кто вас послал? — спросил Прискус, соображая, сколько придётся заплатить своим похитителям, чтобы они отпустили его.
— Та, чью туфлю ты никогда не целовал.
Прискус решил уйти в монастырь и оставаться там до смерти Феодоры.
К тому времени императрица имела уже собственную флотилию. Ей были нужны маленькие лодочки, которые курсировали бы между городом и дворцом, и она убедила Юстиниана построить дом на берегу, называя его летним дворцом для отдыха и расслабления. Поскольку правитель редко выходил из Священного дворца и не осмеливался ступить в лодку, этот курорт на мысе Гирон стал её частным владением. С его мраморных террас слуги Феодоры смотрели на огни далёкого города, и их никто не видел. В саду маленькие волнорезы защищали лодки от течения Босфора и посторонних глаз. Через некоторое время Феодора перевезла в Гирон большую часть своего двора. Из всех слуг, начиная с казначея и заканчивая стражниками, она выбрала только тех, кому могла доверять.
Той весной с террасы своего нового дома она увидела в небе комету, проделавшую огненную арку в небесном своде. «Словно меч-рыба», — заметила женщина и тут же спросила патриарха Анфимия (его по воде переправили в Гирон, где он мог гулять ночью в саду, невидимый для посторонних), что значит появление кометы. Как и Юстиниан, он хмуро покачал головой:
— Это недобрый знак, дочь моя.
— Недобрый знак? Какой и для кого?
Козьма как-то объяснял ей, что огненная арка может простираться над поверхностью земли, и Феодора вспомнила это: арка была похожа на цирковую палатку, вместо колец увешанную звёздами. Однако происхождение звёзд не интересовало её так, как огненный знак в небе. Поглядев на это чудо природы, Анфимий согласился, что оно напоминает шатёр. И пророк Исайя также сказал, что оно простиралось как шатёр, в котором можно жить. А блаженный Давид о его Создателе сказал: «Он создал землю непоколебимой». Итак, земля, на которой они сейчас стояли, покоилась на вечном балласте, сотворённом Богом. В нём существовали все явления природы: рыба и вода, птицы и воздух, растения и почва, животные и человек, а последний — часть всего.