Изнанка

— Наши желания на этот раз совпадают. — Петровский зашагал в сторону павильонов, на ходу доставая телефон. Рысцов последовал за ним, хмурясь все больше. «Так, так. Что же получается, — думал он, — Андрон до сих пор не выяснил, что произошло сегодня ночью? Или все же этот финт именно его хитрых режиссёрских рук дело?..»

— Алло! Роденька? Здравствуй, милый! — тем временем жёлчно проворковал в трубку Андрюха. — Чем ты занимаешься?.. Ах, спишь… Ах, только-только телефончик включил… Рассказать ничего не хочешь?.. Куда-куда мне идти? Ах, вот как далеко… Бравируешь, значит… — Петровский перестал улыбаться и холодно приказал: — Через двадцать минут будешь в моем кабинете. Что?! Харкал я на пробки! Вертолёт найми, мудло!

Андрон мотнул головой, удивлённо глянул на свой дорогой мобильник и, размахнувшись, со всей дури жахнул неповинный аппарат об асфальт. Шляпа грозно дрогнула, а твёрдый режиссёрский каблук изуверски покалечил остатки трубки.

— Я устроил, между прочим, чтобы этому шматку мяса «Оскар» дали! — заорал он, вращая глазами, в которых молниеносно проявилось что-то звериное. Рысцов знал, что в моменты припадков ярости Андрона лучше всего не перебивать…

Петровский быстрыми шагами подошёл к монтажнику, копавшемуся возле какого-то трансформатора, и навис над беднягой.

— Ты что тут делаешь?

— Я… Мне… Андрей Михайлович… Я подключаю энергокабели для… — Пожилой техник совсем стушевался и виновато опустил взгляд.

— Меня зовут Андро-о-он! — взвился гений freak-режиссуры. После чего задал вопрос, который недвусмысленно подчеркнул его статус: — Почему эти кабели не были подключены вчера?!

— Но… ведь мне…

— Я чего-то не понял… — вкрадчиво прошептал Андрон. — Ты мне угрожаешь?..

Рысцов подошёл к нему сзади и легонько похлопал по плечу:

— Эй, параноик, хватит уже…

Петровский повернул голову и долго смотрел на него, будто не узнавал. После чего отпустил ворот вконец затурканного монтажника и, выгнув правую бровь неровной параболой, зашагал прочь.

Рысцов нагнал его, поравнялся, но ещё некоторое время приятели шли молча.

Среди переплетения аллей стали попадаться огромные съёмочные павильоны, похожие на дома без окон. У входов можно было заметить разношёрстные очереди — это страждущие и наивно воображающие себя единственно пригожими для той или иной роли люди пришли на кастинг. Как правило, лишь один, максимум двое из сотен проходили строжайший отбор и получали заветную роль какого-нибудь двадцать второго плана. Все выглядело пристойно и даже немного грустно: один за другим разочарованные юноши и девушки, мужчины и женщины, как, впрочем, и дети, понуро опустив плечи, направлялись к выходу.

А в кулуарах этих гигантских многоярусных павильонов, в гримерках и комнатах отдыха правил бал разврат. Там элита киноиндустрии жила своей грязной жизнью: дорогие наркотики вдыхались и текли по венам, сметая пыль рутины с вычурного интерьера; фешенебельные шлюхи вились вокруг очередного обдолбанного в дым продюсера и по очереди делали ему глубокий минет без рук, несмотря на то, что уже на протяжении нескольких лет у этого обрюзгшего тюфяка секс-аппарат толком не стоял, а простата набухла до размеров банана; фаворитки известных актёров весело бегали полуголыми по краю бассейна и брызгались друг в друга шампанским… И блуд, и пошлость, и промискуитет, и растление… и Петровский не мог отсечь всю смердящую клоаку от себя и своего бизнеса. Потому хотя бы, что эта пресловутая клоака и была фундаментом бизнеса. Однако, чтобы не соврать, надо обозначить: его стенами и крышей — тоже…

— Не называй меня параноиком при подчинённых, — негромко сказал вдруг Андрон, надвинув шляпу на глаза.

— Хорошо, — пожал плечами Рысцов, встряхиваясь от наплывших мыслей, и невесело усмехнулся. Совсем тихонько, почти про себя, чтобы не услышал великий режиссёр и продюсер. Вслух же поинтересовался: — Давно хотел спросить… Почему у тебя нет свиты?

— Какой ещё свиты? — буркнул Петровский.

— Ну, знаешь, обычно всякие богатые и знаменитые люди везде ходят со свитой — помощники, телохранители, знакомые, прихвостни всякие… Это вроде как должно их значимость в глазах общества поднимать.

— Не знаю, как-то не думал об этом. Думаешь, стоит организовать?

— Ни в коем случае, — быстро пробормотал Валера. — Совсем от мира оторвёшься.

Андрон резко остановился и глянул на друга из-под шляпы. Снова изогнул бровь:

— Бравируешь?

— Нисколько.

Петровский неожиданно рассмеялся, обнажая крепкие зубы. Громко. Открыто и просто, как это бывало раньше. Давным-давно, в прошлой жизни. Когда они были совсем пацанами и собирались по выходным у него дома, чтобы смонтировать очередной «шедевр», отснятый на обыкновенную VHS-ку с обглоданным старой маразматичной кошкой поролоном на микрофоне.

И Рысцову сделалось теплее на душе. Гнетущее предчувствие какой-то гадости немного сдало позиции. Он тоже улыбнулся и почесал маленький старый шрам над левым ухом, который прятался от посторонних глаз за короткими смоляными волосами, лишь чуточку вспоротыми сединой…

— Иди ко мне в кабинет, а я сейчас порешаю некоторые вопросы с Митиным и подтянусь, — сказал Андрон. — Если Копельников пожалует, задержи его под любым предлогом. Попытается улизнуть — останови. Можешь наручниками приковать к батарее. Они у меня в правом верхнем ящике стола.

— Один вопрос и одна же поправка.

— Валяй. Только скорее…

— Зачем тебе наручники? И правильно говорить не «порешаю», а «решу вопросы».

— Первое — не твоё собачачье дело. Второе — мне по фигу!

— Не «собачачье», а «собачье»…

— Пошёл в задницу. Правильно сказал? Нигде не ошибся?..

Андрон круто развернулся и пошёл в сторону главного офисного здания. А Рысцов снова втихомолку усмехнулся и направился к неприметному коттеджику, окружённому темно-голубыми елями, — в нем находилась местная хозяйская резиденция. «Кстати, — подумал он, — ведь в уютной гостиной гения freak-режиссуры есть очень даже неплохой бар для гостей. Пожалуй, сейчас таки пришло время пропустить стаканчик-другой ароматного „Бифитера“ и выкурить кубинскую сигару».