Страница 4 из 18
— Ты, как погляжу, всю жизнь только и делал, что послов принимал.
— Каждая птица свое место в стае знает, — ответил, как всегда, иносказательно визирь. Но Кучум заметил как дернулось его плечо, что тот обычно тщательно скрывал, как и свою хромоту, усилившуюся после ранения.
— Смотри, как бы наши нукеры не перепились. Перед послами-то.
— Можно подумать, пьяных они не видели. Иду, — как равному кивнул Карача-бек и, мягко ступая, вышел из шатра.
— Верно, скоро мне придется ему кланяться, — плюнул в сердцах Кучум.
Еще несколько лет назад он бы самолично подпалил своему визирю пятки на костре за такой поклон. Но время меняет людей. Изменило и его. Да и после смерти Алтаная не стало у него более близкого человека, нежели Карача-бек. Близкого только по делам, но не по душе. Тягостен удел правителя…
Меж тем завыли карнаи, им вторили зурны, послышались глухие удары в нагары[3]. Кучум привычно положил левую руку на рукоять сабли и вышел из шатра.
Зрелище, открывшееся перед ним, зачаровало даже его. Никогда прежде ханский холм не был столь богато и торжественно украшен, не слышали окрестные леса столь громкой музыки.
На всех башнях городка висели разноцветные флажки и знамена, перекрещенные длинными хвостами бунчуков. Дорога от посольских шатров до его, ханского, была устлана цветастыми восточными коврами, вдоль которых застыли две сотни отборных воинов в блистающих на солнце доспехах. Внизу мягко светились иртышские воды, а небо окаймляли узорчатые белые облака, делая картину законченной и праздничной.
Увидев своего хана, воины выхватили сабли из ножен и отсалютовали ему. Кучум в ответ взмахнул клинком и так застыл, олицетворяя собой власть и победу. Две сотни сабель ударили о стальные щиты враз, одновременно. Оглушительный звон стали о сталь обрушился на послов, вздрогнувших от неожиданности, докатился до темного ельника. Те невольно оглянулись назад, словно и в лесу скрывались воины.
Кучум одобрительно улыбнулся, кинул клинок в ножны и встал неподвижно в ожидании. Застыли и две сотни отборных нукеров его, зверски поблескивая глазами на послов и щеря крепкие белые зубы в усмешке. Львы, не воины!
Послы, сопровождаемые едва заметно прихрамывающим Крачой-беком, быстро ступая, пошли навстречу ему, стремясь поскорее пройти меж зверем глядевшими нукерами. Осталось всего шагов пять, когда Карача-бек внезапно остановился и отвесил хану низкий поклон.
— Достопочтенный хан сибирской земли, владыка среди владык, — подобострастно заговорил визирь, — великий среди великих, сильнейший среди сильнейших, столп веры правоверных всей земли, доблестный воин и храбрейший среди храбрых, дозволь представить тебе послов от владыки ханства Бухарского досточтимого Абдуллы-хана.
Он сделал паузу и отступил назад, передавая слово для приветствия прибывшим послам. Вперед выступил один из них, по возрасту — ровесник Кучума, но более сухой и темный лицом с проницательными глазами царедворца и вкрадчивым мягким голосом.
— Наш великий хан поздравляет тебя с воцарением в Сибири и желает долгих лет и доброго здоровья. Хан Абдулла шлет тебе свою грамоту и приглашает приехать на священную землю Бухары, посетить его и доставить радость. — С этими словами он протянул большую, свернутую в трубку грамоту со свисающей сбоку огромной красной печатью, прикрепленной к самой грамоте золотым шнуром. Но не сделал и шага к нему.
Кучум не двинулся с места. То посол должен был возложить грамоту к его ногам. Но он не сделал этого! Значит, были особые распоряжения от Абдуллы-хана, сына лисицы! И тут он желает унизить его! Унизить… Унизить… Унизить…
Кучум молчал и не двигался. Не двигались и послы, с видимой почтительностью склонив головы. Желваки заходили на лице у Кучума и он уже повел глазами в сторону охраны, чтобы скрутили наглых послов и бросили в яму. Они преступили все законы, проявив неуважение к хозяину этой земли! Они достойны смерти!
Неожиданно из-за спины послов вынырнул Карача-бек и протянул к ним невесть, откуда взявшийся серебряный с позолотой круглый поднос.
"Под халатом что ли он его прятал?" — изумился Кучум.
Грамота легла на поднос и торжественно поплыла, несомая визирем к хану.
— Прими, достопочтенный хан, — Карача-бек опять согнулся до земли, протягивая поднос с грамотой.
Кучум легко подхватил тяжелый свиток, сломал печать и передал визирю.
— Читай всем, — сухо проговорил хан, почувствовав испарину на голове и предательски вспотевшие ладони. — "Едва не рухнули все надежды на мир и дружбу с Бухарой. Еще чуть и случилось бы непоправимое. А каков визирь? Откуда научился всему? Он словно рожден для встреч и приемов. Нашелся". — С благодарностью подумал Кучум.
Ему вспомнились собственные слова: "Словно всю жизнь послов принимал". Так и есть. Равного ему просто нет и будут ли еще.
А Карача-бек громким голосом, легко выбрасывая из себя слова, читал грамоту, обращаясь в первую очередь к Кучуму и всем собравшимся на ханском холме.
Кроме слов дружбы, заботы о его ханском здоровье и приглашения посетить Бухару, ничего важного в послании не содержалось. Наконец, чтение закончилось, и визирь все с тем же низким поклоном передал грамоту Кучуму. Он небрежно коснулся ее левой рукой и указал на свой шатер. Подскочил юзбаши Чегулай и, с поклоном приняв поднос с грамотой из рук визиря, понес в шатер. Но церемония еще не была закончена, хотя Кучуму хотелось как можно скорее остаться одному.
Вперед вышел второй посланец бухарского хана. Низкого роста, почти старик, с бородой, касающейся груди.
— Почтенный Темир-ходжа передает дары от нашего хана, — сообщил посол, вручавший грамоту, хлопнул в ладоши и из-за его спины возник маленький, ростом с ребенка, человечек в халате, волочившемся по земле, неся огромный кувшин. Коротышка, сделав два шага, опустил кувшин на землю. Медный кувшин, судя по всему, был довольно тяжел, его ручка и бока сверкали вправленными в металл большими зелеными каменьями. Человечек поставил кувшин возле ног хана и, низко поклонившись, уселся рядом на земле.
Кучум с удивлением поднял бровь, ожидая объяснений.
— Хан Абдулла посылает тебе благовония для тела, а также своего придворного брадобрея, — пояснил Темир-ходжа, — отныне — он твой. Хан дарит лучшее из его бесценных сокровищ.
Следом за кувшином два дюжих воина поднесли к ханскому шатру кованый сундук и, поставив на землю, откинули крышку. Темир-ходжа запустил руки внутрь и извлек оттуда несколько свертков яркой материи. У Кучума зарябило в глазах от пестроты красок.
— Для твоих жен и наложниц, — пояснил Темир-ходжа.
Подарки следовали один за другим. К ханским ногам опустили высокое седло с серебряными стременами, украшенное голубой бирюзой. Тут же положили конскую сбрую, покрытую круглыми серебряными бляшками, в центре которых были вправлены драгоценные опалы и топазы, а на концах уздечки — бирюза.
— Эти камни помогают воинам одерживать победу, — проговорил Темир-ходжа, — они могут остановить кровь, отвести беду и принести удачу в любви.
Затем на седло лег кинжал с рукоятью из слоновой кости, украшенной кровавыми рубинами. Посол склонился к кинжалу и чуть вытащил из ножен, показывая затейливый узор на лезвии.
— Пусть этот кинжал поможет тебе в борьбе с врагами. Он сам найдет путь к сердцу врага. Тебе надо только шепнуть об этом, — загадочно улыбнулся посол в седую бороду.
И, наконец, по коврам прошествовали четверо воинов, неся да плечах носилки, покрытые сверху яркой материей. Носилки опустили на землю и у Кучума перехватило дыхание, он догадался, что должно находиться под пологом. А хитрец Темир-ходжа не спешил посвящать его в тайну, сокрытую внутри. Он медлил. Кучуму ничего не оставалось как равнодушно отвернуться от носилок. Темир-ходжа заговорил тихо и вкрадчиво:
— Достопочтенный хан, позволь преподнести тебе самый драгоценный камень из сокровищницы бухарского правителя. Этот дар должен скрасить твои горести и печали. Он даст тебе радость и отдохновение от забот земных, унесет в заоблачные высоты, омоет твои печали и сделает самым счастливым из всех смертных. — Посол махнул рукой и воины по его знаку сорвали полог с носилок, открыв их для взоров собравшихся.
3
музыкальный инструмент типа литавр