Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 65



— Во дает, — говорили вокруг, — она не отказывается от выпивки.

— Как и ее хозяин!

Эти разговоры совсем не задевали шевалье, напротив, он втайне радовался, даже наслаждался всеобщим вниманием. Напоив лошадь, он опять сел в седло и с пустой бутылкой в руке направился к церкви. Подъехав к ней, он размахнулся и бросил бутылку, которая со звоном разбилась на паперти. Народ вокруг замолчал. Никто не проронил ни слова. Местные жители знали, что никогда еще не было в их краю такого человека. Но кто-то из приезжих крикнул:

— Прекратите, шевалье, вы оскорбляете Бога!

— Кто это сказал?.. Ты где? Покажись, если смел!..

Какой-то парень бросился наутек, под насмешки толпы. Он вприпрыжку побежал, прижав руки к туловищу и втянув голову в плечи, к трактиру «Зеленый дуб». Шевалье бросился ему наперерез, догнал и, схватив за шиворот, оторвал от земли.

— Несчастный дурак, это не твоего Бога я оскорбляю, а кюре…

— Но, господин, разве это не одно и то же?

— Нет, приятель. Кюре выдали великого Шаретта, они все изгадили. Они против нас.

— Отпустите меня, господин.

— Ты не здешний?

— Из Брессуира.

— А! Ладно! Раз ты из такой глуши…

Но его снова охватил гнев. Он тряханул парня, как куклу.

— Не надо было убегать. Только это я тебе ставлю в вину. Убирайся.

И он разжал руку. Парень упал, как куль с мукой, а шевалье поднял голову и увидел Десланда, смеющегося вместе со всеми.

— Ты уже выпил?

— Я только что закончил дела, и довольно удачно!

И, подмигнув, добавил:

— Пойдем в «Зеленый дуб». Там есть хорошая компания, новенькие. Я отведу пока Тримбаль в конюшню.

— А что, — воскликнул шевалье, — дело может затянуться?

— Зависит от того, как повернется… разговор.

Толпа вернулась к товарам, живо обсуждая недавнее неожиданное и бесплатное представление: будет что рассказать домашним.

Десланд и Ландро вошли в чадное помещение, где за столами сгрудились игроки в карты и пьяницы, стоял непрерывный гомон, разрываемый взрывами громкого пьяного хохота. Служанки ловко и бесшумно скользили вокруг столов, разнося бутылки и блюда с едой. Толстый, пузатый хозяин трактира, в расстегнутой на бычьей шее рубахе, с красными ушами и с полотенцем через плечо возвышался на своем месте за стойкой. Взгляд его был суров, как у судьи в трибунале. Седые волосы завивались на висках. Его красное, в белых пятнах лицо напоминало кусок колбасы, застывшие маленькие глазки были похожи на трюфели, заделанные в этот кусок мяса.



— Посмотри туда, — сказал Десланд, — ты сейчас удивишься!

За спиной трактирщика с крюков свешивались окорока, связки ощипанных гусей и букеты зелени. В глубине зала стояли две большие бочки, покрытые лаком с черного цвета обручами и с ярко-красными кранами. За их обычным столом тесной группой сидели приятели шевалье: Адриен Гиняр, Франсуа Соважо и верный Ланьо, красильщик. Гиняру было под пятьдесят, но ему никто не дал бы его лет. Это был мужчина в расцвете сил, крепко сложенный, под стать шевалье. Он участвовал во всех «стычках» девяносто третьего, во взятии Галерна, пережил Савиньи, сражался под командой Стофле, партизанил вплоть до 1799 года, получил чин полковника в королевской армии. Про него рассказывали разные истории. Вроде бы он был «другом семьи» некоей госпожи де Вертей и ее старого мужа и как будто это он был отцом ее ребенка. Это в краю не поощрялось. Но, как честный человек, после Смерти старика он женился на вдове. Соважо был из той же породы: бедовая голова, доброе сердце. Однажды мальчишкой, в 1792 году, он вместе со своим товарищем звонил в грозу в колокола — по местному обычаю. Вдруг ударила молния и убила его приятеля. Мать его отшлепала, тогда он крикнул: «Ах, ты так? Ладно, я убегу из дома!» Мать пожалела, что наказала мальчишку, но было поздно. На следующий день тот ушел с котомкой через плечо. Он был лейтенантом на Майансе и после падения этого плацдарма вернулся в Вандею с генералом Клебером. Он присутствовал при массовых казнях. Это зрелище его потрясло. Хуже того, его посылали сжигать фермы, расстреливать и вырезать мирное население. В каком-то безумии он нашел своего полковника и, еле выговаривая слова, сказал:

— Я солдат, но не убийца. Если вы пошлете меня против вооруженного врага, я подчинюсь с радостью. Но вы приказываете убивать беззащитных людей. Я отказываюсь выполнять приказ! Прошу уволить меня.

— Уволить тебя? — вскричал в бешенстве полковник. — Вот тебе мой ответ…

Он не успел вытащить саблю из ножен, как рухнул замертво от удара клинка. У Соважо была твердая рука. Не ожидая последствий, он перелез через крепостную стену и бросился вниз. Стена крепости Мортань, где произошли эти события, достаточно высока. Соважо бросился в пропасть и покатился по склону. Синие и вандейские солдаты открыли по нему огонь. Но он не получил ни единой царапины, однако на севрской дороге попал в засаду мятежников. Его приняли за шпиона. Он умолял, чтобы его отвели к генералу Форестьеру, называл себя и клялся, что он местный и дезертировал из республиканской армии. Форестьер его знал и дал ему шанс. В первом же бою он уложил семерых синих, показал такие чудеса храбрости, что те же, кто хотел его расстрелять, выбрали его капитаном. Незадолго до перемирия он, прикрывая отход своих товарищей, оказался окружен у подножия скалы. Уже считая себя покойником, он заметил небольшого роста офицера синих, преграждавшего ему дорогу. Соважо бросился на него, немного оглушил, забросил себе на спину и, зажав саблю зубами, полез по почти отвесной скале. Синие не осмелились стрелять в Своего офицера, и это спасло ему жизнь. В 1815 году он снова взял в руки оружие и сражался у Рошзервьера недалеко от Ландро и его «казаков». После реставрации он получил титул шевалье де Сен-Луи, орден Почетного легиона, и… должность сборщика налогов в Эрбье. Он сам не был очень уж религиозен. Но принял обращение и, когда решил в первый раз прийти в церковь на Рождественскую службу, явился в парадном офицерском мундире, с плюмажем, в белых перчатках и с саблей на боку. Его прозвали: «Командир Соважо». Странный сборщик налогов.

Что касается Ланьо, он не имел орденов. В четырнадцать лет он ушел на Великую войну и сражался под командой Сапино. Несмотря на юный возраст, он отличился своей храбростью, ловкостью и прекрасным знанием местности. Его обязанностью было передавать донесения и приказы, пробираясь через позиции и посты республиканцев. В 1815 году волонтеры Эрбье выбрали его капитаном.

Из этой небольшой компании только он и Ландро не умрут своей смертью в постели. Один из рабочих Ланьо размозжит ему голову мотовилом при погрузке тюков с шерстью за то, что тот постоянно упрекал его за республиканские взгляды.

— Открой глаза, мой дорогой шевалье. Да, посмотри налево. А! Кого ты видишь?

— Да это же Шенуо, или я сплю?

— Ты не спишь. А его сосед доктор Мартино, еще один злейший враг его величества Людовика XVIII.

— А рядом с ними что за типы?

— Их телохранители, как я понимаю.

— Ну что ж, повеселимся.

Шевалье спокойно допил свой стакан. Его друзья с интересом следили за его действиями. Он поднялся и пересел за стол к Шенуо.

— Ну что, гражданин, рискнули высунуть нос наружу? Тяжело долго жить взаперти? Правда, у тебя есть хорошенькая жена, но, говорят, она так же, как и ты, любит приложиться к бутылке.

— Господин, я вас не знаю.

— Так сейчас узнаешь, каналья!

— Господин, я честный собственник…

— Чужого имущества, и вас это тоже касается, Мартино.

— Я попрошу вас, господин, относиться с уважением к моему медицинскому званию.

— Сначала, подлец, надо было уважать других, которых ты вместо того, чтобы лечить, посылал на расстрел и под нож гильотины.

Он поднялся во весь свой огромный рост и продолжил грозно:

— Этот так называемый доктор Мартино, отец своих больных, лечил их новым способом, он укорачивал их на длину головы! Присутствующие считают за честь быть с вами в одной компании. О, богач Мартино! Он еще и грабил свои несчастные жертвы! Он их тщательно выбирал, отправлял на эшафот только богатых!