Партизанская искра

— Ну, ну?

— Рано утром слышим — кто-то бормочет. Я выглянул в окошечко. Вижу, двое вылезли из лесопосадки на дорогу. Против нашей вышки остановились и озираются кругом. Смотрим — карабин у одного русский, вот этот самый, — улыбнулся Парфентий, — мы сначала решили, что это наши, хотели было спросить, далеко ли фронт, к вдруг слышим забалакали они не по-нашему. Я толкнул Мишу, он меня, и мы вместе выстрелили из наших малокалиберных. Один из них упал, другой — тикать в посадку.

— Молодцы, не растерялись, — улыбнулся учитель, — Выходит, немецкая разведка напоролась на вас?

— Не похожи они на немцев. Маленькие, черные, как цыгане, и говорят не по-немецки. Наверно, румыны.

С минуту оба молчали. Учитель стал торопливо укладывать в ящик отобранные книги.

— Это все сохранить. Оно нам с тобой нужно будет.

Парфентию приятно было слышать «нам с тобой» из уст учителя, и он стал помогать.

— Еще как нужно, Владимир Степанович. Но как же быть сейчас?

Парфентий ждал решающего слова учителя, он надеялся, что Владимир Степанович подскажет разумный выход. Ведь так было всегда. Он помнит, как они, ученики, чуть что бежали к нему попросить совета. Сколько всяких вопросов он помог разрешить им, сколько пылких надежд вселил он в их души, сколько сомнений рассеял! И не было, казалось, случая, чтобы хоть самая малая просьба была обойдена вниманием Владимира Степановича.

— Как вам быть? А как подсказывает тебе твое собственное чувство? Ты комсомолец и вот теперь, когда ты своими глазами увидел врага, ты что-нибудь подумал?

— Подумал и сейчас думаю.

— Что именно?

— Всем нам надо уходить отсюда.

— Куда?

— На восток.

— Теперь, пожалуй, поздно. Ночью шли бои здесь, совсем близко. Под утро отошли наши войска.

— Тогда к нашим, на фронт.

Моргуненко улыбнулся. Его радовало, что его ученики полны решимости не покоряться захватчикам.

— Все это правильно, Парфентий, но у меня есть другой план. Никуда не уходить.

— А как же?

— Оставаться здесь, в Крымке.

— А… что же мы тут будем делать, на фашистов работать?

— Не работать, а бороться против них. — Учитель легонько взял юношу за плечи и привлек к себе. — Слушай меня. Сейчас на нашей земле, временно захваченной врагом, остаются тысячи вот таких же, как вы, комсомольцев, которые не станут изменниками или трусами. Так ведь?

— Конечно, Владимир Степанович.

— Так вот. Партия приказала нам с тобой создать здесь, в Крымке, боевую подпольную комсомольскую организацию.

Парфентий подтянулся, как в строю.

— Мне… тоже?

— Да, Гречаный. Я знаю тебя, как настоящего комсомольца и доверяю тебе.

Парфентий почувствовал, как гулко застучала кровь в висках, задрожали ресницы и стало больно глазам. Он глянул в лицо учителя, но не увидел четких знакомых черт. Все расплывалось, двигалось, словно под водой. Плотно сомкнув веки, он выжал слезы и сразу перед глазами все стало четче: и предметы, и теплая, понимающая улыбка учителя.

— Я сделаю все, что…

— Тебе пока такое задание: узнаешь, кто из твоих товарищей — комсомольцев останется на селе. Прощупай каждого, чем он дышит, и только тогда привлекай. Группируй хлопцев вокруг себя.

Парфентий слушал учителя и в душе его рождалось и крепло гордое сознание, что ему доверяют такое великое дело.

— Но тут требуются спокойствие и выдержка. На рожон лезть не нужно, горячиться не следует.

— Я это понимаю, Владимир Степанович. Буду поступать так, как вы говорите.

Моргуненко легонько опустил руку на плечо взволнованного юноши.

— Самое главное, помни, что рядом с тобой идут старшие — коммунисты. Они будут помогать тебе, направлять и оберегать.

— А… вы?

— Я буду с вами.

— Но ведь вам здесь…

— Я уйду, но буду с вами. Понимаешь?

— Понимаю, — прошептал Парфентий. Ему захотелось вдруг обнять учителя, но строгость минуты удерживала его от этого душевного порыва, и он только промолвил:

— Хорошо, что вы с нами.

— Я сегодня уйду, но мы скоро увидимся.

— А как, где?

— Это мы устроим. Спасибо, что предупредил об опасности.

При этих словах учитель обнял Парфентия, крепко прижал к себе и поцеловал.

— Главное — не теряйте комсомольской чести.

— Не беспокойтесь, Владимир Степанович. С хлебом и солью врагов встречать не выйдем.

Учитель достал из-под полы пиджака сверток и подал Парфентию.

— Спрячь и храни у себя. Это знамя нашего сельсовета и вашей будущей организации. Это знамя должно стать боевым.

Гречаный принял из рук учителя знамя и бережно спрятал у себя на груди.

— Еще одно тебе поручение. Подыщи место, где можно сохранить оборудование физического кабинета.

— Сделаю.

— Ну, до скорой встречи, Парфуша. На селе обо мне никому ни слова.

Еще раз крепко обнявшись, они простились.

Минуту спустя, Парфентий скакал к Михаилу Кравцу, чтобы поведать другу о том, что путь, который они сегодня искали, — найден. И на мучительный вопрос «что делать?» — есть точный ответ. Они знают теперь, что делать им, комсомольцам.

Парфентий подскакал к хате Михаила Кравца и, на ходу спрыгнув с лошади, побежал к товарищу.

— Миша, все в порядке! — воскликнул он громко.

— Что в порядке? — спросил выбежавший навстречу Михаил.

— Нашел, понимаешь? — Парфентий понизил голос. — В школе застал, в библиотеке.

— Ну?

— Все, как было, рассказал ему, предупредил. Знаешь что, Мишка? Уходить не надо. Никуда не надо. Здесь останемся.

— Здесь? — недовольно протянул Михаил, удивляясь, почему же у Парфентия такое приподнятое настроение.

— Да, здесь, — вразумительно повторил Гречаный и озорно, по-мальчишески подтянув к себе за ворот рубашки. Михаила, полушопотом сообщил:

— Партизанить будем.

— Ну что ты? — поразился Михаил и в то же время обрадовался. Это вполне соответствовало его характеру. Миша любил героику. Он упивался романтикой гражданской войны, по несколько раз перечитывал книги о партизанах и завидовал героям, которых любил народ, чтил их память и слагал о них песни.

— К нам скоро явятся «гости». Нужно будет по-хозяйски их встретить.

Михаил, до щелочек сузив серые глаза, довольно улыбнулся.

— Все правильно, Парфень. Только я не знаю, как это будет…

— Я тебе все объясню. Пойдем на речку. Кстати, поможешь затопить лодку. Не хочу, чтобы попала в руки этих гадов.

— А кони, Парфень? — спросил Михаил.

— Пока поставь в сарай, а там придумаем, что с ними сделать.

Друзья завели лошадей и побежали вниз к речке и дальше вдоль берега. Там, в узкой прогалине между камышами, стояла на приколе старая, утлая лодка, спутник парфушиного детства, друг, с которым было, связано много милых, волнующих воспоминаний.

Глава 4

В ПУТЬ

Закончив свои дела в селе, Моргуненко осторожно вышел на опушку школьного сада.

Вдоль северной стороны сада, обращенной к степи, проходила дорога. Через дорогу сразу же начиналось пшеничное поле, оно простиралось далеко вглубь степи. Все вокруг казалось величаво спокойным, но в этом на вид спокойном царстве кипела своя особая жизнь. Перекликались ленивые перепелки, откуда-то издалека доносился скрип коростеля, щебетали, посвистывали и щелкали какие-то другие пичужки, стрекотали кузнечики. И от всей этой разноголосой трескотни село казалось необыкновенно тихим, обезлюдевшим.

Утро уже миновало. Занимался ясный день. По чистой синеве неба поднималось горячее солнце. Нагретый воздух восходил над степной далью струистыми голубоватыми волнами. Все предвещало знойный августовский день.

Моргуненко смотрел вдаль, как бы угадывая, где же проляжет его тропинка, куда поведет она и кто встретится на ней?

Поглощенный своими мыслями, он обернулся назад. Там меж стволов фруктовых деревьев белели стены школы.

— Ну вот, пожалуй, и все, — вслух произнес он и, с трудом подавив вздох, добавил: — Прощай, родная!