Черный фотограф

Весь процесс запугивания торговца и убийства Грызуна, честно отработавшего свои деньги, но так и не получившего их, Леня заснял на пленку. Переговоры бандитов тоже были записаны и приобщены к делу. Материалы уже не вмещались в один конверт, их количество постоянно росло, и столь же быстро рос ужас сыщика перед всем этим жестоким и беспощадным миром, всей масштабности которого он раньше не представлял.

Уставший до чертиков, измотанный непрерывными слежками, тяжелыми условиями работы и одиночеством, он уже не напоминал того щеголеватого молодого человека, который легко и как бы шутя влезал в самые невероятные передряги и благодаря своей везучести выходил из них непременно победителем. Сейчас он был худ, небрит, измучен, лицо на морозе обветрилось, глаза блестели лихорадочно, как у больного, сухие, потрескавшиеся губы кривила странная улыбка, и уже несколько раз его останавливали в метро для проверки документов — это был верный знак того, что ему необходимо остановиться, отдохнуть, почистить перышки, привести в порядок свои мысли и свою внешность.

Но идея фикс — найти Корейца и «завалить» его — так захватила все существо Соколовского, что он не мог оторваться от зрелища «своего» дома, как пьяница не может оторваться от бутылки. Он жаждал все новых и новых материалов, все новых и новых улик, он не мог остановиться и шел вперед, неуклонно приближаясь к незримой пропасти.

Событие, переполнившее чашу его терпения, произошло в среду днем, когда низкое зимнее солнце светило прямо в окна заброшенного дома. В этот день подручные Быка — Хамаз, щуплый верткий кавказец с острым взглядом черных, глубоко посаженных глаз, и Штырь, высокий детина с соломенными волосами и простоватым лицом, — привезли на машине десятилетнего мальчика в яркой красно-синей куртке и спортивной шапочке.

Сначала Леня подумал было, что это сын одного из «своих» и его, так сказать, папа приучает к жизни. Но по тому, как держался мальчик, стало понятно, что он здесь впервые среди чужих, враждебно настроенных людей. Он робко и удивленно смотрел по сторонам широко распахнутыми глазами (глаза ему не завязали, очевидно, сочли слишком юным, чтобы он смог запомнить дорогу и местоположение дома). Мальчишку вел, вцепившись цепкими пальцами в его локоть, Хамаз, бандит, который не рассуждал, не спрашивал, которому убивать было давно не в новинку, — он делал это

сухо,

без лишних вопросов и эмоций.

«Неужели…» — сжалось сердце у тайного наблюдателя на голубятне. Неужели его тоже привели, чтобы использовать в качестве оружия в своем деле? Для чего он им? Для давления на родителей-коммерсантов? Для киднеппинта — может, это сын какого-то влиятельного чиновника? Для выкупа?

Это было пока неизвестно. Леня отложил в сторону объектив. Хорошо, что он уловил момент, когда к дому подъехал автомобиль, и не пропустил важные кадры! Включив свой приемник, он поймал сигнал с «жучка» и стал вслушиваться в звуки заброшенной квартиры.

Как только хлопнула входная дверь, Хамаз коротко бросил пленнику (его голос легко было узнать по характерному восточному акценту):

— Здесь пока посидишь.

Мальчик тонким, звенящим от слез голосом спросил:

— А когда вы меня отвезете домой? Вы же сказали, что только покатаете на машине и обратно привезете. Дядя, я хочу домой!

— Сиди здесь! — прикрикнул Хамаз.

Солнце стояло еще высоко, и Леня был лишен возможности наблюдать то, что происходило непосредственно в квартире. Он только слушал разговоры и звуки, которые улавливал «жучок», и записывал их на диктофон.

Мальчик тихо заплакал. Бандиты о чем-то пошептались, и Штырь ласково и внятно сказал юному пленнику:

— Саша, да? Тебя зовут Саша? Не плачь, Сашок. Ты немного у нас поживешь, а потом мы тебя отвезем к папе с мамой. Не реви.

Но мальчик не затихал. Он заливался слезами, негромко скулил, боясь разозлить грозных дядей: «Я хочу домой». Штырь и Хамаз больше не обращали на него внимания. Они сделали свое дело, а что теперь будет с ребенком — не их забота.

— Когда Бык приедет? — спросил Штырь, щелкнув зажигалкой.

— Сказал, к вечеру… Да заткнись ты! — прикрикнул Хамаз на мальчика. Тот испуганно затих. — Возись тут с этим сопляком…

Ближе к вечеру действительно прибыл Бык. Он выглядел озабоченным.

— Как дела, малыш? — спросил он у пленника и даже потрепал его по голове. — Не скучаешь?

— А когда я поеду к маме? — тихо спросил Саша, признав в нем главного.

— Погостишь у нас и поедешь. А пока вот этот дядя здесь с тобой побудет, — он показал на Хамаза. Ребенок испуганно сжался и исподлобья уставился на своего мрачного стража. — Иди пока поиграй в другой комнате.

— И сколько мы будем его держать? — осведомился Штырь.

— Пока папаша его не согласится.

— Ты учти, Бык, — с беспокойством сказал Штырь. — Менты, как только родители им сообщат, весь город перевернут, они такие дела не любят.

— Не паникуй, — со спокойным достоинством ответил главарь. — Кореец зазря не грунтует. Он все продумал. Нет папаше резона ментам звонить. Он же знает, что его сыночку только хуже будет от этого, предупредили. Не-е, побоится стучать.

— Да кто его знает, сколько ждать придется, пока он согласится… Не год же с пацаном сидеть!

— Тогда действовать будем, Штырь. Корейцу тротил позарез нужен, он не намерен долго цацкаться.

У Лени глаза на лоб полезли. Какой тротил? Странно. Какая связь между мальчиком и тротилом? Как бы в ответ на его недоуменные вопросы в наушниках сразу же прозвучало разъяснение:

— А кто его отец?

— Что-то вроде начальника технического отдела в военной части. Неужто ему будет жаль отдать пару ящиков тротила за жизнь своего сыночка?

Запищал радиотелефон. Бык достал его из кармана и почтительно прошелестел в трубку:

— Да, Кореец. Да, доставили. Да, все чисто. Нет, мальчик спокойный, обращаемся аккуратно… Как позвонить отцу?! Да ты что, Кореец, а если он с ментами снюхался?!

Выслушав длинную и, очевидно, нелицеприятную фразу, которую ему наговаривал крестный отец ореховской мафии, Бык коротко ответил:

— Хорошо, да, понял, — и разговор прервался.

— Ну, что Кореец сказал? — спросил Хамаз. — Что нам дальше с парнем делать? Договорились с отцом пацана?

Бык посмотрел на своих помощников и, раздумывая над тем, что ему сообщил начальник, приказал:

— Приведи парня, Хамаз. Сейчас позвоним его папаше, пусть убедится, что сынок жив и здоров. Иначе работать на нас не соглашается. Говорит, дайте убедиться, что сын еще не труп, и тогда все сделаю.

— Да ты что, Бык?! Отсюда звонить?! Чтобы нас тут через полчаса менты всех накрыли? Они небось уже за всеми его телефонными переговорами следят!

— Не бойся, у Корейца свои люди везде. Он проверил. Говорит, что в сводке по городу и области пропавший ребенок не значится, — значит, родители еще не заявляли. И вряд ли заявят. Беспокоиться нечего. Веди пацана. Только смотри не напугай его своим видом.

Хамаз притащил испуганного упирающегося мальчишку.

— Не бойся, сейчас с отцом будешь разговаривать, — успокаивал его Штырь. — Только смотри, говори с ним спокойно, не плачь. И не жалуйся, понял?

Саша сглотнул слезы и, кивнув головой, с надеждой посмотрел на телефон.

— Не плачь, пацан, будь мужчиной, — проговорил, набирая номер, Бык. — Виталий Борисович? Добрый вечер. Вам звонят друзья вашего Сашика. Хотите с ним поговорить?

Он передал трубку мальчику и положил ему тяжелую руку на плечо, как бы напоминая о том, как следует себя вести.

— Папа! — тонким голосом закричал в трубку Саша. — Папа, я здесь! Да, я здоров. Нет, ничего со мной не сделали. Нет, не били. — Бык одобрительно покивал головой. — Нет, я еще не кушал. Я не хочу кушать, папа. Да, папа. Хорошо, папа. А скоро ты меня заберешь домой?