Страница 10 из 18
Хан Аблат остановился, переведя дух, и слуга поспешно подал ему пиалу с напитком, поставив такую же у ног Едигира. Отпив несколько глотков, утирая губы рукавом халата, хан продолжал:
— Пока мы боролись с черной смертью, соседи захватили наши рыбные места и добывали нашу рыбу. Они стали охотиться на наших тропах, видя слабость нашу. Я направил к ним своих нукеров, чтобы напомнить кто есть они, и кто есть я. Но ночью головы посланцев были переброшены к нам через ограду. Тогда я собрал всех нукеров, чтобы вести их против коварных соседей. Но сабли их заржавели в ножнах, луки перестали быть гибкими и стрелы не летели дальше десяти шагов. Подпруга не сходилась под брюхом раскормленных коней, которых не коснулась черная смерть. И все-таки я повел их в бой. Половина из них убежала после первой стычки. Я жестоко наказал трусов. Ты видел их сегодня. Соседи, увидев нашу слабость, осадили городок и мы едва выдержали осаду. Мне пришлось пожертвовать дорогой посудой и богатым оружием, лишь бы откупиться от них. Но они не вернули нам рыбных мест, не ушли из наших лесов. Знаю, поведи я завтра своих воинов на битву, они опять повернуться спиной к врагам. И нас всех могут взять в плен и сделать рабами. Таков мой рассказ. Что скажешь, Ярсулы — Яростный воин?
— Я скажу, что сытый волк — не опасный волк. Его не надо бояться. Ты и твой отец разрешили жить вашему народу без забот и в достатке. А человек, как зверь, гибнет от жирной пищи. Человек так устроен. Боги дали ему жизнь, но они дали и смерть. Правда, не указали, где середина между жизнью и смертью. И никто этого не знает, кроме самих богов.
— Мне нравится, как ты говоришь, пришелец.
— Я не знаю, сколько мне отпустили боги зим и лет, но я видел много смертей. Видел смерть друзей и врагов. Не упомню, кого больше. Голодный всегда побеждает сытого. Из степи пришел голодный враг и победил мой народ. Теперь я странник и пришел к тебе. Я думал попросить у тебя воинов для большой войны…
— Я понял это, как только увидел тебя. Печаль и ярость написана на твоем лице. Ты — вестник смерти. Но мой народ уже отдал все, что мог, богу войны, и мне нечего больше дать.
— И я понял, какое несчастье постигло твой народ, большое горе пришло на твою землю. Может даже большее, чем на мою. Я понял это, когда один справился с тремя мужчинами. Их даже нельзя назвать мужчинами, а уж воинами и подавно.
— Знаю и не обижаюсь на твои слова. Боги наказали нас. Женщины перестали рожать джигитов. Но я бы предложил тебе остаться и взять в жены любую из наших девушек. Можешь взять столько, сколько захочешь. Пусть они зачнут от тебя таких же яростных воинов. Останься у нас и дети твои освободят земли предков, изгонят пришельцев. Ты согласен, Ярсулы?
Едигир посмотрел на сидящих рядом с ханом Аблатом нукеров. Ни один из них не выдержал его пристального взгляда и, как по сигналу, опустили глаза к земле. Он пробежал взглядом по рядам землянок, возле которых сидели в молчании женщины, прижимая к себе чумазых, перепачканных в золе детей; внимательно оглядел мужчин, стоящих чуть в стороне от ханского шатра, опирающихся на копья, и обратился к хану:
— Что будет, если я скажу "нет"?
— Ты не скажешь "нет". Я слишком много рассказал тебе.
— Значит, отныне я твой пленник? — Едигир не удержался от улыбки и положил руку на сабельную рукоять. — Но так ты мало чего добьешься. Пленный, что раб, другом быть не может. А я тебе нужен как друг.
— Ты все правильно понял, Ярсулы, насильно мил не будешь. Но я не могу отпустить тебя сейчас. Поживи немного у нас. И не как пленник, а как гость. Мы даже твое оружие оставим тебе, но из городка — ни ногой. Понял меня, Яростный воин?
— Понял, — все с той же усмешкой кивнул Едигир, — хотели щуку в реке утопить, а она на дно ушла. Отлежусь, огляжусь, а там время покажет, кто кому друг, а кто враг.
— Будь лучше другом. Врагов у нас и так хватает. Мне нужны такие люди как ты.
— Воины нужны всем. Не только тебе.
— Я думаю, мы поладим.
— Не от меня это будет зависеть. Как отнесутся к тому остальные воины.
— Они выполнят мой приказ.
— Хорошо. Мне спешить некуда. Я принимаю твое предложение.
— Проводите Ярсулы в его землянку, — хлопнул в ладоши хан Аблат.
Землянка, в которой поместили Едигира, походила на жилище его народа. Правда, у входа неотлучно пребывали два стражника, сменяющиеся с закатом солнца. В первый же вечер в землянку вошла смуглая широколицая девушка и, смущенно улыбаясь, поставила перед пленным деревянное блюдо с вареной рыбой. Сама девушка села в уголке, с любопытством разглядывая его.
— Как тебя зовут? — спросил он, покончив с рыбой.
— Аниса. — Ответила она и закрыла лицо ладонями.
— Тебя отправил ко мне хан Аблат?
— Нет, я сама попросилась унести тебе еду.
— Сама? А разве у тебя нет парня? Что он скажет?
— Был парень. Но теперь ему нельзя встречаться со мной после того, как хан направил его на черную работу. Теперь он живет вместе с рабами и ему нельзя жениться. Ты встретил его в лесу.
— Его зовут Куян? — вспомнил Едигир.
— Да, теперь его так зовут, Куян. А у него было очень красивое имя. Почти как у тебя.
— Ты знаешь мое имя?!
— Да. Тебя в селении зовут Ярсулы.
— Вот как… Оно тоже недавно. Меня раньше звали иначе.
— Пусть будет Ярсулы. Ярсулы и Аниса очень подходят друг к другу. Мне нравится. — Помолчав, девушка неожиданно заявила:
— Я могу остаться у тебя на всю ночь.
— Оставайся, — равнодушно согласился Едигир, — но ты останешься не со мной настоящим, а с тем, кого зовут Ярсулы — Яростный воин.
И она осталась… Едигир не помнил, сколько ночей они провели вместе. Он пребывал словно в ином мире, забыв о потере ханского холма, смерти друзей и даже о Зайле-Сузге. Аниса украла его у них, а он украл ее для себя. Днем она уходила в землянку своих родителей, а под вечер возвращалась обратно.
Оставшись один, Едигир выбирался наружу и бродил без дела по городку, наблюдая и приглядываясь ко всему происходящему. Он уже знал в лицо стражников на башнях и время смены караула. Он мог бы легко выбраться ночью в лес, перемахнув через невысокую ограду, но что-то останавливало его. Не было желания бежать и вновь скитаться по лесу в одиночестве, словно дикий зверь.
"Может Аниса каким-то заговором приворожила меня к себе?" — рассуждал Едигир. — "Может, моя кровь в жилах течет не столь стремительно как раньше?"
А вскоре кончилось недолгое сибирское лето и бежать из городка накануне зимы просто не имело смысла.
Сверток с золотыми монетами в колчане Едигир обнаружил еще во время своих странствий по лесу. Первоначально он не придал ему особого значения, как лишнему грузу, и даже несколько раз пытался выбросить, оставить на месте ночевки, но каждый раз возвращался за золотом обратно и, проклиная собственную слабость, заталкивал сверток в колчан.
Оказавшись пленным "гостем" в городке хана Аблата, ему пришла в голову мысль, что на золото можно купить коней, оружие и нанять нукеров, которые бы сопровождали его. Но куда? Куда он поведет их? В Кашлык на верную смерть? В далекую Бухару, где он также окажется под стражей, а то и вовсе без головы. Или в Московию? Но Московия пугала его не меньше остальных мест. Рассказы о страшных бородатых людях живо вспыхивали в нем, и он гнал от себя мысль о походе в далекую неведомую страну.
А золото постоянно жгло руки стоило лишь прикоснуться к колчану, вытащить тряпицу наружу. Даже во сне Едигиру виделось, как он прячет монеты в дупле старой березы, а оттуда выползает огромная змея и жалит его, Едигира, в руку.
Потом он поймал себя на том, что постоянно, даже разговаривая с Анисой, протягивает руки к колчану и ощупывает его лоснящийся бок, гладит нежно и ласково. Девушке, правда, ни разу не пришло в голову поинтересоваться, отчего он постоянно держит колчан для стрел подле себя. Но сам-то Едигир понял, что заболел золотой болезнью, которая способна извести любого самого стойкого мужчину, сделать его хилым и немощным стариком. И ему стало страшно.