Страница 9 из 32
Когда оба корабля — «Таймыр» и «Мурман» после изрядной штормовой трепки вошли наконец во льды, с трудом пробираясь редкими разводьями, между капитанами возникло своего рода негласное соперничество: кто скорее достигнет папанинской льдины. Нервничали малость и летчики. Обоим пилотам Ш-2 на «Мурмане» не давал покоя Геннадий Петрович Власов, находившийся на «Таймыре». И Черевичному, и Карабанову страх до чего не терпелось первыми увидеть с воздуха лагерь папанинцев.
Они заправили «Шаврушку» горючим, подготовились к валету с большой льдины рядом с кораблем, когда короткий, трехчасовой день уже сменился сумерками (широты-то семидесятые, время-то — февраль). Все же взлетели, пошли искать лагерь. Тотчас же очертания «Мурмана» скрылись во мгле. Повернули обратно, поскольку внезапно сгустившаяся облачность прижимала машину к самому льду. Сели! И выключили мотор ради экономии горючего. А тут сразу наступила непроглядная тьма. Всю долгую ночь жались двое в открытой кабине, стуча зубами. Утром, промерзнув до костей, начали проворачивать винт. Но слабенький М-11 мощностью всего в 100 сил (это был один из первых авиамоторов отечественного производства) даже не чихал, бедняга, — так застыл на морозе, в тумане. Что же делать?
Не таков Черевичный, чтобы пешком идти к кораблю (что вообще-то было вполне возможно, до «Мурмана», как выяснилось впоследствии, оставалось каких-нибудь двадцать километров). Вместе с Карабановым занялся Иван Иванович сначала разогреванием мотора, потом тушением пожара (паяльная лампа воспламенилась из-за неисправности бензинового насоса) и, наконец, ремонтом. Тем временем быстро промелькнули часы светлого времени. Ночь наступила ясная. В зените сквозь перистые облака проглядывали звезды, на юго-востоке метались сполохи полярного сияния. А не прожектор ли это с «Мурмана»? Хотя нет, чего ему в небесах разыскивать?
Усталый, замерзший, Черевичный пристраивался вздремнуть в тесной кабине, поручив Карабанову наблюдение. Он приказал стрелять из ракетницы, если луч прожектора дойдет до них. Едва задремав, вскочил как встрепанный от крика: «Корабль, корабль!» Увидел спутника в ярком свете. «Ну, коли так, можно и дальше спать, не пропадем, «Мурман» близко…»
Утром оба летчика снова взялись за ремонт. И снова безуспешно. Когда уж махнули рукой на мотор своей «Шаврушки», в небе загудел мотор ПО-2. На выручку товарищей прибыл с борта «Таймыра» пилот Власов.
— Ну, ты орел, — обнимал его Черевичный. — Говоришь, и на папанинской льдине успел побывать? Славно.
Власов, довольный, посмеивался:
— Вы, ребята, знайте: папанинцы решили отложить свою эвакуацию на корабль, пока я вас не разыщу.
— Значит, и они — орлы. А мы с Карабановым — мокрые курицы.
Во второй кабине ПО-2 лишь одно место. На него и усадил Карабанова Иван Иванович, сам оставшись на льдине у беспомощной «Шаврушки». Остался голодный, с двумя плитками «Золотого ярлыка», которые не только не утоляли волчий аппетит, но еще и усиливали жажду.
Власов обещал следующим рейсом от борта «Мурмана» привезти Черевичному бортмехаников. Но вместо этого, прилетев снова, забрал со льдины и самого Ивана Ивановича. Когда Черевичный, закоченев, стуча зубами, ввалился в теплую кают-компанию, начальник экспедиции сообщил ему о прекращении самолетно-ремонтных дел. С Большой земли поступил приказ: «Мурману» снабдить «Таймыр» углем и обоим им пробиваться к папанинской льдине. Так завершилось негласное соперничество двух судовых команд.
Забираясь на теплую и мягкую койку, Черевичный вовсе не думал об этом. Он испытывал жгучий стыд. Снова, второй раз за последний год, после получения ордена не справился он с заданием. Видно, многому еще надо учиться. Одной только смелости, лихости маловато. Нужна еще и предусмотрительность. «Летать-то летай, Казак, но соображай между делом. Помни: не простой ты воздушный извозчик, а полярный пилот…»
НА НОВЫХ ТРАССАХ
Рядом с объемистыми, напечатанными на машинке навигационными отчетами Черевичного за 1938, 1939 и 1940 годы на моем письменном столе лежит изрядно пожелтевшая брошюра: «В. Аккуратов. На новых трассах». Издана в канун Отечественной войны под рубрикой «Стахановцы Арктики». Вчитываясь в каждую строку, бережно листаю книжечку.
— Тут и про Ваню-Казака найдете добрые слова, — сказал мне Валентин Иванович Аккуратов, более двадцати лет возглавлявший штурманскую службу в полярной авиации, спутник и единомышленник И. И. Черевичного.
Читаю, думаю: о человеке сказано скупо, сдержанно. Все больше о делах. Но дела эти являют собой существенный раздел биографии полярного летчика, охватывают большой период становления наших знаний об Арктике. Как бы подводится первый итог развития новой отрасли географических исследований — воздушной разведки льдов для нужд мореплавания.
В этой отрасли Иван Иванович выступил как новатор, хотя и начинал он с поисков ощупью, с неуверенных шагов в потемках. Не поймите, читатель, последние слова буквально: добрых полгода в году, как раз в ту пору, когда надо летать, высматривая с воздуха дорогу морским кораблям, солнце в Арктике стоит достаточно высоко. Однако можно порой и ослепнуть не столько от яркого света, сколько от собственной самонадеянности.
Обо всем этом Иван Иванович не раз размышлял на досуге. Чтобы не повторилась беда, уже знакомая по минувшей зиме в Гренландском море, он особенно тщательно готовился к предстоящему лету в море Лаптевых.
Получил машину — летающую лодку «Дорнье-Валь» с бортовым номером Н-236. Она уже немало поработала в военной авиации, однако еще была вполне надежна. А вот с техническим снабжением оказалось хуже. Авиасекстаны, астрономические ежегодники для штурмана пришлось разыскивать в Красноярске, вместо того чтобы получить их в Москве; остальное снаряжение в Иркутске, поскольку, извольте видеть, подчинили экипаж Н-236 не Енисейской авиалинии, а Ленской. Были еще организационные неполадки в Главсевморпути. С горючим и вовсе оказалось дело швах. Места на морском побережье, куда год назад был завезен бензин, к началу июня еще скованы льдом. А полеты над морем надо начинать именно в июне, как можно раньше, чтобы разведать дорогу для вывода судов, зимовавших с прошлой осени в западной части моря Лаптевых.
Ведь подумать только — самый мощный (по тем временам) ледокол «Красин» стоял в заливе Кожевникова, скованный невзломанным припаем. Другой, меньший размерами, ледокол — «Ленин» с караваном из четырех транспортов находился в дрейфе. Слепыми чувствовали себя капитаны без донесений своих крылатых друзей. А летчикам как вести разведку, если негде заправляться в пути?
Иван Иванович, мужик хозяйственный, авиатор, теперь уже бывалый, начал летать из Булуна, что в нижнем течении Лены. Высмотрел чистую воду в устье Оленека и, превратив свою «гидру» на время в «летающий танкер», перебросил туда за несколько рейсов не одну тонну бензина. Затем, базируясь на Усть-Оленек, продолжил полеты, теперь уже разведывательные, над морем до залива Кожевникова. Правда, не садясь там, возвращаясь обратно. И вдруг… Надо же: вышла из строя бортовая радиостанция. Волей-неволей пришлось слетать на ремонт в Якутск — не ближний свет!
Только в начале июля, когда растаял лед в бухте Кожевникова, удалось наконец совершить генеральную разведку всей западной части моря Лаптевых, охватив и район дрейфа каравана с ледоколом «Ленина.
Подробное радиодонесение Черевичного А. Д. Алексееву, руководившему всей авиаразведкой в Арктике и шедшему с запада на ледоколе «Ермак», гласило:
«В целом ледовая обстановка благоприятствует выводу «Красина» и каравана «Ленина»».
Но прошел добрый месяц, прежде чем в очередном (уж котором по счету!) разведывательном полете Иван Иванович разглядел сквозь редеющий туман мачты ледокола «Ленин». Теперь ледокол уж не дрейфовал беспомощно, как еще недавно, а вел большую группу судов.