Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 101 из 103



— Мы встречаемся в книге с противоречивым утверждением о пятнадцати тысячах операций, которые проводились без наркоза. На это мог пойти только маньяк. Но мы уже убедились, что сэр Адам Кельно— далеко не маньяк, а обыкновенный, нормальный человек, оказавшийся в этой дикой обстановке. Он олицетворение того трагического положенному котором в этих ужасных обстоятельствах мог оказаться любой из нас.

Мы, жители Англии, мысленно все время пытаемся представить себе тот кошмар, царивший в Ядвиге. До нас доходили какие-то ужасные слухи, но могли ли мы полагаться на них? Могли ли мы представить себе и понять, что могут сделать с обыкновенным человеком... с таким, как вы или я? Смогли бы мы выстоять и выжить в Ядвиге?

Я думаю об экспериментах доктора Фленсберга, убивавших волю личности. Какое напряжение в силах вынести человек, прежде чем он будет сломлен силой зла? Любой из вас, кому довелось пережить удар током, не в силах забыть этого потрясения.

Попробуйте представить себе, досточтимые члены суда присяжных, что сейчас вы сидите не на местах для суда, а, привязанные к стулу, смотрите в лицо человеку, рядом с которым вы провели все последние месяцы. Перед вами ряд выключателей, и я приказываю вам нанести удар током вашему соседу. Какое напряжение мог бы вытерпеть каждый из вас, прежде чем протянул бы руку к выключателю? Уверены ли вы, что у вас нашлось бы мужество вынести такую пытку?

Представьте себе эту картину, попробуйте все представить ее. Вас нет здесь. Нет ни журналистов, ни адвокатов — нет никого. Вы привязаны к стулу, и судороги рвут и сотрясают ваше тело. Напряжение повышается, и вы кричите от невыносимой боли! Еще один удар, и вы чувствуете, как боль пронзает ваши зубы, ваши глаза, половые органы, каждую клеточку тела, и вы содрогаетесь в конвульсиях; из ушей, носа и рта у вас идет кровь, и в невыносимой агонии вы молите о пощаде.

Впрочем, для одного дня хватит. Вас уже подвели к смертной черте. Но то же самое ждет вас и на следующий день, и через день, и еще в последующие дни — пока вы не превратитесь в бессмысленное и бездумное существо.

Вот что представлял собой Ядвигский концентрационный лагерь. Чудовищное подобие ада на земле, в котором были уничтожены все признаки нормального человеческого существования. И теперь вам, английскому суду присяжных, предстоит решить, как долго человек может выдержать в таких условиях. Где та граница, на которой сломается любой из нас?

Перед нами жизнь человека, работа которого была до конца посвящена облегчению страданий своих современников. И если даже он оказался не в силах выдержать ударов током высокого напряжения, неужели это означает, что он не заслужил прощения в этом мире? И если бы этот человек не чувствовал, что искупил свои прегрешения, разве он явился бы в этот суд с просьбой обелить его имя? Разве он обречен на вечные муки и проклятия за то, что на мгновение дрогнул в яме со змеями? Разве вся его жизнь, отданная служению людям, не дает ему права избавиться от груза проклятия?

Адам Кельно не заслуживает дальнейших унижений. Может быть, очутившись в тех ужасающих условиях, на миг он действительно подумал, что некоторые люди в самом деле являются представителями высшей расы. Но прежде чем мы осудим его за это, давайте подумаем о самих себе. Адам Кельно делал все, что было в его силах, для многих людей, и сколько он спас еврейских жизней! И если даже он сломался, пойдя на сотрудничество с сумасшедшим немецким врачом, орущим ему в ухо, все же его поступок помог спасти тысячи других жизней. И я могу предположить, что сделать такой выбор— это самое ужасное, что могло бы ожидать любого из нас.

Где были вы все, леди и джентльмены, в ночь на десятое ноября 1943 года? Подумайте, и об этом.

Мы знаем, не так ли, что армии подчиняются приказам убивать других людей нод весьма сомнительным предлогом защиты отечества. Но не забывайте, уважаемые члены суда, что когда Бог приказал Аврааму принести в жертву собственного сына, тот подчинился.

Адаму Кельно должен быть компенсирован в соответствующем размере нанесенный ему ущерб и возвращено доброе имя, чтобы он мог спокойно жить в мире, которому он делает честь своим существованием.



37

В течение нескольких часов тем же ровным спокойным голосом, каким он вел весь процесс, Томас Баннистер восстановил перед слушателями весь ход рассмотрения дела.

— В анналах истории этот случай останется как иллюстрация к тому, что христиане делали с евреями в середине двадцатого века в просвещенной Европе. И во всей истории человечества у нас нет более черных страниц. Конечно, основной груз вины за то, что случилось, лежит на Гитлере и Германии, но они были бы бессильны, если бы сотни тысяч других людей не помогали им.

Я согласен с моим ученым другом, что армии приучены повиноваться приказам, но у нас есть все возрастающее количество примеров, как люди отказываются подчиняться командам убивать других людей. Обратимся к истории Авраама и Бога. Всем нам известно, чем она завершилась. Бог, не тратя лишних слов, избавил отца от необходимости приносить в жертву собственного сына. Но я как-то не могу представить полковника СС Адольфа Восса в роли Господа Бога, так же как сомневаюсь, чтобы Адаму Кельно пристала роль Авраама. Есть непреложный факт— Восс отнюдь не передал Адама Кельно в руки Отто Фленсберга, чтобы тот проводил над ним свои эксперименты. У Адама Кельно была возможность внимательно присмотреться к порядку вещей, и он не пытался противиться ему. Он совершал все свои деяния, не колеблясь, не подвергаясь запугиванию, не слыша угроз в свой адрес.

Вы слышали его показания, как он отказался делать смертельные инъекции фенола в сердце заключенным. И что же с ним случилось после этого? Как он был наказан? Он отлично знал, что врачей не расстреливают и не отсылают в газовые камеры. Он знал это!

Вы можете предположить, что человек с таким грузом на совести, как Адам Кельно, должен был бы молчать всю жизнь, чувствуя себя счастливым, если совесть не будет доставлять ему мук раскаяния, и уж, во всяком случае, двадцать пять лет спустя он не стал бы вытаскивать на свет старые дела.

Он пошел на это, будучи глубоко уверенным, что они никогда не предстанут перед миром. Но, увы, перед нами лежит медицинский журнал, записи в котором разоблачили одну его ложь за другой

Может ли любой присутствующий здесь отец, у которого есть дочь, забыть девочку Тину? У Тины Бланк-Имбер были отец и мать, которым довелось пережить холокауст, и они знали, что их дитя было убито, как подопытное животное. И убил ее не немецкий врач — нацист, а поляк, союзник. И случись нечто подобное с нами и знай мы, что английский врач убивал наших детей как бесполезных существ, после того как они были искромсаны им с жестокостью мясника... мы знали бы, что делать с ним.

Я согласен, что Ядвигский концентрационный лагерь представлял собой самое страшное из того, что можно было бы себе вообразить. И тем не менее, уважаемые члены суда присяжных, жестокость человека к своим ближним насчитывает столько же веков, сколько существует человечество. Но если даже в Ядвиге не было места гуманности, это никому не давало права отбрасывать нормы морали, религии и философии, которые обязывают человека быть достойным представителем рода людского.

Вы слышали показания других врачей Ядвигского концентрационного лагеря, и двое из них были самые отважные и благородные женщины, которых когда-либо видел английский суд. Одна — еврейка и член коммунистической партии, а другая — истинная христианка. Что произошло, когда Восс обрушился с угрозами на доктора Вискову? Она отказалась подчиниться ему, полная готовности покончить с собой. И доктор Сюзанна Парментье... и она была в самых глубинах ада Ядвиги. Напрягите память — вспомните, что она ответила доктору Фленсбергу.

И перед вами предстал самый отважный из всех. Самый обыкновенный человек. Учитель романских языков из маленькой польской гимназии. Даниэль Дубровский, который отказался от всех радостей существования, чтобы молодой человек получил возможность дождаться нормальной жизни.