Страница 27 из 122
Когда они приблизились к входу, Феллон сумел заглянуть внутрь поверх голов снующих туда-сюда кришнаитов. За воротами было светло от множества свечей и масляных светильников. Иногда толпа немного редела, и тогда можно было разглядеть стол, за которым сидел жрец-привратник, сверявший имена входивших с каким-то списком.
С тех пор, как на Кришну проникла техника фотографии, жрецы Йешта стали снабжать самых верных своих последователей пропусками-удостоверениями с небольшими фотокарточками владельцев. Человек пятнадцать-двадцать мирян стояли в очереди, которая протянулась от стола, через ворота и вниз по трем высоким ступенькам прямо на улицу. Все были с пропусками.
Феллон занял позицию у самого портала, наблюдая и прислушиваясь. Он испытал облегчение, обнаружив, что, как он и надеялся, жрецы протискивались сквозь пробку у входа, не удосуживаясь остановиться у стола. По-видимому, одеть жреческую рясу, не имея на то права, было настолько неслыханным святотатством, что против этого даже не принимались никакие специальные меры предосторожности.
Никто не обратил внимания на Феллона и Фредро, когда они подошли к доске с объявлениями и сделали вид, что читают их. Еще через минуту они уже вышли из-за доски в полном облачении жрецов Йешта третьего класса. Свои плащи они свернули и оставили в тени за доской. Их лица были скрыты капюшонами.
Феллон двинулся к воротам, чувствуя, как его сердце забилось чаще. Миряне почтительно уступали ему дорогу, так что толкаться ему не приходилось. Фредро шел за ним почти вплотную и иногда даже наступал на стоптанные каблуки сапог Феллона.
Они прошли в иссеченные древними шрамами огромные бронзовые ворота.
Откуда-то слева перед ними выступала перегородка, и между ней и столом привратника оставался совсем узкий проход. У перегородки стояли двое часовых в форме гражданской гвардии. Они опирались на алебарды и всматривались в лица входивших. Чуть впереди Феллона и Фредро развевалась ряса жреца, который приостановился между стражниками и столом привратника и пробормотал, как показалось Феллону, что-то наподобие «rukkval».
Феллон опустил голову, заколебавшись перед самым проходом. Откуда-то донесся звук гонга. Толпа у входа нетерпеливо зашевелилась, стараясь, впрочем, соблюдать почтительную тишину. Феллон решил, что гонг был сигналом поторопиться к началу службы.
Он шагнул вперед, пробормотав: «Rukkval!», но нащупал при этом под рясой рукоять рапиры.
Жрец за столом даже не поднял головы, когда Феллон и Фредро проходили мимо, потому что говорил о чем-то вполголоса с очередным мирянином. Феллон не решился посмотреть на стражников, опасаясь, что даже в искусственном свете они смогут различить земные черты его лица. И тут его сердце перестало биться, когда один из гвардейцев рявкнул:
— Со’й! Со’й хао!
Мозг Феллона был настолько парализован, что ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что часовой просто торопит кого-то. Феллон не стал задерживаться, чтобы выяснить, обращался ли гвардеец к нему и Фредро, или к жрецу за столом и мирянину, а рванулся вперед. Вслед за ними устремились другие жрецы.
Феллон позволил общему потоку нести себя. Оказавшись внутри Сафка, он стал слышать непонятный звук, который уже слышал четыре ночи назад, когда обследовал здание снаружи. Внутри звук был значительно громче, а также казался более сложным и загадочным, чем помнилось Феллону. Сейчас он различал не только размеренные гулкие удары, но и более частый стук — как будто кто-то работал молотком — а также визг и скрежет не то напильников, не то пил.
Поток кришнаитов двигался вдоль задней стены главного храмового зала, который был частью Сафка или был встроен в него, и который был представлен большим помещением на плане Кордак’а. Осторожно выглянув из-под капюшона и посмотрев влево, Феллон разобрал ряды церковных скамей — они были составлены в три больших блока и наполовину заполнены верующими. Оказавшись напротив одного из проходов между скамьями, он увидел, что за ними находилось ограждение, отделявшее мирян от священнослужителей. Немного левее центра за перегородкой возвышалась кафедра: цилиндрическое блестящее сооружение, по-видимому, из серебра. Прямо по центру и в глубине стояло что-то темное неопределенной формы. Это должна была быть статуя Йешта, изваять которую специально приезжал в Занид Панджаку Гхумендский, сам йештитского вероисповедания, если верить статье в «Рашме».
Свет ламп и свечей отражался от позолоты украшений и заставлял блестеть полудрагоценные камни, вделанные в мозаичные панно, которые шли вдоль верхней части стены по всему периметру зала. Оттуда, где находился Феллон, нельзя было как следует разобрать, что изображено на мозаиках, но ему показалось, что это последовательные иллюстрации мифа о Йеште — мифа, который слыл гротескным даже среди склонных к преувеличениям кришнаитов.
Поток входивших рассортировывался на небольшой площадке, расположенной за последним рядом скамей. Миряне просачивались в проходы, чтобы занять свои места, а жрецы, которых было гораздо меньше, шли дальше к двери, которая находилась в другом конце помещения.
Судя по тому, что говорил Феллону Лийара, там должна была находиться ризница, где жрецы облачались в дополнительные одеяния, которые полагалось носить только во время церемоний. Для жрецов низших классов, включая третий, это были лишь колпаки — особо пышные регалии предназначались исключительно для высших иерархов: начиная с пятого класса.
Оглянувшись, чтобы убедиться, что Фредро никуда не потерялся, Феллон направился к этой двери и вошел в нее. Оказавшись за ней, он обнаружил совсем не то, что ожидал увидеть в этой комнате, изображенной на плане Кордак’а ничем не примечательным квадратиком.
Комната была среднего размера и плохо освещена, и на другом ее конце была еще одна дверь, к которой и спешили остальные жрецы. Вдруг слева что-то звякнуло, и Феллон повернул туда голову и замер. То, что он увидел, было настолько неожиданно, что он попятился, отдавив ногу следовавшему за ним Фредро. Тот ойкнул от боли.
В левую стену комнаты было вделано кольцо, а к нему прикреплена цепь, которая заканчивалась металлическим обручем, одетым на змеиную шею шана. Животное было не так велико, как те экземпляры, с которыми Феллон имел дело у Кастамбанга и в зоопарке, но и этому ничего не стоило слопать человека в несколько приемов.
Голова твари сейчас лежала на передней паре ее шести лап, снабженных острыми когтями. Огромные глаза оглядели Феллона и его спутника, до которых было не больше двух метров. Ничто не могло помешать твари растерзать их.
Подавив готовое вырваться восклицание, Феллон взял себя в руки и продолжил движение, надеясь, что никто не заметил его промаха. Он вспомнил о душе из сока альябы, под которым они с Фредро сполоснулись днем в зоопарке. Не приходилось сомневаться в том, что хотя бы по этой причине — если не было еще какой-нибудь — шан не станет набрасываться на них. А может быть, все жрецы брызгали этой гадостью на свои рясы, и лишенные запаха злоумышленники, даже замаскированные — как Феллон и Фредро — становились добычей шана? Феллон не смог определить, пахнет ли от настоящих жрецов альябой, потому что сам был насквозь пропитан этим запахом, но если это действительно было так, значит им крупно повезло, когда их так щедро окатили в зоопарке.
Шан проследил за ними глазами, но даже не оторвал головы от лап. Феллон, не мешкая, прошел в следующую дверь.
За ней оказался коридор, который плавно изгибался, повторяя очертания внешнего контура здания. Окон тут не было, и хотя джадеит являлся до какой-то степени прозрачным материалом, стены башни были слишком толсты, чтобы пропускать свет извне, и поэтому через определенные промежутки в специальных стенных гнездах были укреплены светильники. С левой стороны коридора шла внутренняя стена, прерывавшаяся частыми дверными проемами. Ее изгиб ограничивал обзор, но Феллон знал по схеме, что впереди должна быть лестница, ведущая вверх, и еще одна — вниз.