Страница 110 из 122
Я давно уже доел остатки конины и не мог добыть себе другой еды, потому что дикие животные слишком проворны даже для такого бегуна, как я, а нужного оружия у меня не было.
Лишенный воды и пищи, я начинал уже ослабевать, когда мои усики поведали мне о близости влаги. Я застыл, пробуя воздух, потом выбрал нужное направление. Через полчаса я нашел углубление с водой, окруженное несколькими деревьями. Вода была изрядно испорчена тиной, но меня это не смутило.
Я все еще поглощал гнилую воду, когда стук копыт заставил меня насторожиться. Я встал и увидел всадника. Это был крупный человек, похожий на швенрских наемников, которых я видел в Ире. На нем была меховая шапка в форме луковицы, куртка из бараньей шкуры и мешковатые шерстяные брюки, заправленные в сапоги. Белокурая борода развевалась по ветру.
Я поднял руку и крикнул по-швенрски:
— Отведите меня к вашему лидеру! — То была одна из немногих фраз, которые я заучил. Для всестороннего изучения языка мне не хватало времени и наставника.
Всадник прокричал что-то вроде «Хоп!» и продолжил свой путь.
Приблизившись, он раскрутил веревку, висевшую на седле, и взмахнул ею над головой.
Очевидно, человек намеревался поймать меня тем же способом, каким меня поймали разбойники Айвора в Зеленом лесу. Не нуждаясь в подобном развлечении, я весь подобрался. Когда кольцо полетело в меня, я высоко подпрыгнул и поймал веревку когтями. Приземлившись, я поплотнее встал на землю и подался назад.
Результат превзошел все ожидания. Наездник был готов к тому, чтобы сбить меня с ног и тащить, но неожиданный рывок с моей стороны вышиб его из седла, и он упал на траву, ударившись головой. Лошадь его остановилась и принялась щипать траву.
Я поспешил к упавшему человеку. Перевернув его на спину, я с еще большим удивлением обнаружил, что он мертв. При падении несчастный сломал себе шею.
Это обстоятельство несколько меняло дело. Одежда покойника могла сослужить мне службу в качестве изоляции от перепадов температур, ибо дневная жара доводила меня до изнеможения, в то время как ночной холод замораживал почти до неподвижности. Так что я взял меховую шапку, баранью куртку и сапоги. Я также забрал оружие, кремень и огниво.
Я попытался поймать лошадь. Испуганная моим видом и запахом, она удалялась при моем приближении. В тоже время ей явно не хотелось уходить далеко от воды. Я бегал за ней между деревьями, совершив таким образом немало кругов, но, ослабевший от голода, так и не смог поймать ее.
Тогда я вспомнил о веревке. Я никогда не практиковался в подобном искусстве и решил попробовать. Первая попытка не принесла мне удачи: я лишь сам запутался в веревке и растянулся на земле. Однако несколько часов практики позволили мне делать неплохие броски на расстоянии футов в двадцать. Вооруженный этим умением, я, наконец, приблизившись на достаточное расстояние, сумел набросить кольцо на голову лошади. Потом я отвел ее к водопою и привязал к дереву.
Умершего человека я съел, радуясь, что могу, наконец, приготовить себе еду. Некоторые обитатели Первого уровня, несомненно, пришли бы в ужас и объявили меня смертным врагом человечества, но я не могу всерьез принимать все их нелогичные и несуразные табу. Этот человек сам стал причиной своей смерти, напав на меня. Его душа уже, несомненно, отправилась на тот уровень, где все становятся машинами.
Зная странное отношение людей к поеданию соплеменников, я похоронил останки умершего.
Потом я взобрался на лошадь и двинулся на северо-запад. Если верить моей карте, именно в этом направлении нужно было искать орду Чама Теорика. Впрочем, наверняка сказать было нельзя, потому что каждую неделю племя снималось с места и отправлялось на поиски свежих пастбищ для своих животных.
На второй день после событий у водопоя я заметил слева от себя другого всадника. Он двигался севернее, чем я, и наши пути сближались. Как и первый кочевник, этот тоже был наряжен в меховую шапку и овечий полушубок.
Когда мы подъехали друг к другу ближе, я помахал рукой. Вот кто, подумал я, может показать мне нынешнее расположение орды.
Человек помахал мне в ответ, и я подумал было, что мне удалось наладить дружеский контакт. Когда мы сблизились, я спросил его на своем швенрском:
— Сэр, не будете ли вы так добры указать мне лагерь Чама Теорика?
Теперь нас разделяло шагов 20–30. Человек, очевидно, был близоруким, ибо он только сейчас заметил, что лицо под меховой шапкой никак не могло принадлежать его соплеменнику. Его глаза округлились от ужаса и он завопил что-то вроде: «Изыди, диавол!». Затем выхватил лук и потянулся за стрелами.
У меня тоже был лук и колчан, но, ни разу не практиковавшись в стрельбе из лука, я не мог надеяться на удачный выстрел, кроме того, мне нужен был проводник, а не еще один труп.
Следующее мое действие было довольно неожиданным. Будь у меня время на раздумья, я бы наверняка отверг его решительно и бесповоротно. Я никогда не делал ничего подобного, а маневр был сложный.
Но, как говорим мы, демоны, счастье часто сопутствует бесстрашным.
Я впился в бока лошади острыми углами тяжелых железных оков, которые швенры употребляют вместо шпор. Лошадь рванулась вперед, а я повернулся к швенру. Последний все еще возился со стрелой, я же находился в нескольких ярдах от него. Потом, действуя так же, как мадам Дульнесса из заведения Багардо, я перегнулся через седло, ухватился за него руками и поднял ноги. Через мгновение я стоял на спине галопирующей лошади.
Если бы мне надо было покрыть таким образом какое-то расстояние, я бы, конечно, свалился. Но к этому времени обе лошади находились уже одна подле другой. Я прыгнул со своего седла на крестец чужой лошади и тут же уселся за спиной всадника. Я вцепился в его шею обеими руками, так что мои когти сошлись как раз под его бородой, и прорычал ему в ухо:
— Отвези меня к своему лидеру!
— Отвезу! — ответил он придушенным голосом, — только убери когти с моей шеи, пока ты не вспорол мне вены.
Я позволил ему продолжать. Бедняга так и не понял, что я и сам не мог вспоминать свой кульбит без ужаса.
Кочующий город хрунтингов напомнил мне лагерь паауан и деревню заперазхов. Вот только дома здесь были совсем другие. Они были сделаны из шкур, полукружиями надетых на деревянные каркасы. Территория вокруг этих серых жилищ была разбита на секции, каждая из которых служила для особых нужд. Я заметил, например, секции для лошадей, для лучников, для боевых мамонтов.
Кочевники, их женщины и дети сновали вокруг палаток и стоящих среди них больших повозок. Направляя своего коня среди всех этих предметов, мой проводник кричал:
— Держитесь в стороне! Не подходите! Не вмешивайтесь, иначе тот, что сидит за моей спиной, убьет меня!
В центре селения стояла палатка, размерами вдвое больше остальных. Вокруг нее было пустое пространство. Перед палаткой развевалась пара знамен, украшенных конскими хвостами, человеческими черепами и прочими эмблемами кочевников. Двое хрунтингов в кирасах из лакированной кожи стояли на страже перед палаткой Чама. Точнее, они должны были стоять на страже, но один сидел, прислонившись спиной к древку знамени, и, склонив голову на колени, мирно спал. Другой тоже сидел, но не спал, а лениво ковырял палочкой землю.
Услышав вопли своего соплеменника, оба часовых поспешно вскочили. Обменявшись нескольким словами с моим пленником, один из часовых скрылся в палатке и вскоре вернулся с сообщением, что Чам немедленно желает видеть меня.
Я слез с лошади и направился к входу. Мой пленник спешился, с ненавистью глядя на меня. Я взялся за шпагу, но тут вмешались часовые. Рукоятями копий они оттолкнули его, и я, не задерживаясь, вошел в палатку, оставив эту троицу яростно спорящей.
Часть огромного шатра была отведена для официальных приемов. Когда я вошел, Чам и еще одна парочка охранников сели в соответствующие случаю позы, и лица их приняли выражение достоинства и суровости. Чам сидел на седле, положенном на кусок дерева. Такое положение должно было говорить о нем, как о человеке храбром, вожде бесстрашных наездников. Охранники в забавных одеждах, со множеством блестящих пуговиц на кирасах, стояли по обе стороны от Чама с копьями и щитами в руках.