Вторая весна

— Для себя будем строить, — сказал он в министерстве. — Значит, хорошо построим. А главное — быстро.

Это решение пришло Егору Парменовичу в голову в тот же день, когда судьба послала ему опытного и энергичного прораба, ленинградского инженера-строителя Неуспокоева.

Словом, хлопот полон рот! И понесло Егора Парменовича, как в ледоход, в наскакивающие друг на друга неумолимо неотложные дела и надобности. А совхоз, по сути дела, еще не родился, он еще на колесах, частью в пути, а частью и не тронулся еще в степь.

Техника совхоза, новенькие, «с иголочки» тракторы С-80 и ДТ-54 уже прибыли на разгрузочную площадку совхоза, маленькую железнодорожную станцию Турксиба, и оттуда двинулись, под командой главного агронома, на место будущей центральной усадьбы совхоза, в урочище Жангабыл. С тракторами Корчаков отправил наиболее громоздкий груз: пятикорпусные плуги и посевное зерно. Тракторная колонна должна пройти за двое суток сто пятьдесят километров. Она пойдет с востока на запад, а навстречу ей, с запада на восток, из областного города, двинется сам директор с автоколонной в сто тринадцать машин. Автоколонне придется пройти, тоже за двое суток, добрых четыреста километров. Эти огромные расстояния никого здесь не смущали. Что для Казахстана лишняя сотня километров, когда области здесь размахнулись на целые тысячи! Так и будут они мчаться навстречу друг другу. А через двое суток — встреча в целинной долине Жангабыл. Здесь, соединившись, они начнут бой за урожай, за могучий, яростный, как взрыв, целинный урожай! Весна подгоняла, дружная, жаркая весна! Готовая к походу автоколонна, та самая, которая потом застряла на Шыбын-Утмесеких озерках и болотах, выстроилась тремя рядами, тремя автовзводами, на окраинном пустыре областного города. Кузовные машины и самосвалы были загружены всем, в чем мог нуждаться зарождавшийся совхоз и чем щедро снабдила его страна: в первую очередь прицепным инвентарем, сеялками, дисковыми и зубовыми боронами, валами для прикатки, затем новыми, еще в густой тавотной смазке, станками для ремонтных мастерских совхоза и строительными материалами, вплоть до кирпича и извести, чтобы на первых порах, при весенней распутице, не ломать голову над их подвозом. На этом настоял дальновидный и работавший с большим огоньком прораб Неуспокоев. А кроме того — всем, во что людям обуваться, одеваться, на чем спать и чем питаться. На прицепах шли две походные кухни, поставленные на автоходы. Острая на язык молодежь уже прозвала их «фабрикой-кухней». Попади автоколонна и ее пассажиры на необитаемый остров — все есть для жизни! Не забыты были и триста тысяч рублей наличными — в степи банков нет. Захватили даже «двухметровки», огромные деревянные раскоряки для замера пахоты, — в степи каждая палка дорога. Ничего не забыл директор Корчаков! Кроме грузовых машин, в колонне шли бензовозы, автолавка, санитарный автобус и «техничка», походная ремонтная мастерская. Никаких задержек в пути из-за поломки машин! Четыреста километров колонна должна пройти в двое суток, точно по железному графику!

С колонной ехало без малого триста человек: и люди, завербованные в колхозах, и свои городские добровольцы, и ленинградцы, в большинстве комсомольцы, приехавшие по комсомольским путевкам. Их черные, необмятые еще полушубки дружески перемешивались с черными же шинелями местных ребят и девчат, выпускников городских ремесленных училищ и школ механизации сельского хозяйства. А кроме строителей, механизаторов, хлеборобов, ехали в степь два повара, портной, сапожник, бухгалтер и счетовод, ревниво охранявшие ящики с солидным запасом канцелярских принадлежностей, врач и, наконец, корреспондент местной областной комсомольской газеты. Умело подобрал людей Егор Парменович! А сейчас все эти люди, как всегда бывает перед самым отъездом, бегали, суетились, лезли на машины, что-то тащили, укладывали, опять куда-то убегали и перекликались возбужденно и озабоченно. От этого шума, криков, суеты всем уезжавшим было тревожно и весело, как бывает в ожидании чего-то большого и неизвестного.

Сопровождавший колонну врач, Александра Карповна Квашнина, стояла около санитарного автобуса, новенькой, сияющей лаком и никелем машины. Шура только что прибыла в колонну, успела лишь бросить в автобус чемодан, как уже попала в «розыгрыш». Около соседней машины стояли три молодых парня, судя по ватникам, пропахшим бензином, шоферы. К одному из них, низкому, кряжистому парню с бедовыми глазами и челкой, выпущенной на лоб, Шура обратилась с вопросом:

— Скажите, где шофер санитарного автобуса?

Парень медленно осмотрел ее с головы до ног и повернулся к своим приятелям.

— Вот это девочка! Эт-то да-а! И в кино ходить не надо.

— Ничо-о, — тоже ощупывая Шуру взглядом, лениво и пренебрежительно ответил второй парень, с модной стиляжьей бородкой и шерлокхолмской трубкой в зубах. Он поправил канареечного цвета шарф, повязанный крупным узлом поверх ватника, и галантно изогнулся: — Вадим Неверов! Ленинградец, учтите. Будем знакомы.

Лицо девушки лихорадочно порозовело. Парень с челкой заметил это и неуклюже повторил галантный поклон ленинградца:

— Тысячу раз пардон! Вам нужен шофер этого зеркального шкафа на пневматиках? — кивнул он на санавтобус. — Костя Непомнящих то есть?

— Не беспокойтесь, сама найду! — резко сказала Шура и отошла к своему автобусу.

Но ребята, переглянувшись, поулыбавшись, двинулись за нею.

— Какой же это зеркальный шкаф, Вася? — серьезно сказал парень с бородкой и трубкой. — Это кафе-ресторан на колесах. Гляди, и шелковые занавесочки на окнах.

— Интересно, с подачей или без подачи «этого самого»? — щелкнул себя во воротнику третий, с лицом, в крупных рябинах, и покосился на Шуру. — Спросим, братцы, обслуживающий персонал? И насчет меню выясним.

Шура растерялась. Она воображала людей, едущих на целину, совсем другими, — суровыми, озабоченными, молчаливыми. А эти стоят и зубоскалят, на знакомство навязываются. Взять хотя бы того, что с челкой! Разве такие бывают целинники! Пышные кудри, на них крошечная «бобочка», лихо сдвинутая набекрень, а из-под «бобочки» спущена на лоб наглая челочка. На ногах мягкие сапожки, с голенищами, отвернутыми белой подкладкой наружу. Такие стоят компаниями около входа в городские парки или кино и, пересмеиваясь, перемигиваясь, переталкиваясь локтями, обшаривают каждую девушку наглыми взглядами и провожают пошлыми остротами. Разве такому место на целине? И сейчас он, словно у входа в кино, пытается острить. Поглядывая то на автобус, то на Шуру и копируя Попандопуло из «Свадьбы в Малиновке», он кричит:

— Нет, скажи, почему я в тебя такой влюбленный? Жалко мне, братцы шоферня, этой роскошной красоты! Жалкая копия от нее в степи останется!

А за ним, как по нотам, вступал второй, в канареечном шарфе:

— Про чью красоту говоришь, Вася? Про автобус или про что другое?

— Братцы, — ломался кудрявый, — я б такую в карманчике носил, вот здесь, как зеркальце. Нет, почему я такой влюбленный?

Шура теперь только поняла с испугом, что говорят уже не о машине, а о ней самой, о ее бежевых брючках, о ее ярко-красном с белыми оленями на груди свитере, модной шапочке из цветной шерсти и белых резиновых ботах. А перламутровый маникюр на пальчиках! И дернул же ее черт вырядиться так, собираясь в целинный поход!

Неподалеку от санавтобуса стоял и корреспондент комсомольской газеты Борис Чупров. Он с удивлением разглядывал странный груз одной из машин. Из кузова ее торчали ножки столов, стульев, разобранных кроватей. Как в мебельном магазине, стояли в ряд шкаф, пузатый комод, диван и сундук, обшитый искрящимся, «с морозом» железом. А рядом — ведра, корыто, кадушки, даже ухват и кочерга и большой фикус. Под фикусом на диване сидел паренек с лицом, удивительно похожим на спелый помидор. Но помидор украшали огромные черные очки в толстой белой оправе. Паренек аппетитно жевал колбасу с булкой, кидая кусочки хлеба в прикрученную к борту большую деревянную клетку, тесно набитую снежно-белыми рослыми курами. К машине была прицеплена одна из «фабрик-кухонь». Борис хотел было спросить похожего на помидор паренька, чья эта машина, но услышал «розыгрыш» доктора шоферами и улыбнулся.