Аз-Зейни Баракят

Авад совсем смутился и заговорил хриплым шепотом, из которого были понятны только два слова: «Ты прав! Ты прав!»

— Есть небольшое дело, которое мне хотелось бы устроить, — неожиданно произнес Закария.

Он подмигнул гостю и стал загибать один палец за другим, перечисляя задания и просьбы. Муаллим моргал, озираясь по сторонам.

Голос у Закарии спокойный, и кажется, что его ничто не волнует, хотя есть тысяча причин, чтобы в его душе все кипело. Он всегда начинает разговор ровным тоном, даже если тут же заговорит об опаснейших и сложнейших делах.

На этот раз он хочет, чтобы среди людей были пущены определенные слухи, разговоры, пересуды.

Авад выслушал и сказал:

— Хорошо, я сделаю так, что у них на языке будет только то, что, тебе угодно.

Закария прищурился.

— Но если хоть до одной живой души дойдет то, что было между нами…

— Лучше брани, а так не говори!

Закария протянул руку.

— Знаю, знаю. Главное, чтобы никто не заподозрил умысла в твоих сказках и байках.

Муаллим стукнул себя ладонью в грудь:

— Кейфовальщик свое дело знает!

Закария рассмеялся:

— Ты мне нравишься, о гордость мужей наших!

Спустя мгновенье Закария добавил:

— Не забудь заняться делом, о котором мы говорили…

— Каким делом?

Однако, увидев усмешку Закарии, Авад догадался, о чем идет речь.

— В самом деле, я подумаю, шихаб. Я знаю, что развод — самое богопротивное дело.

Закария, нахмурившись, кивает головой — итак, все решено.

— Пойди к ней с куском материи, с какими-нибудь сладостями, — говорит он. — У женщин ум как у детей.

— Аллах с нами! — произносит Авад.

Он пятится назад, согнувшись в прощальном приветствии, и в сопровождении Мабрука покидает сад. Слышно, как своим зычным голосом он прощается с каждой дверью, проходом в стене, с каждым растением.

Теперь и днем чувствуется, что зима вошла во вкус. Камни на улицах блестят от тонкого ледяного покрытия. Птицы в клетках без умолку рассказывают непонятные людям истории. Ночью они молчат. Но сейчас, днем, откровенничают вовсю.

Закария входит к себе в комнату на первом этаже. Она предназначена для приемов. Подушки из страусового пера слегка влажные. Ему нравится уединяться здесь: зеленые ветви растений касаются снаружи балкона. Здесь слышен только шум ветвей и листьев. Высокий резной потолок расписан золотом и серебром. Его украшал Хосровани из Персии.

Рядом с Закарией — медный гонг. Когда нужно, он ударяет в него кожаным молоточком в форме руки только один раз. Появляется Мабрук. Если господин позовет его даже шепотом, он явится тотчас, словно все время стоит в ожидании.

В минуты, которые Закария проводит здесь, возлежа на подушках, он предается размышлениям: сколько донесений, которые ему сейчас пишутся, уместилось на одном листе? Может быть, именно в это мгновение умирает человек? Нет, оно уже прошло! Наступило другое. Человек умер. Сколькие вспоминают сейчас его имя? Какие мысли рождаются в этот час в голове у Аз-Зейни? В этот миг у какой-то женщины родился ребенок. Кем он станет через тридцать лет? В какой земле умрет? Может быть, кормчий корабля издает сейчас крик ужаса, предвещающий неминуемую гибель в пучине моря?

Ночь опустилась на землю. Мысленным взором Закария пытается проникнуть сквозь тьму. Сколько мужчин и женщин в городе совокупляются в этот момент? Им нет числа!

В такие минуты он понимает, что, как бы ни был проницателен его взор, невозможно узреть все, что совершается в эти мгновения. Если бы настало время, когда соглядатаям станет известно, сколько мужчин спит со своими женами, какие дети будут зачаты во чреве матерей, какой из них родится, вырастет и устроит смуту и волнения, — если бы знать все это, то он запретил бы мужчинам иметь сношения с женщиной, которая принесет такой плод. Так зло было бы пресечено прежде, чем оно сумеет укорениться. Если бы египетский фараон поставил хорошего соглядатая, который бы разглядел, кем станет ребенок, брошенный матерью в реку, мир бы не узнал пророка Моисея, а фараон и его войско не утонули бы!

Закария верит: придет время, когда его соглядатаи будут знать, что происходит на сирийской земле, сидя на горе аль-Мукаттам. Если взглянуть на его способы сыска, разве они похожи на те, которыми пользовались в государстве Айюбитов или при достославном Кайтабае, всего лишь тридцать лет назад? Мир меняется, ничто не стоит на месте. Было время, когда подозреваемого забивали насмерть на месте. Сейчас такого не случается. Кому нужна смерть преступившего закон? Для живого, находящегося в рассудке человека ее заменяет боль. А если он лишится чувств, то есть способы заставить его очнуться. Таких способов Аз-Зейни не знает! Иначе где же результат пыток его предшественника Али бен Аби-ль-Джуда? Месяц назад глашатаи объявили, что он передан во власть Аз-Зейни. Но глашатаи до сих пор не сообщили, что виновный вернул хоть один дирхем или сознался в своем преступлении. Поговаривают, что Аз-Зейни не умеет пытать заключенных. Некоторые эмиры сомневаются в правдивости слухов, которые ходили вокруг Али бен Аби-ль-Джуда. Эмир Ельбига аль-Джашинкир заявил: «Если чернь и голытьба опозорили главного человека в государстве, то стоит ли верить тому, что говорят? Все это ложь».

Аз-Зейни пренебрег им, Закарией! Не ответил на его письмо. Так пусть пожинает плоды своего коварства! Он пренебрег тысячами соглядатаев, а они члены его тела, органы его чувств: ими он видит и слышит. Мысль влекла Закарию дальше. Ведь считается, что каждый человек носит с собой двух ангелов — одного, который приходует добрые дела, на правом плече, и другого, который составляет список дурных, — на левом. Но этого мало: Мункяр и Накир[40] поджидают в могиле усопшего и спрашивают, выясняют, выведывают, вырывают правду, избивая покойника своими ангельскими дубинками. Есть ли у Мункяра и Накира помощники? Если хоронят вдруг двух человек в одно и то же время, как они их допрашивают? Как задают вопросы этим двоим одновременно? Ведь не могут они находиться в двух могилах сразу?

Закария продолжает размышлять: «Великий порядок — это когда ты держишь весь мир в руках и от тебя не ускользает ни плохое, ни хорошее».

Как-нибудь он подробно изложит, что, по его разумению, нужно для соглядатаев. Магия поможет раскрыть, о чем думает человек. Есть и другие средства повернуть вспять время и припереть человека, отрицающего свою вину.

Закария встает и начинает размеренно ходить по комнате, глядя в пол: четырнадцать шагов туда и четырнадцать обратно. Тяжелые мысли одолевают его. Беспощадная рука сжимает сердце: Аз-Зейни положил начало вражде. До сего часа Закария не сделал ни одного шага, чтобы сокрушить Аз-Зейни. Напрасно думают, что Закария сдался. Теперь пришло время действовать. А если Аз-Зейни получит поддержку у султана? Закария прищуривается, ускоряет шаг, пересекает комнату за десять шагов. Кто оказал помощь стороннику шейха Аль-Хамави, когда тот достиг трона? Кто? Аз-Зейни не знает и султан не ведает, кто посадил его на трон султаната после долгого заточения в темнице Шамаиль. В заключении он поклялся, что, если выйдет, разрушит эту страшную темницу и воздвигнет на ее месте мечеть, о которой будут говорить грядущие поколения. Он действительно вышел, разрушил темницу Шамаиль, воздвиг мечеть, которой теперь гордится Каир. Но разве ведомо молящимся в мечети и богословам, кто поддержал правителя? Благодаря кому построена мечеть? Исторические хроники не упоминают об этом. Дело хранится в диване сыска. Главный соглядатай — вот кто был всему причиной.

Закария стоит недалеко от трона султана. Кто посмеет встать на его пути? Продлись жизнь Шаабана, Закария установил бы, что было между юношей и Аль-Гури. Однако Закария был вынужден убить его. Шаабан был прекрасным, как месяц, но месяцу положено исчезнуть в свое время.

Сегодня Закария пошлет за хранителем почтовых голубей. Хитрое установление ввел он в жизнь, которым гордится перед соглядатаями других государств и княжеств. Каждый голубь знает путь, которым должен следовать. Он не полетит над жилищем, где есть человек, над караванами в пустыне, а будет следовать к своей цели над безлюдны-ми местами, даже если от этого путь его станет длиннее. Сегодня стаи голубей отправятся в путь, чтобы управляющие и хозяева поместий, шейхи страны и даже простые люди, которые поверили в Аз-Зейни, узнали, как ошибся султан, когда поставил над правоверными в Египте человека без роду и племени, которого никто не видел молящимся вместе со всеми в пятницу, который делает вид, что справедлив, а никто не знает, что у него на уме, коли речь идет о том, чтобы извлечь деньги из тайников Али бен Аби-ль-Джуда. Кто знает, может, Аз-Зейни был его тайным соучастником в истязании людей?

40

Имена ангелов, якобы допрашивающих покойника в могиле.