Дольчино

— Иди, иди, не ленись, сын мой, — встрепенулся задремавший было Адерико Арборио. — Hodie mihi — cras tibi![31] Приор Фаустино не пожалеет вина для доблестных воинов. — Каноник добродушно похлопал монаха по плечу и весело добавил: — Да прихвати заодно того пирога с начинкой из перепелов. Святой Бенедикт Нурсийский, основатель вашего ордена, тоже любил сладко поесть.

То ли убеждённый столь веским доводом, то ли устрашённый волосатой ручищей капитана, внезапно потянувшейся к пустой фляжке, монах не стал дольше упорствовать и поспешил исполнить волю гостей.

Амброджо Саломоне наполнил до краёв свой кубок.

— Хвала мадонне, в этой дыре отличная верначча. Клянусь сатаной, я бы тоже дал обрить макушку, чтобы почаще полоскать рот такой водицей.

— Не кощунствуй, Амброджо! В святых местах не принято поминать грязнорылых. — Толстая физиономия священника сморщилась, будто он увидал на тарелке гадюку.

— Кто сидит под крестом, тому не страшен и бес с хвостом, — подмигнул рыцарям капитан. — Но, право, нам повезло! Видно, сама пречистая дева печётся о здешних бенедиктинцах. До сих пор тряпичники не добрались до их погребов.

— Без её покровительства не обошлось! — смакуя вино, сказал Томазо Авогадро. — Да и какому святому по нутру раздавать добро еретикам!

— Помилуй бог! — воскликнул дон Педро. — Надо возблагодарить небо, что этого не случилось, иначе, разрази меня гром, что бы мы сейчас пили?

— Не слишком предавайтесь зелью, дети мои! Трезвым владеет бог, пьяным — лукавый, — пододвигая к себе бутыли, наставительно произнёс Адерико Арборио. — Не следует забывать: умеренность — мать всех добродетелей, ибо сказано в писании: «Сладкого — не досыта, горького — не допьяна».

Каноник долго ещё проповедовал необходимость воздержания. При этом он так часто освежал память из кубка, вспоминая соответствующие цитаты, что под конец язык его стал заплетаться.

Капитан вольных стрелков и рыцари почтительно внимали святому отцу, продолжая дружно расправляться с пирогами и вином. Когда оловянное блюдо и бутыли опустели наполовину, а настроение собеседников пропорционально возросло, разговоры приняли более светский характер.

— Однажды мы стояли по соседству с монастырём кармелиток, — пряча в усах ухмылку, рассказывал Амброджо Саломоне, — так верите ли, эти безгрешные святоши..

— Э!.. Осади назад, сын мой, не гневи господа! — прервал его каноник. — Чувствую, в словах твоих одна ересь.

Капитан махнул рукой и снова взялся за кубок.

— Нет, вы только послушайте! — продолжал свою историю Томазо Авогадро. — Я ему говорю: «Ты должен мне её уступить», а он своё: «Кто вошёл сюда первым?» Ну, схватились мы за мечи, стали в позицию. Пришлось мне выбить из него дурь, а заодно и мозги… Но самое интересное не в том!.. Когда моя красотка случайно задела ногой его расколотый шлем, что бы, вы думали, мы там увидали? Как раз на месте, куда пришёлся удар, были начертаны имена святых угодников. Оказывается, он купил доспехи у францисканца, торговавшего чудотворными латами. Вот на что мошенник надеялся! Однако недаром говорят: «Коли быть собаке битой — найдётся и палка». Незадолго до того я тоже отвалил этому монаху сотню дукатов. На мече, который я у него приобрёл, были начертаны те же самые имена. Вот и нашла, что называется, коса на камень!

В подтверждение сказанного верчельский рыцарь достал из ножен меч и протянул собеседникам.

— Вот совпадение! — в один голос воскликнули Адерико Арборио и испанец, рассматривая гладко отполированное лезвие с аккуратно выбитым на нём длинным перечнем святых.

— Недурной крест для доброй руки, — с видом знатока произнёс Амброджо Саломоне, когда меч перекочевал на его сторону стола. — Только при всех достоинствах ему далеко до моей кормилицы. — Капитан поднял с пола тяжёлую окованную палицу и легко подбросил её вверх. — Какой панцирь устоит, будь хоть трижды покрыт именами угодников?

— Не очень-то ты веришь в святые таинства, — убирая меч, недовольно сказал Томазо Авогадро.

— Зато я верю в силу рук и верность глаза! — Предводитель стрелков положил оружие на место. — Да ещё в моих храбрых солдат.

— Но что значат воинские доблести без страха божьего? — строго возвысил голос Адерико Арборио. — Разве не в воле всевышнего давать и отнимать победы?

— Что верно, то верно, свали меня лихорадка! Без господней помощи много не навоюешь, — согласился капитан. — Да не зря есть пословица: «Смелость города берёт». Видно, и бог удалых любит.

— Не слишком-то удалы твои стрелки, — усмехнулся верчелец. — Если бы не их упрямство и трусость, мы давно бы овладели Гаттинарой.

— Лжёшь! — процедил Амброджо Саломоне. — Это ваши хвалёные вояки разбежались от еретиков, как бараны.

— Возьми свои слова назад, мужлан, — поднимая меч, вскочил на ноги Томазо Авогадро, — не то, да простит меня святая мадонна, я здесь же выпущу твою поганую кровь!

Капитан схватил лежащую у ног палицу.

— Прежде я вобью дворянскую спесь тебе в глотку!

— Санта-Мария! Ради Христа Спасителя, остановитесь! — бросился между ними каноник. — Не забывайте, у нас есть общий враг.

— Святой отец прав. Незачем горячиться за столом, — флегматично заметил испанец, хранивший во время разгоревшейся ссоры невозмутимое спокойствие. — К тому же можно продолжить спор в более подходящем месте, а сейчас лучше допить вино.

Разумность приведённых доводов и хладнокровный тон, каким они были произнесены, подействовали сильнее, чем горячая речь священника. Готовые вступить в поединок противники, опустив оружие, вернулись к столу.

— Только боязнь осквернить стены обители удерживает меня оттого, чтобы проучить этого проходимца, — усаживаясь на своё место, проворчал рыцарь.

— Моли бога, что в бутылях осталось вино, не то ни один врач не сумел бы склеить твои кости, — отложил палицу вожак стрелков.

— Слава мадонне, примирились, — с облегчением перекрестился Адерико Арборио. — А вы, дон Педро, мастер улаживать ссоры. Ей-богу, ценное качество для христианина в наше смутное время. Полагаю, оно вам ещё пригодится у себя на родине.

— Сильному и храброму — везде родина! — презрительно пожал плечами испанский гранд. — Была бы голова на плечах да деньги в кармане.

— Разве вы не любите землю, где родились и выросли? — удивился священник.

— Мою землю захватил король.

— Но у вас, верно, остались там родные?

— Как бы не так! Венценосный государь позаботился о моём семействе. — Дон Педро налил себе вина. — Те, кто не попал на небо, думаю, жарятся сейчас в преисподней. Из всего нашего рода лишь мне удалось живым покинуть берега Эбро.

В молчании испанец осушил кубок. Желая поскорей развеять мрачное настроение, все последовали его примеру. В наступившей тишине со двора донёсся нарастающий шум.

— Никак, мои всполошились? — прислушиваясь, с беспокойством пробормотал капитан.

Сидевшие напротив каноник и рыцари переглянулись.

— Поди узнай, в чём дело, — приказал священник старику бенедиктинцу.

Через минуту монах вернулся и сообщил, что внизу толпятся стрелки. Они кого-то ищут и хотят, несмотря на запрет, войти в трапезную.

— Коль им загорелось, запрет не поможет, — ухмыльнулся Амброджо Саломоне. — Я-то своих молодцов знаю. Вся ваша бритоголовая братия не сможет удержать их.

Будто в подтверждение его слов, на лестнице послышалось тяжёлое топанье. В следующее мгновение, расталкивая протестующих бенедиктинцев, в залу вошли трое вооружённых стрелков. Впереди был бородач в кольчуге и наплечниках. Перед собой он бережно, точно святые дары, держал небольшой продолговатый предмет, покрытый куском парчи. Один из послушников, пытаясь воспротивиться нашествию незваных гостей, случайно сорвал покрывало. Под ним оказалась отрубленная по локоть человеческая рука.

Крик ужаса прокатился по залу. Монахи в страхе отпрянули от окровавленного обрубка.

Воздев над головой крест, Адерико Арборио преградил стрелку путь:

31

Сегодня мне — завтра тебе! (лат.)