Страница 5 из 95
Как молвится, нет худа без добра: за это время он многому научился, поднакопил кое-какой и жизненный, и трудовой опыт, а главное — обрел призвание.
Вскоре отца реабилитировали — справедливость восторжествовала. Казалось, все тяжкое, горькое осталось позади.
Но только он собрался вставить ногу в стремя счастья — как грянула война.
А на войне, обычное дело, стреляешь ты, стреляют и в тебя. Бабалы получил серьезное ранение, долго скитался по госпиталям, и только спустя год после войны появилась у него возможность пойти дальше по избранной им стезе ирригатора. Он поступил в институт.
Мать сетует: почему он до сих пор не женился?! До женитьбы ли было в предынститутские-то годы! А потом пришлось наверстывать упущенное, и лишь однажды выпало ему короткое, как миг, счастье — проплыть белым лебедем по озеру любви. После же института довелось ему искать не невест, а воду, воду, в которой так нуждалась родная земля! И просто времени не было заглядываться на красавиц. Пока не встретил он на своем пути Аджап…
За раздумьями, воспоминаньями Бабалы и не заметил, как к скамейке приблизилась чья-то фигура, зашла ему за спину… Он не слышал звука легких шагов, не видел тени, упавшей на него сзади. И очнулся лишь тогда, когда на его плечи мягко легли женские ладони.
— Аджап!
Он стремительно обернулся — в темноте светились родные-родные глаза. А от рук Аджап шло тепло — Бабалы почувствовал, как оно разливается по всему его телу… Он взял Аджап за руки, она вышла из-за скамейки и села рядом с ним.
— Аджап! — повторил он, словно бы удивляясь её появлению.
Девушка рассмеялась:
— А кого же ты еще ждал?
Бабалы молча смотрел на нее. Большой лоб, тонкие прямые брови, глянцевито-черные волосы, блестевшие под луной, и такая молодая, свежая-свежая кожа…
Не выдержав, его взгляда, Аджап чуть отвернула голову, сказала в пространство:
— Ты даже не слышал, как я подошла. О чем думал, оглан*?
«Оглан»!.. Так девушки ласково обращаются к своим ровесникам. Бабалы с облегчением улыбнулся:
— Как будто ты не знаешь?
Аджап в недоумении, подняла брови, хотя прекрасно понимала, куда клонит Бабалы.
— Откуда же мне знать? Я не ясновидящая. И не психолог, умеющий читать чужие мысли.
Бабалы осторожно погладил, ее руку, но ответил шутливо:
— Тогда скажем, так: я думал о многом. Тем более что у меня для этого было предостаточно времени. Благодаря твоей точности и пунктуальности…
— ОЙ, оглан, прости, что я так опоздала. Но я не виновата!
— Тут должна последовать ссылка на объективные обстоятельства.
— Нет, правда! Во-первых, нас задержали в институте. Один наш профессор — я тебе уже говорила о нем — два часа рассказывает всякие байки и лишь потом переходит к своему предмету.
— А во-вторых?
— Что «во-вторых»?
— Ох, женщины! Ты же сказала: во-первых, задержалась в институте. Жду твое «во-вторых».
— Ах, да! Вернулась домой, а у нас гости! Не могла же я не помочь маме напоить их чаем?
— Нет, не могла. Ты примерная дочь, И учитывая смягчающие обстоятельства и искреннее раскаяние обвиняемой, суд выносит оправдательный приговор.
Аджап церемонно наклонила голову:
— Спасибо, оглан. Я больше не буду. — Она подняла на Бабалы вопросительный взгляд: — Ну, а теперь я тебя слушаю,
— Хм… Как это понимать?
— Ох, мужчины!.. Когда мы по телефону уславливались о встрече, ты обещал сказать что-то важное.
Так и заявил: есть одна важная новость, вечером — скажу,
— Верно, верно, — рассеянно подтвердил Бабалы. И замолчал, — опустив голову и поглаживая ладонью щеку. — Новость-то, правда, не из приятных.
— Тем более ты должен все рассказать. Или не доверяешь мне? Не веришь, что я пойму тебя, как надо?
Бабалы сжал ее руки в своих:
— Я верю в тебя, Аджап-джан!
— Тогда говори.
— Видишь-ли… Мне скоро придется уехать из Ашхабада — далеко и надолго.
— Командировка?
— Да нет, назначение. Меня посылают строить Большой канал.
— А тебе не хочется ехать?
— Почему это не хочется? Это большая честь для меня. Об этом только мечтать можно. Я ведь инженер-ирригатор.
Аджап засмеялась:
— А говорить — неприятная новость! Я рада за тебя.
— Я и сам рад… с одной стороны.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что у каждой медали есть оборотная сторона.
— Тебя что, в должности понижают?
— Наоборот. Я утвержден начальником строительного участка.
— Какого, оглан?
— Имя ему — Рахмет!
Аджап с шутливой торжественностью провозгласила:
— Итак, передо мной — высокое «руководящее лицо. Начальник участка Рахмет. Строитель нового канала!.. — И уже серьезней добавила: — Не вижу пока у медали «оборотной стороны».
— Понимаешь, Аджап-джан… Ответственность большая. И задачи нелегкие.
Аджап глянула на него недоверчиво:
— От кого я ото слышу?.. Это ты-то боишься трудностей и ответственности? Ты — с твоими знаниями, опытом, энергией?.. Ну, знаешь… Нет слов.
Она даже руками развела.
А Бабалы про себя улыбнулся удовлетворенно. Нет, он с охотой принял почетное назначение, и его не смущали предстоящие трудности. Слишком многое ему пришлось пережить, чтобы пасовать перед ними. Да и отец учил его: из всех дел выбирай самое трудное, с легким-то любой справится, уважение завоевывают лишь победой над сильным противником!..
Он лукавил с Аджап — потому что ему хотелось испытать, проверить ее. И он с радостью убедился, что она его понимает, верит в него, она — его единомышленница!..
У него стало легко на душе, он проговорил повеселевшим тоном:
— Спасибо, Аджап-джан, за лестную характеристику. Я и правда ничего не боюсь. Да здравствуют трудности!
Аджап чуть обиделась:
— Я чувствовала, что ты меня разыгрываешь. Развел турусы на колесах: с одной стороны, с другой стороны…
Бабалы опять погладил ладонью щеку:
— Да нет, Аджап-джан, другая-то сторона все-таки есть. На стройке я буду… без тебя.
Аджап потупилась и промолчала.
— А я без тебя — не могу! Мы должны ехать вместе, Аджап-джан!
Аджап подняла брови:
— Вот как?! Ты уж и за меня все решил?
— А ты не хочешь, чтоб у нас была одна судьба?
— Я хочу этим летом кончить институт и получить диплом врача.
— А потом?
— А потом видно будет. Меня ведь, наверно, тоже куда-нибудь пошлют.
— Так ты не хочешь…
Аджап и сама не знала, чего она хочет. Она понимала: все, что сказал Бабалы, — это признание в любви. И хоть она ждала такого признания, но не была к нему подготовлена и потому растерялась. Да и рассердилась на Бабалы — за то, что он, как ей казалось, покушался на ее самостоятельность. Она должна ехать с ним!.. Командир нашелся! Но она ведь тоже специалист молодой, правда, у нее свое призвание, свой долг, свой путь.
Аджап уже собралась сказать Бябалы какую-нибудь колкость, но посмотрела на него и осеклась. Он сидел с убитым видом, понурясь, и все тер ладонью щеку.
Девушка встревожилась:
— Что с тобой, оглан?
Бабалы, криво усмехнувшись, постучал согнутым пальцем по лбу:
— Видно, у меня не голова, а тыква. Я все забываю об одном немаловажном обстоятельстве…
— О каком, если не секрет?
— В мои годы нельзя навязываться молодой барышне… Неизбежен отпор. И сие закономерно…
Аджап вскочила с места, смерила Бабалы уничтожающим взглядом:
— Если ты всерьез так думаешь, нам не о чем больше разговаривать. Прощайте, Бабалы-ага!
— Ты что, Аджап?
Бабалы попытался удержать ее за руку, но она вырвалась и, чуть отступив, с обидой и горечью произнесла:
— Ты уже не впервые подчеркиваешь, что сделал по земле больше шагов, чем я.
— Но ведь это правда!
— Ну и что?.. Разве я встречалась с тобой, не зная об этом? Мы ведь, по-моему, не скрывали друг от друга своего возраста. Что же ты все твердишь: мы не ровня, мы не ровня!.. Как будто это имеет какое-то значение!