По прочтении сжечь

- В Вашингтон? - удивился Уайт.

- Да. Он на очень хорошем счету у руководства Эф-Би-Ай. Постарается доказать начальству, что установил связь с Кита для проведения комбинации и еще не успел доложить об этом. Его, наверное, простят - такие "опытные" работнички нужны Гуверу.

- Почему Идэ покончил с собой? - спросил Пейдж. - Ведь он же не дал никаких показаний. Совесть его была чиста.

- Это я виноват, - сказал Уайт. - Не надо было этого делать... Из моих слов он понял, что мы стянули у них тогда машинку "девяносто семь". Самурайская честь не могла примириться с этим.

- И вдобавок сегодня взяли у него шифрованную записку, - сказал Шривер. - Он обязан был уничтожить ее, а не таскать с собой, как носовой платок. Он не мог простить себе этого.

- Итак, все выяснилось, все тайны получили разгадку. - Уайт повернулся к Марико. - И даже ваша...

- Какая? - спросил Пейдж.

Марико рассмеялась:

- Почему я пошла ночью с молодым человеком.

Шривер поднял руку:

- Не торопитесь, леди и джентльмены, не все тайны разгаданы. При прощании со мной Донахью сказал, что надо непременно, ценой любых усилий, раскрыть две тайны. Первая: что же написано в шифрованной записке, найденной у Идэ? Наверное, три буквы "кью" в конце шифровки имеют чрезвычайно важный смысл. И вторая тайна: почему четвертого и пятого декабря был подан тот сигнал в виде сводки погоды, а на деле - ударили в другую сторону? Вот две тайны, которые надо непременно разгадать. И он не успокоится, пока...

- Эти две тайны можно будет разгадать только после войны, - сказал Пейдж. - И только после нашей победы.

- Пёрл-Харбор... - тихо произнес Уайт. - Это название станет теперь нарицательным, так же как Ватерлоо, Седан и Цусима. Для меня Пёрл-Харбор отныне будет ассоциироваться с преступной беспечностью.

- А для меня с чудовищным просчетом, - сказал Пейдж.

- Пёрл-Харбор еще раз напомнил всем, - Шривер поднял палец, - что хорошая разведка - половина победы. Японцы действовали наверняка, потому что знали о состоянии гавани ничуть не меньше адмирала Киммела.

После недолгого молчания Пейдж деловито сказал Уайту:

- Ты должен немедленно подать рапорт и добиться разрешения жениться на Марико, иначе ее интернируют. - Он поправил очки и провел рукой по лысине. Если ты боишься... я согласен.

- Можешь не приносить себя в жертву, - засмеялся Уайт. - Скоро получишь приглашение на свадьбу. Какой коктейль тебе приготовить?

Пейдж ответил тоном знатока:

- "Соленую собаку".

ЧЕРЕЗ ГОД ПОСЛЕ ВОЙНЫ

1

Уайт был тяжело ранен в самом конце войны - на Окинаве. Его отправили на Гуам, оттуда - на Гавайи. Выходила его Марико - дала ему два литра своей крови.

- В моих жилах теперь течет кровь англосаксонская, японская, корейская и, наверное, еще какая-нибудь, - говорил Уайт. - Получился настоящий коктейль.

Он вышел в отставку в чине капитан-лейтенанта и спустя год после окончания войны приехал в Японию. Марико настояла на том, чтобы поселиться недалеко от Токио в маленьком одноэтажном домике европейского типа, рядом со старинным буддийским храмом.

Однажды раздался телефонный звонок. Уайт снял трубку. Сперва он не узнал, кто с ним говорит по телефону. Оказалось, что это контр-адмирал Донахью, только что прибывший в Японию с комиссией по обобщению опыта стратегических бомбардировок. Он должен опросить нескольких японских генералов и адмиралов, имевших отношение к противовоздушной обороне. Донахью случайно узнал, что Уайт в Японии, и решил навестить друга.

Донахью приехал через два часа.

- Ай как жалко, - сокрушался Уайт. - Марико на весь день уехала в Токио по моему поручению - делать выписки из старых газет в библиотеке.

Донахью мало изменился - остался таким же изящным, юношески стройным. Правда, в волосах появилась седина, но она очень шла ему. Он обнял Уайта за плечи:

- Я сейчас проезжал около речки, мимо маленькой гостиницы на холме, и вспомнил... Это, кажется, та самая гостиница, где к нам в ванную ввалились дамы. Помнишь?

Уайт кивнул:

- Та самая. Теперь там веселое заведение для наших солдат.

Донахью похлопал Уайта по спине:

- А ты, старина, в этих очках прямо великолепен, похож на маститого ученого. Очень рад за тебя. Мне говорили, что ты будешь преподавать в гонолулском университете. Стал историком?

- Да, собираю материалы по истории тихоокеанской войны.

Донахью поинтересовался, в каких операциях участвовал Уайт, потом стал рассказывать о себе - сначала служил в Вашингтоне, потом был назначен в КОССАК - объединенный англо-американский главный штаб в Лондоне, долгое время состоял при Эйзенхауэре, а незадолго до конца войны вернулся в Вашингтон - получил назначение в плановый отдел управления морских операций.

- Мне показывали стенограмму твоей речи на банкете в честь адмирала Ингерсола, - сказал Уайт. - Решительно не согласен с тобой, Уолт. Я считаю выводы объединенной комиссии конгресса правильными. А обвинения, которые выдвигаются теперь против Рузвельта, совершенно абсурдны. И как только язык поворачивается говорить такое!

- Видишь ли, Никки, - мягко заговорил Донахью, наливая виски в бокал с ананасным соком. - Комиссия старалась всячески замять дело, боялась шума. А должна была вести себя иначе. Ведь она была создана не для того, чтобы почтить память павших в Пёрл-Харборе, а для того, чтобы выяснить и сказать Америке всю правду, голую, нелицеприятную правду. А она, эта правда, в том, что Пёрл-Харбор - дело рук Рузвельта. Дай договорить, не мешай. Рузвельт знал, что большинство конгресса против того, чтобы Америка влезала в войну вообще. А он хотел во что бы то ни стало выступить на стороне Англии и России - в Европе и на стороне Китая - в Азии. Это он приказал Хэллу идти на обострение отношений с Японией, вести дело к разрыву. Читая ежедневно "магию", Рузвельт знал, что японские военные тоже настроены решительно. Он действовал наверняка - требовал от Японии, по существу, полной капитуляции, отлично зная, что Япония не пойдет на политическое харакири. Он убрал из Пёрл-Харбора авианосцы "Энтерпрайз", "Лексингтон", "Саратогу" и пять тяжелых крейсеров нового типа и как бы пригласил японцев: "Господа, пожалуйста, ударьте по базе тихоокеанского флота, успех обеспечен". И добился того, что Япония нанесла удар по Пёрл-Харбору. Эффект получился именно такой, на какой он рассчитывал. Америка была потрясена и возмущена коварным нападением, конгресс - тоже. Рузвельт сразу же обеспечил себе всеобщую поддержку и ринулся в войну против Германии и ее союзницы Японии. Без Пёрл-Харбора он не смог бы ничего этого сделать. Это был великолепный ход. Недаром Рузвельт был крупнейшим политиком нашего времени.

- Ты хочешь сказать, что он сознательно подставил под удар наш тихоокеанский флот?! - воскликнул Уайт. - Это же несусветная чепуха!

Донахью сделал маленький глоток из бокала.

- Ты рассуждаешь как профан. Что мы потеряли в то утро? Под японские бомбы и торпеды попали восемь старых линкоров, из них шесть через некоторое время вернулись в строй. Все крейсеры уцелели. Затонули два эсминца и совсем старая галоша "Юта", которую можно было бы поднять, но решили не возиться с ней. Вот и все наши потери...

- А четыре с половиной тысячи убитых и раненых?- закричал Уайт и стукнул кулаком по столику. Пепельница упала на пол. - Это ерунда? Выходит, Рузвельт хладнокровно принес их в жертву ради своей политики!

Донахью поднял пепельницу с пола и ответил ровным голосом:

- История требует жертв. Большие политики, такие, как Рузвельт, никогда не были мягкотелыми слизняками. Я воздаю должное Рузвельту. Подсунув японцам Пёрл-Харбор, он выбил почву из-под ног всех наших изоляционистов. Это у него великолепно получилось - удар в стиле короля тенниса Тильдена.

Уайт осторожно погладил ушибленный кулак и усмехнулся.