Нора

Кэла поразили собственные признания. Доктор поджал губы и отвел взгляд от отрешенного лица молодого человека.

— Вам нужно сказать ей об этом, когда она выздоровеет.

Глаза Кэла беспомощно взглянули на доктора.

— А она…. выздоровеет?

— Скоро мы узнаем об этом.

Скоро… это слово постоянно звучало в ушах Кэла весь день. Кэл не следил за временем. Ему предлагали поесть, успокаивали, а он не выпускал тонкой руки Норы.

Состояние больной не улучшалось. Нора вздрагивала и металась по постели вся потная, постоянно вскрикивала, лихорадка продолжала сотрясать хрупкое тело молодой женщины.

Доктор вышел из комнаты, чтобы пообедать, оставив на некоторое время Кэла одного в тишине прохладной комнаты. На дворе стоял декабрь. Он решил затопить камин, чтобы в комнате стало теплее. Нора не должна простудиться еще раз.

Ни словом не обмолвилась о своей болезни… Ему следовало раньше понять, что его жена не любит раскрывать душу, даже если это могло бы принести ей пользу. Ему следовало понять ее характер, еще когда он узнал о ребенке. У него была возможность создать ей другую жизнь, достойную… И может быть, ребенок остался бы жив.

Ребенок… Как будет больно Hope, если… Когда, поправил он себя, она выздоровеет. Кэл представил, каким ударом будет для молодой женщины потеря ребенка, и застонал. Он смотрел на стройное хрупкое тело жены, распростертое неподвижно на постели, и наконец выдержка изменила ему. Столько часов она находилась между жизнью и смертью. Слезы обожгли небритые щеки, и через мгновение Кэл уже не сдерживал рыданий. Он прижался щекой к мягкой груди Норы, к ее влажной рубашке и предался слезам.

Нора услышала чьи-то приглушенные рыдания. Тело ее болело и пылало, как будто жестоко избитое. Что-то сдавливало ее грудь, теплая влага, непохожая на прохладные компрессы коснулась ее рук. Синие глаза открылись и уставились в потолок. В комнате было тепло, горел камин.

Глаза молодой женщины остановились на темной голове, покоящейся на ее груди. Нора нахмурилась. Кэл? Почему он здесь? Это ведь не их домик. Это — большой Дом. Внезапно Нора вспомнила все, что случилось. Она вспомнила их ужасную ссору, жестокие слова, а затем лихорадка… жар…

Губы у нее пересохли, она оттолкнула голову мужа.

— Ребенок? Мой ребенок… — выдавила из себя молодая женщина хриплым незнакомым голосом.

Кэл вздрогнул и приподнял голову, глаза его радостно сверкнули.

— Нора?

Она оттолкнула мужа. Сознание полностью возвратилось к Hope. Она помнила малейшую деталь их последней встречи, включая и то, что сказал ей Кэл, в чем обвинил.

Рука ее поднялась, чтобы прикрыть глаза.

— О, зачем я осталась жива? — с отчаянием прошептала Нора. — Почему я не умерла?! Слова жены потрясли Кэла.

— Нора, пожалуйста, — умоляюще произнес он.

— Я потеряла своего ребенка, не так ли? — прошептала молодая женщина, напряженно ожидая ответа, заранее ужасаясь ему. В глубине души она чувствовала пустоту внутри себя. Такой же пустой будет теперь ее жизнь.

— Да, — с трудом выдавил Кэл.

Слезы хлынули стремительным потоком сквозь закрытые веки. Рыдания Норы были безмолвными, тем больнее и невыносимее для Кэла было видеть страдания жены.

Он нежно дотронулся до ее спутанных волос, но она отдернула голову, как будто прикосновения мужа были отвратительны для нее.

Тяжело вздохнув, Кэл сидел у постели жены совершенно растерянный. Нора не хотела даже смотреть на него. Чувство потери росло в нем. С болью и отчаянием смотрел он на ослабевшее тело молодой женщины. Просто непостижимо, но до этого момента он не понимал, как сильно любит ее.

Дверь открылась, и вошел доктор. Увидев, что больная пришла в себя, лицо его осветилось радостью.

— Вы пришли в сознание! — радостно воскликнул, врач. Его роль в выздоровлении была пассивной — нужно было только сбивать температуру и обеспечить полный покой, — но, тем не менее, он чувствовал удовлетворение. — Слава Богу!

— Я потеряла своего ребенка, — жалобно прошептала Нора и заплакала.

Лицо доктора исказилось. Он взглянул на Кэла, и по его страдальческому лицу все понял.

— Иди, что-нибудь поешь, парень, — тихо сказал пожилой врач. — Твоей жене сейчас нужен отдых, я дам ей успокаивающее. Теперь она выздоровеет.

Выздоровеет и покинет его, подумал Кэл, бросая на Нору последний любящий взгляд. Конечно, теперь она уедет домой. И вряд ли молодую женщину успокоят запоздалые признания в любви и обещания счастливой жизни. Нора за все винит его: и за потерю ребенка, и за приступ лихорадки, и за остальное… Она совершенно права. Это его вина.

Кэл вышел в гостиную и прикрыл за собой дверь. Миссис Тремейн говорила что-то о еде, спрашивала, не хочет ли он поспать. Кэл прошел мимо хозяйки, не расслышав ни одного слова. Нора жива… и будет жить… Он должен быть доволен хотя бы этим.

Элен быстро открыла дверь и, опасаясь худшего, вошла в комнату племянницы.

— Она… умерла? — спросила миссис Тремейн. Выражение лица Кэла напугало ее, оно было таким, словно тот потерял самое дорогое.

Однако Нора была в сознании, она взглянула на тетю и с трудом улыбнулась.

— Я жива, — хрипло прошептала она. — И только.

— Теперь она очень быстро выздоровеет, — заверил доктор, держа в руках стакан воды, в которой растворил успокоительное средство.

Он поднес его к сухим губам Норы.

— О, слава Богу, — горячо прошептала Элен, приближаясь к постели. — Когда я увидела лицо Кэла, я решила… — она запнулась и не стала продолжать, заметив, как сразу застыло лицо племянницы, — я так рада, что ты поправляешься. Нора. Мы все ухаживали за тобой и ждали, когда ты придешь в сознание.

— Когда он вернулся? — спросила Нора.

Элен понимала, о ком спрашивает ее племянница.

— Вчера вечером. Кэл провел у твоей постели целые сутки. Совсем обезумел от горя…

— Пришел ответ на телеграмму, которую вы послали моим родителям, тетя? Элен вспыхнула.

— О, Нора, извини меня, — прошептала она, — я только хотела, чтобы Кэл понял, что тебе трудно, что родители должны оказать вам помощь. Я хотела, как лучше…

— Конечно, — устало проговорила Нора. — Но вы все же послали моему отцу телеграмму, не так ли? Элен поморщилась, как от боли.