Страница 34 из 41
Глядя на их непедагогичные споры, я наблюдал их любовь к ближнему и думал про себя: эти ребята считают достаточным изучить кем-то впаренные им принципы, чтобы рядиться в учителя. Пытаются кому-то промывать мозги.
После коротких препирательств, начинающие миссионеры решили оставить Славку в нашей, окончательно парализованной в педагогическом смысле, группе. Пока наставник пытался вернуть интерес группы к Божественным Принципам, Славка, уже абсолютно уверенный, что здесь никто не понимает русского языка, стал упрекать меня. Якобы, по моей вине он оказался на каком-то идиотском сборище. Возмущённо требовал от меня обещанного отдыха. Выражался он довольно сочно и энергично.
После бесед и размышлений о Боге, объявили команду — «на хозяйственные работы». Пока мы знакомились друг с другом, для каждой группы уже определили объём работ. Пребывание в лагере отдыха тщательно планировалось, от нас лишь требовалось быть послушными.
Работы, в основном, заключались в подготовке домиков для проживания. Подметали, чистили, мыли, перетаскивали кровати и матрацы. Заняло всё это не более часа. Однако, Славка стал всерьёз обвинять меня в умышленном вовлечении его в коммунальный дурдом, и заявил о своём отъезде при первой возможности.
Наконец, после полного обустройства лагеря к проживанию гостей, объявили о спортивно-развлекательной программе. И снова нас стали делить. Теперь, на волейбольные команды.
Мы самовольно поспешили к озеру. Там удалились от берега по деревянному мостику на квадратную деревянную платформу и с неё занырнули. Вода была чистой и тёплой. После плавания, мы разлеглись на тёплой деревянной платформе. Но не успели расслабится. К нашим именинам сердца шумно присоединилась группка молодых братьев и сестёр. К счастью, ребята оказались хорошими. Нас не доставали, а сразу же бросились в воду.
Среди них объявился и один русский — Виталий. Онода когда-то упоминал мне о нём. Похоже, он частенько бывал в лагере и со многими братьями был хорошо знаком. Он советовал нам не воспринимать всерьёз религиозно-идеологическую нагрузку, а радоваться приятному.
Вечером, после ужина, Слава заметил какое-то движение вокруг микроавтобуса, на котором нас привезли. Он потащил меня выяснять, нельзя ли ему сегодня же вернуться в Бруклин? И действительно, наш водитель собирался отъезжать в Бруклин с тремя пассажирами. Как он объяснил, взять дополнительных пассажиров без ведома старшего брата он не может. Всё строго контролировалось. Как в «Отеле Калифорния».
Вскоре возник старший корейский брат, ответственный за мероприятие. Им оказался тот самый представитель бруклинской семьи, записку к которому мне вручал Онода.
Ссылки на хорошо известного брата Оноду, заметно расположили его ко мне. Он вполне доброжелательно выслушал мою просьбу доставить Славку домой. Однако он поинтересовался причиной досрочного отъезда. Мне это не понравилось. Возникло желание «полезть в бутылку» и заявить, что это уж не его дело. Ситуация не позволяла. Пришлось на месте сочинить благовидный предлог.
Моя короткая история о том, как Славик, позвонив домой, узнал, что его хозяйка — пожилая одинокая женщина — вдруг приболела. И просит приехать присмотреть за ней… Все это положительно тронуло слушателей. Старший брат дал добро на отбытие Славки. Тот хмуро уехал, не попрощавшись. Остаток вечера прошел в лекциях и песнопениях.
Немолодая женщина, родом из какой-то латиноамериканской банановой республики, используя весь свой запас английских слов, пылко советовала мне уединиться перед сном и помолиться вслух. С её слов, она когда-то приехала в страну с большими планами. Планы свои не реализовала, но с Богом сблизилась, чего и мне желала.
В домике, в котором мне предоставили спальное место, расположились ещё четверо братьев. Один из них оказался моим «одноклассником». Он не нашёл ничего интереснее, как рассказать своим соседям по ночлежке о моих безбожных туристических намерениях. Заснул я под непрерывный поток душеспасительных советов, сыпавшихся в мой адрес из темноты со всех спальных мест.
Следующий день — по распорядку: до завтрака утреннее собрание с лекцией на тему совершенно беспредметную. В перерыве ко мне «заехал» лектор, с наигранной случайностью и праздностью спросив:
— Как поживаешь, парень?
— Не так уж плохо, — вежливо ответил я.
— Как тебе здесь нравится? — продолжал рассматривать меня лектор.
— Нравится. Особенно озеро, — дал я понять, что не стоит тратить на меня время.
— А ты откуда, парень? — не отставал лектор.
— Из Бруклина, — честно ответил я.
Как будто ты не знаешь! — подумал я.
— Нет, в Америку откуда ты приехал? — копал учитель.
— Русский, — ответил я, не вдаваясь в административно-территориальные подробности.
— Действительно?! — наигранно удивился лектор, — ну и как тебе наша идея?
— Я пока затрудняюсь судить о вашей идее. Но вижу: многие люди вокруг этого нашли своё место под солнцем. Если они действительно счастливы, то это здорово, — уклончиво ответил я.
— Конечно же, они счастливы. Все эти люди обрели новую, истинную, семью и смысл жизни, — завёлся лектор, почуяв иронию в моём ответе.
— Возможно это так. Только какая необходимость утверждать, что Преподобный Отец — Мессия, Господь Второго Пришествия? Такое утверждение, по-моему, излишне и преждевременно.
— А вот время покажет! — пообещал мне лектор. — А что тебе самому нравится у нас, кроме озера? Как тебе, всё-таки, наша идея? — не унимался зануда-лектор.
— Ну, я должен вам объяснить, что русские по-своему воспринимают идеи о всеобщем счастье.
— Объясни! — явно заинтересовался он.
— Там, откуда я прибыл, людям с самого рождения вдалбливали Единственно Верную Идею, гарантирующую всеобщее счастье на Земле. Методы внедрения этой идеи, и воспитания — самые разные. Лагеря применялись также широко, и не только летние. Многих сомневающихся просто уничтожили физически, а многих, просто достали по жизни! Поэтому, у нас теперь несколько настороженное отношение ко всему Единственно Верному. Вы уж извините. Сомнение заложено в нас генетически. Во всяком случае, таково моё личное восприятие. Возможно, с новым поколением, поколением пепси-колы, будет легче иметь дело.
— Очень интересно! Я всё-таки, надеюсь, ты пока остаешься с нами? — оптимистично и осторожно закончил он беседу и оставил меня в покое.
Лекции о всеобщей любви разбавлялись закусками, купанием в озере и хоровым пением. Перешли к художественной самодеятельности. Кто-то из массовиков-затейников свёл меня с соотечественником Виталием и настоятельно попросил подготовить и исполнить для всех что-нибудь русское. Озадачили!
Посовещавшись с ним, мы остановились на мудрой народной песне, про милого, отъезжающего в край далекий… Который, при всём своём желании, не может взять с собой подругу… По многим причинам…
Совместными усилиями вспомнили слова песни и подтвердили свою готовность выступить с номером.
Песни и танцы, представляемые людьми разных национальностей, даже в любительском исполнении вызвали у всех присутствующих живой интерес. Эти, очень различные, музыкальные и танцевальные представления здорово иллюстрировали колорит собравшихся здесь национальностей. Аудитория зрителей значительно возросла по сравнению с лекционной. Присутствовал даже весь обслуживающий персонал с кухни, освобожденный от лекций.
Объявили о нашем русском номере. Мы, выйдя на сцену, сочли необходимым сделать паузу-вступление. Большая часть предшествующих выступлений была так весела, что выплеснуть на зрителей нашу песню-грусть без предупреждения — было бы просто нетактично. Мы коротко объяснили, что хотим, по мере своих способностей, исполнить старую народную, русскую песню о проблематичных человеческих отношениях. Публика притихла. К чужим проблемам в этой стране относятся настороженно. Своих достаточно! Почувствовав, что наступил подходящий момент, мы одним духом, как по стакану водки хлобыстнули, пропели-выплеснули эту грусть. Возникла короткая пауза всеобщего внимания, любопытства и недоумения. Эмоциональное содержание нашего выступления не вписывалось в общий праздник лицемерного счастья, радости и гармонии. Мы закончили. Присутствующие какой-то момент сохраняли тишину недоумения. Затем дружно зааплодировали, как впрочем, и всем другим выступавшим до нас. После аплодисментов, сразу несколько человек просили нас подробнее рассказать, о чём была эта грустная песня? Они хотели знать, по каким таким причинам, герой народной песни не может взять с собой в край далёкий любимую гёрлфренд?