Страница 10 из 34
— Дал бы бог, — сказал посол и заскрипел кроватью. — Где Ахмед?
— Ахмед варит кофе.
— Ну хорошо. Я сам оденусь.
Наступила тишина. Видимо, посол начал одеваться.
— Ассан, — приглушая голос до шепота, но так, что Гурейка все слышал, спросил Кантакузен, — а что, казаки еще не пошли на Азов?
Гурейка замер, затаив дыхание. Вот оно то, чего он добивался все эти дни, околачиваясь на посольской галере.
— Нет еще, ага, — выдохнул едва слышно толмач.
— Пусть идут, — засмеялся он. — Их там теперь встретят достойно. Когда я покидал крепость, то видел на стенах ее тысячи янычар. Они стояли плечо к плечу. Да, добрый ага, азовский паша никогда не забудет твою услугу и сообщит о ней султану. А уж султан сумеет щедро вознаградить тебя за все.
— Ну, ты, Ассан, в обиде на меня тогда не останешься, сбылись бы твои добрые слова.
— А я тобой, милостивый ага, никогда и не был обижен, — сказал толмач. — Пошли аллах тебе большой радости.
Вот так удача! Гурейка даже вздрагивал от страха: а вдруг посол и толмач обнаружат, что он подслушивает. Да теперь уже и подслушивать нечего, все было ясно. Прав был отец, прав был и дядя Ивашка. Неспроста отлучался толмач Ассан в Азов, возил он азовскому паше шпионские сведения о готовности казаков выступить на штурм Азова.
Надо уходить, пока цел. Гурейка мигом перескочил через борт галеры на каменные плиты пристани и, посвистывая, помчался домой.
«Может, отец приехал, — думал он. — Вот ему будет радость, что я дознался, зачем плавал Ассан в Азов».
— Гурьяшка? — позвал его кто-то.
Гурейка оглянулся. У калитки ветхого куреня стоял юноша лет семнадцати, сероглазый, лохматый и конопатый, с нависшими на глаза рыжими кудрями. Парень скалил зубы.
— Куда, зальян, поспешаешь?
— Здорово, Макарка, — сказал Гурейка. — Домой спешу, батя обещал приехать.
— Погодь, что скажу.
— Некогда, Макарка, — отмахнулся Гурейка. — Ей-богу, некогда!
— Да погоди! Тут, парень, есть дело дюже знатное.
— Ну, гутарь, что за дело, — заинтересовался Гурейка.
— Да, вишь, какое дело-то, — начал рассказывать Макарка. — Вчерась я ходил на каюке за утями на ту сторону, — махнул он на левый берег Дона… — Утей, гусей там на болотах тьма-тьмущая, хочь голыми руками бери. — А яиц сколько!.. Я утей и гусей куль приволок да лукошко яиц… Может, сплаваем зараз, а?.. У тебя лук-то добрый… Настреляли б…
— Не знаю, Макарка, как дело покажет, — раздумчиво проговорил Гурейка. — Оно, конешное дело, погулять бы не плохо… Может, и лебедей али бакланов подстрелили б.
— Истинный господь, так! — воодушевленно подтвердил Макарка, видя, что Гурейка поддается на его предложение. — Да бакланы и лебеди что, — соблазнял Макарка своего приятеля. — Я за камышовым озером видал двух аргамаков. Ну, парень, и кони ж!.. В жизни своей не видал красивше… Паслись на виду. Должно быть, турские они, приблудили из Азова. Я думал, Гурьяшка, вот бы нам с тобой заарканить их, а?.. Вот и кони были б. А то ж какие мы с тобой казаки без коней? А тут вот поход предстоит…
— А что ж ты не заарканил?
— Не захватил аркана, — вздохнул парень, — и тебе хотелось сказать об этом. Вдвоем способнее бы изловить их. И тебе и мне по коню. Ведь как там ни говори, а друзьяк ты мне. Одним словом, односум[15].
Гурейка расчувствовался:
— Ну, спасет те Христос за доброе слово.
То, что сейчас сообщил Макарка, очень заинтересовало Гурьяна. Ну действительно, какой же он казак без коня? Иметь своего собственного коня — мечта каждого казака. Да, изловить аргамаков, видимо, отбившихся от азовского табуна, — дело большое.
Вот так прошлый год брат Матюха добыл себе красавца жеребца арабской породы. Правда, его чуть ногаи не поймали тогда. Едва ускакал парень. Но это в расчет не берется. Мало ли чего на свете не бывает.
На мгновение Гурейка задумался.
— Ладно, Макарка, — сказал он. — Попытка не пытка, что бог даст. Пойду с тобой за аргамаками. Только зараз домой сбегаю… Отец меня ждет, должно. Погутарю с ним, так зараз же и приду. Жди меня…
Он было заторопился бежать домой, но, вспомнив о песне своей, задержался.
— Макарка, — смущенно сказал он.
— Ну?
— А я, брат, песню составил.
— Песню? — захохотал парень. — Брешешь?
— Истинный господь!
— А ну заиграй. Послухаю, что за песня така.
— Да я петь-то не могу. Так скажу. Слухай:
— Неужто ты, Гурьяшка, составил, а? — удивился Макарка. — Песня, зальян, хорошая… А ну, я ее зараз спою… — И он ее, с налету запомнив слова, пропел, как пели казаки, с завываниями, с присвистом. — Ну как, а?
Гурейка восторженно смотрел на своего приятеля, даже глаза его повлажнели.
— Ох, и хорошо ж, Макарушка! Вот только конца нет. Надо придумать.
— Ну, давай придумаем, — сказал Макарка.
Но Гурейка уже сообразил, как закончить песню:
— Слухай, Макарка:
— А ну, давай вдвоем споем, — предложил Макарка.
— Давай.
Они пропели песню вдвоем, и оба растрогались.
— Ну, вот это песня так песня, зальян! — восторженно хлопнул по плечу Гурейки парень. — Не иначе как все Войско Донское будет петь ее.
— Ну уж там войско, — посомневался мальчишка.
— А вот поглядишь, — пообещал Макарка. — Ну, так скорей беги. Я обожду. Но ежели долго, не буду ждать. Пойду дотемна добывать себе аргамака.
— Ладно, зараз.
Гурейка стремглав помчался домой. Запыхавшись от быстрого бега, он ворвался в курень. Отец с какими-то незнакомыми казаками сидели вокруг стола, пили бражный мед. Из всех сидевших Гурейка знал только одного — есаула Пазухина.
— Ага! — встретил его отец. — Пришел? Это мой младший сынишка Гурьяшка, Гурьян, — отрекомендовал он его казакам. — Ну как, Гурьян? Есть новости али нету?
— Есть, батя, — весело ответил Гурейка.
— Видать, добрые, коли весел, — заметил Отец. — Рассказывай. Не бойся, это люди все свои.
Гурейка подробно и обстоятельно рассказал, как ему удалось узнать, зачем посольский толмач плавал на баркасе в Азов. И по мере своего рассказа мальчуган видел, как темнело лицо отца. Глаза сузились, загорелись гневом, на скулах выступили багровые пятна.
— Сволочи! — хлопнул войсковой атаман кулаком по столу. Ковши подпрыгнули. По доскам скобленого стола зазмеились полоски пролитого меда. — Теперь все ясно, — жестким голосом сказал атаман. — Ладно ж, турский посол, мы тебе все это припомним. У меня еще ж до этого сумление было, а может, он не виноват. А теперь все понятно. Спасибо, Гурьян, за службу Донскому войску. Спасибо, родной. А теперь предателю, собаке Фомке Кантакузину, собачья смерть! Смерть!
— Смерть! — закричали казаки.
— И толмачу его Ассану смерть! — прогремел Татаринов.
— Смерть! — поддержали казаки.
— Панька! — обратился атаман к есаулу.
— Слухаю тебя, атаман.
— Зараз возьми казаков двадцать — тридцать и огарнуй[16] галеру посла турского. Фомку и Ассана закуйте в кайданы[17] и покидайте в подвал становой избы. А всех остальных, кто будет там на галере, продадим персам в ясырь[18].
15
Односум (пользующийся одной сумкой) — друг, товарищ по походной жизни.
16
Огарнуй — окружи.
17
Кайданы — кандалы.
18
Ясырь — невольники, рабы.