Страница 14 из 64
...Тогда он и ещё двое из племени подняли медведя из берлоги. Зверь был огромный и к тому же злой. Тавр по неосторожности приблизился к нему слишком близко и медведь, молниеносно махнув лапой, располосовал ему весь бок. Когда его принесли в кочевье, он был уже на полпути в потусторонний мир, и видел души предков, звавших его к себе. Но племенной шаман вернул его с того света, травами и заклинаниями поднял Тавра со смертного ложа...
...Сейчас боль была подобна той, и Тавр замычал, переваливаясь на спину. Проклятые персы лишили его языка, и теперь он стал похож на бессловесное животное. Но лишив его языка, они не забрали главного – тяги к свободе. От этого хотелось рвать на части ненавистных врагов. Ещё горше становилось оттого, что погибла его Агапия. Она сама увязалась за ними в ту злополучную разведку с передовым дозором. Тавр не хотел её брать, как будто предчувствовал недоброе. И оно случилось. Когда погиб верный Аксай, а их связали, он понял - живым им не уйти. Тогда он отвлёк внимание врагов на себя, а ей шепнул, чтобы убегала. Но кони персов оказались быстрее бедной Агапии. Он видел, как её голова отделилась от тела и, в бессильной ярости, чуть не помутился рассудком. Теперь её душа никогда не найдёт успокоения, а тело останется без очищения.
Боль стала понемногу стихать, Тавр поднял голову и огляделся сквозь деревянные прутья клетки. Его телега стояла недалеко от берега. До спасительной воды было всего-то несколько сотен локтей. Мимо часто проходили персидские воины и посмеивались, разглядывая необычного пленника. Один раз подбежала ватага ребятишек и стала дразнить его, показывая языки. Он не обращал на них внимания и отвернулся. Но спрятаться было негде, и они обступили его со всех сторон. Кто-то, самый смелый, кинул в него камень, и он больно ударил по ноге. Но это было ничего по сравнению с той болью, что жила в нём. Ребятня бы ещё долго издевались над пленным, но воину, который его охранял, в конце концов, надоел этот гомон и он отогнал их от клетки.
Один раз Тавр заметил, как к клетке подъехал воин и остановился, рассматривая его. Что-то ему показалось знакомым в облике этого, не молодого, перса. Наконец, вспомнив, он бросился на клетку, стараясь дотянуться руками до ненавистного перса. Воин даже не сделал попытки отъехать подальше, а также молча наблюдал за ним. Это разозлило скифа ещё больше. Он тогда ещё не был безъязыким и посылал на его голову проклятия, на языке своего народа. Ведь это он, взял его в плен и был виновен в смерти Аксая, Агапии и всех его соплеменников. Когда охранник ожёг его плетью, он не переставал кричать, в злобе пытаясь перегрызть прутья клетки. Перс никак не выразил своего отношения к нему, а вдоволь налюбовавшись, молча отъехал прочь.
Тавр вспомнил это и понял, что надо бежать. Если он умрёт, то навсегда останется в тайне смерть их дозора. И кто тогда отомстит ненавистным персам за смерть Агапии? Когда его вели к царю, он успел кое-что заметить. Войско персов было огромным. Ещё никогда такие несметные полчища не вторгались на земли, где издавна кочевали скифские племена. Царица наверняка не догадывается, как их много. Они как саранча, будут идти вперед, и уничтожать всё на своём пути. Надо немедленно ей сообщить об этом, а то будет поздно.
Эти мысли отвлекли Тавра от безысходного положения, в котором он оказался. Он решил дождаться ночи и под её покровом попытаться скрыться и добраться до родного берега.
Ночь, как и всегда на юге, опустилась быстро и незаметно. Стражу к неудовольствию Тавра усилили и теперь его охраняли двое, старый и молодой. Старый воин был безучастным ко всему, видимо немало повидавший на своём веку. Он заметно прихрамывал и, скорее всего, это и послужило причиной того, что он был определён стеречь пленного скифа. Да и бежать тому всё равно было не куда. Молодой всё косился в сторону пленного скифа, весело скалясь. Воины разожгли костёр и сев спиной к Тавру, стали негромко переговариваться. Из котла, подвешенного над костром, приятно потянуло пищей. У Тавра затрепетали ноздри, но он унял чувство голода и ста ждать. Он не понимал, почему его не убили ещё там, у шатра персидского царя, а отволокли обратно в клетку. Значит, они придумали для него более мучительную казнь. Выходит, сегодняшняя ночь остаётся единственным шансом на спасение.
Воины принялись есть. Один отвернулся от костра и кинул ему кость. Тавр был настолько голоден, что, схватив её руками и обжигаясь, попытался вцепиться в неё зубами, забыв, что во рту у него рана. От дикой боли скиф замычал, замотал головой и отбросил кость в сторону. От костра послышался смех. Воины потешались, видя, как он страдает. Один взял копьё и, просунув между прутьев, подвинул кость опять ближе к Тавру. Глаза его при этом горели любопытством. Тавр уже давно не ощущал на своих губах вкуса мяса и поэтому опять взял в руки подвинутую ему кость. И стал осторожно, губами снимать мясо с кости и, превозмогая боль, проталкивать внутрь желудка. Так, по капле, он ободрал всю кость и утолил первый голод. Персы уже не смеялись, а с ненавистью смотрели на него. Тавр отвернулся, пряча злой огонь в глазах. Скоро он выйдет отсюда. Как, Тавр ещё не знал, но что это случится сегодняшней ночью, он знал наверняка.
Когда воины опять уселись около костра, Тавр потрогал прутья клетки. Колья были связаны между собой льняной верёвкой, и нечего было и думать разорвать её. Если бы не чудовищная боль во рту, то Тавр попытался бы перегрызть её, но сейчас это было невозможно. Единственная надежда была на то, что кто-то из воинов рискнёт подойти к клетке. Да так близко, чтобы Тавр смог дотянуться до него руками.
И боги услышали его молитвы. Один из сторожей встал и направился в его сторону. Другой в это время продолжал сидеть. Тавр затаил дыхание и даже закрыл глаза, чтобы не испугать перса лихорадочным блеском. Скиф почувствовал, как его ткнули в бок копьём. Тавр открыл глаза и замычал. Воин был молод, и любопытство толкнуло его подойти близко к клетке. Он заговорил, показывая на свой рот. Тавр кинул взгляд на костёр. Воин, оставшийся там, не обращал на них внимания и даже, как будто, задремал. Тавр перевёл взгляд на перса. Тот продолжал говорить. Скиф весь подобрался, затолкнул боль в самую глубину своего сознания и метнулся вперёд. Перс всё-таки был начеку, но успел сделать назад всего два шага. Тавр поймал его за ворот кожаной рубахи и притянул к клетке. Другой рукой он обхватил перса за шею и резко дёрнул на себя. Раздался негромкий хруст, и тело в его руках обмякло. Тавр нащупал у мёртвого воина на поясе ножны и вытащил короткий меч. Стараясь не шуметь, опустил тело на землю. Не спуская глаз с костра, разрезал верёвки, раздвинул колья и выскользнул наружу.
Тавр присел в тени телеги, выбирая направление. Лагерь затихал, но надо было торопиться, в любую минуту могли появиться вражеские воины. Сторож у костра не шевелился. Тавр хотел уже ускользнуть прочь, но, вспомнив, как тот громко над ним смеялся, припал к земле и пополз к костру.
Персидский воин действительно спал, разморённый сытным обедом. Он так и умер во сне, не успев ничего сообразить и наказанный за свою беспечность. Тавр вытер меч об траву, прислушался, и пополз к реке, стараясь держаться в тени и не попадать в отсвет костров. Боги были благосклонны к Тавру и дали ему беспрепятственно достичь реки.
На берегу ему встретилось ещё одно препятствие, едва не стоившее жизни. Неожиданно из темноты под ноги Тавру кинулось два лохматых пса. Одного он успел полоснуть по глотке и тот, захлёбываясь кровью, уполз в темноту. Но другой вцепился в одежду, едва не достав до тела человека. Он повис на Тавре, прижимая своим весом к земле. Тавр сумел рассмотреть его. Пёс был тигрового окраса с короткой мордой и довольно устрашающего вида. Если бы не меч, то человеку пришлось бы довольно не просто совладать с этими собаками, везде сопровождавшими персидское войско. Они и выведены были специально для того, чтобы охотиться на людей... Тавр изловчился и всадил меч в бок животного. Зверь заскулил и, наконец, свалился с человека. Человек присел, восстанавливая дыхание. Невдалеке, у костров, послышалось какое-то шевеление. Тавр увидел, как три воина поднялись и направились в его сторону. Видимо у костров услышали шум его борьбы с животными и заподозрили что-то неладное. Скиф повернулся и бросился бежать.