Нора

Нора перекинула сумочку через руку, заставив себя подавить улыбку.

— Если это так, то вы можете бежать рядом с повозкой и нести непоместившиеся вещи на голове. В Африке так поступают во время охоты, — любезно подсказала она. — Я знаю, так как сама была там.

— Вам приходилось бежать рядом с повозкой и нести багаж на голове? — недоверчиво переспросил ковбой.

— Ну что вы, конечно, нет! Я имела в виду, что принимала участие в охоте.

Мужчина недоверчиво поджал губы, уперся руками в бока и с удивлением посмотрел в высокомерное лицо девушки.

— Вы участвовали в охоте? В Африке? Такое хрупкое создание? Разве это возможно? — Он насмешливо рассматривал ее безупречно сшитый костюм и бархатную шляпку. — Я думаю, с меня достаточно ваших россказней. Я все понял, — он направился в ту сторону, где неподалеку стояла повозка, запряженная ухоженной лошадью.

Нора смотрела вслед ковбою, и ее обуревали противоречивые чувства. Все мужчины, которых она когда-либо знала, были с ней вежливы и предупредительны. Этот же человек непредсказуем, от него можно ожидать чего угодно. Он даже не посчитал нужным выбирать слова, разговаривая с дамой. Чувство собственного достоинства не позволило девушке выдать бушующий в ней гнев. Этот тип был слишком высокого мнения о себе, будучи так отвратителен и неопрятен. Он даже не снял шляпу при встрече, даже не снизошел, чтобы вежливо поднести к шляпе руку. Нора привыкла, что в ее присутствии мужчины неизменно делали и то, и другое, и даже целовали ей руку на европейский манер.

«Я слишком строга и требовательна, — сказала она себе. — Здесь — Запад, а у этого бедняги, пожалуй, никогда не было возможности научиться вести себя в обществе». Нора решила, что должна относиться к нему так же, как к тем носильщикам в Африке, которых упомянула в разговоре. Это были добрые, но необразованные люди, чьей участью оставалось прислуживать другим за мизерную плату. Девушка попыталась представить себе этого наглого ковбоя в набедренной повязке, и в очередной раз едва сумела подавить приступ смеха.

Нора терпеливо ждала, пока ее благодетель подогнал тяжело нагруженную повозку, привязал лошадь к столбу и принялся укладывать ее вещи со страдальческим выражением лица, всем своим видом показывая, какое необыкновенное смирение он проявляет. Девушка стояла у повозки, не зная, что ей делать. Она думала, что, возможно, должна быть благодарна за то, что незнакомец не предложил ей устраиваться среди багажа. Но ее ожидания, что ковбой предложит ей помочь взобраться на козлы, были напрасны. Каково было удивление Норы, когда она увидела, что он уже устроился на месте кучера и нетерпеливо натянул вожжи сильными руками.

— Кажется, вы очень торопились на ранчо? — многозначительно спросил он, сдвинув назад шляпу и пронзив девушку взглядом глаз, каких она еще никогда не видела. Неожиданно светлые на темном загорелом лице глаза эти были серого, почти серебристого цвета, а взгляд их пронзителен и вместе с тем скрывающий что-то необъяснимое.

— Как удачно, что я занималась спортом, — заметила Нора с высокомерной улыбкой, ступила ногой на узкую втулку колеса и грациозно вспрыгнула на широкое сидение. К несчастью, она не рассчитала расстояние и, проскочив свое место, уткнулась лицом в кожаные штаны ковбоя. От резкого запаха у нее едва не закружилась голова; грудью Нора почувствовала мускулистые крепкие бедра мужчины. Сердце ее бешено застучало.

Прежде чем девушка осознала интимность этого случайного прикосновения, сильными руками ковбой приподнял ее и посадил на место.

— Вот теперь все в порядке, — сурово проговорил он. — Я прекрасно знаю, что представляете из себя вы, городские избалованные дамочки. Я — не тот человек, которому можно легко вскружить голову и хочу, чтобы вы это знали.

Нора и без того была сильно смущена своей неловкостью, а ковбой еще навешивал на нее ярлык женщины легкого поведения. Рукой, которая ужасно, отвратительно пахла, испачканная сапогами этого неряхи, девушка поправила сбившуюся набок шляпку. Должно быть, она случайно коснулась обшлага его джинсов.

— О, Боже! Какой ужас! — возмутилась Нора. Быстро достав носовой платок, она начала отчаянно тереть перчатку, пытаясь избавиться от отвратительного запаха. — От меня пахнет, как из хлева!

Прищурившись, ковбой посмотрел на нее, потом ударил лошадь вожжами, и повозка тронулась с места. Усмехаясь, незнакомец заговорил с нарочито преувеличенным западнотехасским акцентом, сильно растягивая гласные звуки. Он решил подыграть создавшемуся у изнеженной аристократки представлению о нем, как о неотесанном грубом скотоводе.

— А что еще вы хотите от человека, который работает, не разгибая спины? — подчеркнуто вежливым голосом спросил он у Норы. — Впрочем, хочу вас заверить, что другой жизни для себя я не представляю. Нет ничего лучше, чем жить совершенно свободно. Ковбою нет нужды мыться чаще, чем раз в месяц, ему не нужно наряжаться или учиться светским манерам. Он свободен и независим — только он и его лошадь под бескрайним небом Запада; он может напиваться и развлекаться с женщинами легкого поведения каждый уик-энд! Вот такую свободную жизнь я люблю! — горячо воскликнул незнакомец.

Романтические представления Норы об отважных ковбоях стремительно менялись. Когда повозка выехала из города на разбитую проселочную дорогу, она все еще продолжала тереть платком перчатку, уже почти смирившись с тем, что, скорее всего, эти прекрасные серые перчатки из лайки придется выбросить. От ужасного запаха избавиться невозможно.

В начале недели прошли дожди, и на дороге образовались глубокие колеи. Повозку сильно трясло на выбоинах.

— Вы не очень разговорчивы, не так ли? — попробовал продолжить разговор ковбой. — Я слышал, что женщины с Восточного побережья умны и образованы, — примирительно добавил он, стараясь как можно правдоподобнее изображать из себя грубую деревенщину.

Задумавшись, Нора не заметила, что он разыгрывает ее.

— Если бы я была умна, — резко ответила она, с возмущением взглянув на спутника, — я никогда не уехала бы из Вирджинии. — Она отчаянно пыталась стереть с подола юбки пятно. — О Боже, что подумает тетя Элен?!