Без срока давности

Все растерялись и открыли Корсакову путь к финальному крещендо, к полной победе!

Перевалившись через стол, он рухнул на пол, и на четвереньках проскочил метра полтора, отделявших его от кейса. При полном «ступоре» действующих лиц Игорь рванул крышку кейса, вызвав у всех без исключения нормальную человеческую реакцию: люди испугались, инстинктивно закрыв лица, опасаясь взрыва.

Корсаков же, откинув крышку кейса, увидел то, что и ожидал: кучу горячего пепла, издающего неприятный запах. А если сказать по простому — воняло все содержимое кейса, и воняло жутко!

Схватив левой рукой горсть пепла, Корсаков подскочил к Решетникову:

— Тварь! — и от всей души врезал по физиономии вице-премьеру. — Ты же меня убил, мудак!

Нос Решетникова моментально стал красным, и кровь из него полилась тоненькой струйкой.

Все стояли молча. В самом деле, не каждый день прилюдно бьют морду члену правительства! Корсаков, изрыгая маты, успел ударить еще два раза. Правда, бить постарался неумело, все-таки журналист, белоручка, а не какой-нибудь боксер.

Наконец Плюснин пришел в себя. Он обхватил Корсакова сзади, прижимая его руки к телу, и заорал:

— Что стоите, охраннички, вашу мать!

«Охраннички» схватили Корсакова, усадили на стул, продолжая удерживать. Он, обозначая сопротивление, продолжал материть Решетникова, и этому никто не мешал.

Плюснин поднял с пола клочок, выхваченный Корсаковым из кейса, повертел его, пытаясь увидеть хоть что-то, понюхал. Повернулся к Корсакову и уважительно спросил:

— Сам додумался?

Корсаков, выплеснув свое возмущение, сидел с безразличным выражением лица и говорил тихим, бесцветным голосом:

— А не пойти бы и тебе, генерал, куда-нибудь? Ты меня сейчас-то чем будешь пугать?

Плюснин сел напротив:

— А зачем тебя пугать? Ты просто ответишь на вопросы, а потом…

— А потом меня, как Житникова, — почти усмехнулся Корсаков, выразительно глядя на Аню Дымшиц.

Решетников, все еще прижимавший платок к носу, скользнул взглядом на Аню, потом на Плюснина.

— Это как понимать?

Видимо, генерал моментально почувствовал себя просто ужасно и как-то робко пообещал:

— Я потом расскажу.

Решетников мучительно сжал зубы, подождал, потом решительно подвел черту:

— Ну, Плюснин!

И мотнул в сторону двери:

— Ты, Корсаков, свободен. Ты не виноват, что у нас всюду такие… сидят.

Плюснин хотел что-то сказать, но не решился.

Корсаков подошел к двери, потоптался неуверенно, повернулся, будто не решаясь заговорить, но вице-премьер его понял:

— Этот, — он кивнул в сторону Плюснина, — ничего не сделает. Слишком много свидетелей. Мне… Ну, мне ты вообще ничего плохого не сделал. Обмен ударами, так это нормально. Глядишь, еще и увидимся.

Корсаков перевел взгляд на Аню Дымшиц, и Плюснин, заметив это, усмехнулся.

— Эта вообще… побрякушка, — отмахнулся Решетников. — С тремя мужиками спать, извини, с четырьмя, и ничего не поиметь. Он повернулся к Анне.

— Ты, видимо, решила, что Житников своими деньгами распоряжался?

Корсаков, хоть и со стыдом, честно признался себе, что испытал удовольствие, видя, как побледнела Анна и отвисла ее челюсть.

— Не его это деньги, не его. Так что, милая, пролетела ты, как говорится, мимо кассы.

И Плюснин тоже улыбнулся, не скрывая мелкой радости.

Решетников снова обратился к Корсакову и окончательно разрешил:

— В общем, шагай спокойно.

Утро приходило рывками, то врываясь в комнату солнечными лучами, то урча автомобильными моторами и яростно треща мотоциклетными очередями. Где-то глубоко в подсознании неторопливо ворочался ответ на эту тайну пробуждения по частям, но Корсакову не хотелось сейчас заниматься чем-то серьезным.

Честно говоря, спать ему уже не хотелось, но и представить, что сейчас он выберется из-под одеяла и окунется в очередной день, не мог. Почему-то он был уверен, что у него нет никаких дел, которые необходимо сделать срочно и во что бы то ни стало. Душа была заполнена каким-то светлым и радостным туманом забытья, откуда время от времени выглядывала улыбающаяся женщина. Кто она — Корсаков не знал, и не мог разглядеть. как ни старался. Но это была Женщина, значит, все в жизни хорошо, и он проснулся окончательно.

Корсаков вспомнил вчерашнее и еще раз поблагодарил судьбу и Сашку Андронова, которые помогали ему. Он-то, Корсаков, что?! Просто выполнил поручение.

Он вспомнил растерянные физиономии вице-премьера Решетникова и генерала Плюснина, огорченную Аню Дымшиц и невольно усмехнулся. Хотя, если бы хоть что-то пошло не так, как рассчитал Андронов — гений планирования, то мог бы Игорь Корсаков сегодняшний день встретить и не в таком блаженстве. Мог бы и совсем до него не дожить. Ну, да ладно. Все кончилось хорошо, и надо этому радоваться. Радоваться тишине, царящей в квартире, густому аромату кофе и чарующим запахам свежей сдобы, доносившемуся с кухни. Вечером Корсаков входил домой один, он это помнил совершенно точно. В квартире, по идее, никого не должно было быть. Однако аккуратные звуки, доносившиеся с кухни, его не только не испугали, а даже не удивили.

Корсаков улыбнулся, лениво влез в джинсы и босиком затопал к источнику запахов.

Не дойдя пары шагов до цели, громко спросил:

— Не могли бы вы, Феликс Александрович, каждое утро так меня баловать?

Феликс Дружников, а это в самом деле был именно он, сделал удивленное и разочарованное лицо, встречая хозяина квартиры:

— А я-то хозяйничаю тут в надежде сюрприз устроить.

— Не волнуйтесь, вы его устроили, — рассмеялся Корсаков.

— Это как же вы меня вычислили, Игорь Викторович? — не унимался Дружников.

— А что вас вычислять? Вы мне едва в ту ночь не попались, — ответил Корсаков и с удовольствием отметил беспокойство в глазах Дружникова.

— Как это «попался»? Вы меня видели?

— Да, успокойтесь вы, успокойтесь, не видел. Это я позднее вас вычислил.

Корсаков, заботясь о чистоте жанра, не стал говорить, что вычислил старого чекиста, не он сам, а по его рассказам все тот же Андронов, который Дружникова вообще никогда не видел.

Тогда, заглянув к Сашке в Ростов по пути из Ярославля, Корсаков подробно пересказывал ему случившееся, и того сразу заинтересовало именно исчезновение папки.

— Говоришь, много лет лежала папка, о которой почти никто не знал, и вдруг, как только она оказалась у тебя, исчезла? Ну-ну.

Это «ну-ну» было андроновским знаком. С помощью этого «ну-ну» он доводил до истерического состояния многих старших по званию, которые никак не могли понять, как ухитряется этот сержант увидеть слабые места в их расчетах и замыслах.

— Этот дед ее у тебя и спер, точно! — убежденно сказал, как отрезал, Андронов, и все сомнения, которые еще были у Корсакова, исчезли.

И сейчас, по реакции Дружникова, он лишний раз убедился, что Санька был прав.

Но Дружников, накрывая на стол, все-таки огорчился:

— Значит, догадались?

— Просто перебрал все варианты, и осталось два: или я сам у себя спер папку, или вы. Ну, сами посудите, на кого оставалось грешить? — постарался успокоить незваного гостя Корсаков.

— Вы садитесь, садитесь, будем завтракать, — предложил Дружников, но и сам не выдержал. — А мне-то зачем было ее забирать? Я ведь сам ее вам отдал несколькими часами раньше. Мог бы просто спрятать, выкинуть, уничтожить.

— Нет, Феликс Александрович, не могли бы. Я только потом допер, что в папке этой ничего о документах-то и не было. Вы ведь сумели только собрать воспоминания тех, кто имел хоть какое-то отношение к «заговору Ягоды». И работали вы только с теми, кто вам хорошо был знаком. Это и понятно. Чекисты — народ дисциплинированный, так сказать, корпоративный. Стараются помочь своим, если не нарушают этим служебные обязанности. А вот со второй частью уравнения, с теми, кто занимался подземными коммуникациями и подготовкой непосредственных исполнителей, вам было сложнее.