Друзья и любовники

Она застыла, в глазах ее появилась настороженность.

— Даже не знаю… — начала было она, но он не дал ей докончить фразу. Подавшись вперед, он с нежностью посмотрел на нее.

— Дорогая, я не буду пытаться снова уговаривать тебя лечь со мной в постель, — сказал он тихо. — Обещаю, я не дотронусь до тебя, если ты этого не захочешь.

Она глядела на него как завороженная.

— Мы ведь можем еще вернуться назад, — вырвалось у нее.

— Нет. Только вперед. Шаг за шагом, день за днем. Никаких виляний, никаких отступлений. Никакого копания в прошлом.

Глаза ее с любовью вглядывались в его лицо. Она не должна соглашаться. Если у нее осталась хоть капля здравого смысла, надо подниматься и бежать без оглядки. Но она слишком любила его, и так трудно было отказаться от счастья, что он предлагал ей. Совсем скоро ее состояние ни для кого не будет секретом, и ей придется покинуть Хьюстон. Но пока она выглядит просто упитанной. Он даже ничего не заподозрит. Если бы не этот обморок… Но вызвать его мог с таким же успехом и пустой желудок. Он ведь мужчина. Что он знает о беременных женщинах?

— Ну хорошо, — согласилась она, немного помолчав.

Он просиял.

— Я велю Хосито заехать за тобой около шести. Ну как, тебе лучше? Тогда пошли. Глаза ее широко раскрылись.

— Господь с тобой, мне не нужен вооруженный эскорт!

Он неловко поерзал на стуле, избегая глядеть в ее сторону.

— Можешь смеяться надо мной, но я не хочу, чтобы ты ездила одна ночью.

— Но я всегда это делала, — возразила она. Он посмотрел на нее так, будто порывался что-то сказать, но не решался. Усы раздраженно дернулись.

— За одну эту неделю на твоей улице было два ограбления. И все поздно ночью. Смейся надо мной, сколько душе угодно, ну давай!

Она невольно рассмеялась, поглядев на его свирепую мину.

— Ну хорошо. В конце концов, бензин твой.

— Это уж точно. Какой смысл владеть нефтяной компанией, если не можешь пользоваться своей продукцией для собственного удовольствия?

Она не нашла что возразить.

«Роллс-ройс» промурлыкал при подъезде к ее дому ровно в шесть. Улыбающийся Хосито сидел за рулем, а Джон, словно модель из журнала мод в своем темном вечернем костюме, выбрался с заднего сиденья, чтобы помочь ей сесть в машину.

Взгляд его явно одобрил длинное черное платье, то же, что было на ней на благотворительном балу, с той лишь разницей, что красную розу на плече она заменила белой. У нее не было выбора — это было единственное платье, которое еще на нее налезало.

— Куда мы едем? — спросила она с любопытством.

— Туда, где подают лучший в Хьюстоне бифштекс, — ответил он, улыбнувшись.

— И где же это?

— У меня в квартире.

Подняв на него глаза, она почувствовала, как побелели ее щеки. Его рука, такая теплая и немного шершавая по сравнению с ее шелковой кожей, сжала ее руку, и от этого мягкого, успокаивающего прикосновения радость забурлила в ее крови.

— Тебе нечего бояться, — сказал он тихо. — То, что я обещал, остается в силе. И Хосито будет там всю ночь. Он ценой собственной жизни защитит тебя, если понадобится.

Она расслабилась, хотя и не полностью. Она боялась, что воспоминания нахлынут на нее в ту минуту, когда она войдет в дверь.

Ее пристальный взгляд остановился на его твердом лице. А что, если она ему прямо сейчас скажет: «Джон, я беременна»? Как он будет себя вести? Едва заметная коварная улыбка мелькнула в ее глазах и померкла. Он, наверное, упадет в обморок, подумала она. А после этого… Она не решалась думать о том, что будет после. Пальцы что было силы сжали сумочку. Только не давать себе воли.

— Прекрасно, — сказала она. — А все же откуда берутся эти бифштексы? С ранчо? Он с испугом уставился на нее.

— С ранчо? Господи, что за мысль! Я не развожу скот на говядину.

Она похлопала ресницами.

— Мне казалось, мы были друзьями.

— Мы и сейчас друзья.

— Так неужели для друга ты пожалеешь одну из этих старых паршивых породистых коров? Он раздраженно дернулся.

— Эти «паршивые» породистые коровы приносят около двадцати пяти тысяч долларов, а то и больше, на аукционах. Кому в голову придет есть племенной скот!

— Почему бы и нет. Не обязательно ведь одновременно есть бумаги, подтверждающие их родословную.

Он тяжело вздохнул.

— Боже, дай мне терпения…

— Чего-чего, а уж этого он тебе явно не дал. Абсолютно никакого терпения.

— Но один раз все же дал, — напомнил он ей, многозначительно улыбаясь.

Она покраснела до корней волос и опустила глаза, стараясь избежать его пристального взгляда.

Он немного помолчал, прежде чем спросить:

— Ты все еще стыдишься того, что произошло?

Боже, что ему ответить?.. Она отвернулась, глядя из окна на огни ночного города.

— Тебе не кажется, что Хьюстон особенно хорош ночью? — спросила она с наигранной живостью.

В ответ он только рассмеялся, но в смехе его было что-то хищное.

Бифштекс был удивительно сочным. Хосито подал к нему домашние булочки и салат из свежих овощей, а на десерт — персиковый торт. Мадлен ела с жадностью, будто последний раз в жизни, постоянно чувствуя на себе любопытный взгляд Джона.

— Это было так вкусно, — проговорила она в оправдание, слегка выпятив нижнюю губу.

— Я рад, что тебе понравилось. — Он встал, придержал ее стул и повел ее в гостиную. — Брэнди? — спросил он.

Она было согласилась, но тут же передумала, вспомнив, что алкоголь вреден для ребенка.

Он, по-прежнему улыбаясь, налил себе виски.

— Тогда виски? — с насмешкой в голосе предложил он и рассмеялся, когда она состроила недовольную гримасу.

Он прислонился к бару и стоял, рассматривая ее каким-то хозяйским взглядом.

Она вскинула подбородок.

— Ищешь прорехи? — вызывающе спросила она.

Он покачал головой, не переставая улыбаться.

— Тебе это вдет, дорогая. — Голос был глухой, низкий.

— Что идет?

— Полнота, разумеется, — ответил он. — Как ни странно, но я это заметил. — Он стал медленно, маленькими глотками отпивать из стакана. — А ты что подумала?

— Ничего. — Она покраснела и отвернулась. Он тихо рассмеялся и затем сел рядом с ней на роскошный мягкий диван. Она обеспокоенно поглядела на него, память еще хранила воспоминания о том, как они сидели на этом диване в последний раз и куда это их завело.

— Не смотри так испуганно, — сказал он тихо. — Я же обещал не трогать тебя, ты забыла?

— У тебя это прекрасно получается глазами, Джон Дуранго. — Он был совсем рядом, и она уже всем телом ощущала его близость — его тепло, чисто мужской запах одеколона. Она скрестила ноги и крепко сцепила руки, лежащие на коленях.

Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и откинулся назад с таким видом, словно долгие месяцы провел в пустыне.

— Устал? — спросила она, в голосе невольно прозвучала обеспокоенность.

Он улыбнулся, пушистые усы дрогнули.

— Смертельно. У меня все это время был убийственный график работы. — Он приоткрыл один глаз, чтобы следить за ее реакцией. — Не говоря уже о том, что ты совершенно выбила меня из колеи.

Она вспыхнула.

— Не стоит во всем винить меня одну. Вся каша заварилась как раз из-за твоей непомерной подозрительности.

Он покачал головой.

— Нет, дорогая. Каша заварилась из-за того, что я затащил тебя в постель. — Он повернул голову и поймал ее взгляд. От выражения его глаз по всему ее телу прошел трепет. — Интересно, а тебе было трудно, пока между нами лежал меч?

Она кивнула.

— Мы были такими близкими друзьями все эти годы, и я даже не сознавала, как много времени мы проводим вместе, до тех пор, пока все не кончилось. — Она грустно улыбнулась. — И я… почувствовала себя одинокой.

— Как и я. — Он нежно взял ее пальцы в свою большую теплую руку. — Мадлен, а почему бы нам не проводить больше времени вместе?

— А как ты это себе представляешь? Он глубоко вздохнул и прямо поглядел ей в глаза, которые смотрели на него с любопытством.