Черный фотограф

Тыльной стороной ладони Соколовский вытер со лба выступивший пот (он почему-то волновался, возможно, потому, что никогда не касался мертвого тела), сделал еще пару снимков общего плана и сел в машину. Пропустил несколько грузовиков и только после этого отъехал, не включая габаритные огни и сигнал поворота, чтобы не привлекать ничьего внимания.

Несколько минут он ехал в забытьи, изо всей силы вцепившись в руль и пристально глядя на дорогу со светящимися полосами разметки. Только миновав воздушную развилку, он осознал, что погони за ним нет, труп остался далеко позади и волноваться нечего. Тогда Леня попытался оторвать от руля сведенные страхом руки, чтобы перехватить его поудобнее, но они с трудом отлепились от холодной пластмассы — ладони были испачканы чем-то липким. Он внимательно посмотрел на них: кровь и сукровица, вытекавшая из ран, окрасили их в коричневый цвет.

Пришлось остановиться и затирать руки и руль снегом.

«На одежде могли остаться пятна, — сообразил Соколовский. — Черт, если что, меня обвинят в том, что это я его убил и вывез за город. Ну и вляпался я!»

Оставшуюся часть ночи он чистил, мыл, драил автомобиль и фотоаппарат и стирал одежду. Только к утру, более-менее успокоившись, он разделся и лег отсыпаться. Тяжелые сны видел он в эту ночь.

37

Пачку свежеотпечатанных, еще теплых от глянцевателя фотографий Леня сложил в особый конверт. На конверте большими буквами были написаны дата, когда были сделаны фотографии, и адрес дома, откуда был вывезен труп, — Адельмановская, 8. Туда же отправилась и видеокассета, где был запечатлен вынос тела.

С некоторых пор Леня решил не расставаться с отработанными снимками и записями. Очень уж ему было жалко прощаться навсегда с добытыми с таким трудом материалами. Ведь зачастую клиенты, наверное, их даже не рассматривали, они не могли оценить всей сложности виртуозной работы шантажиста.

Шантажист же отчетливо осознавал, что документы эти представляют собой огромную ценность, особенно для милиции. И ему грезился тот день, когда он, пожилой матерый волк, рыскавший столько лет по ночному городу, будет перебирать на досуге, как величайшую драгоценность, свои материалы, скопленные за несколько лет смертельно опасной работы.

Поэтому он соорудил специальный ящичек, где хранились конверты с фотоснимками, записями и копиями сопроводительных записок, которые он посылал клиентам. Кроме документов, там находились и записи телефонных разговоров, которые шантажист с некоторых пор предпочитал фиксировать на диктофон, ведь иногда клиенты, огорошенные внезапным звонком, выбалтывали интересные вещи.

Ящик прятался за диваном, чтобы, не дай Бог, не попасться на глаза случайным, излишне любопытным посетителям.

«Когда-нибудь я все это изображу как летопись криминальной жизни Москвы девяностых, — мечтал Соколовский. — Конечно, фамилии будут изменены, и я сам предстану под вымышленным именем…»

Иногда шантажиста терзали смутные опасения, что если ящик по каким-либо причинам попадет в руки милиции, то тогда ему крышка — посадят за шантаж и вымогательство, невзирая на благородные побуждения, которые им двигали. Поэтому при взгляде на груду конвертов он испытывал особые чувства — и гордость за трудные дела, которые он раскрутил, и горечь ошибок, и ужас человека, который сам себе готовит петлю на шею.

В том же конверте с надписью «Адельмановская, 8» находился и маленький пакетик с обрывками бумаг, найденных в кармане мертвого мужчины. Несколько часов потребовалось, чтобы разрешить головоломку, собрать затертые, испачканные грязью и кровью обрывки в один цельный лист. Многих кусочков не хватало. Но на листе все-таки нашлась небольшая зацепка.

Это была накладная, из нее явствовало, что отпущено со склада фирмы «Салют» восемь ящиков водки «Беркут». На одном из клочков, заляпанных грязью, с трудом удалось разобрать название предприятия, которому и принадлежала накладная. Это было некое ИЧП «Вигвам».

Сунув комплект снимков в карман, Леня сел в машину и поехал по направлению к метро «Бирюковская». Скорее всего ИЧП

—

это на самом деле обыкновенный ларек, для которого и предназначались восемь ящиков водки. Стоило побродить у метро и поспрашивать у продавцов, не знают ли они человека, изображенного на снимках. С одной стороны, это было довольно опасно — можно попасть на мушку настоящим преступникам, связанным с убитым. А с другой стороны, при удачном раскладе он мог сойти за следователя или работника милиции, который предъявляет для опознания фотокарточку жертвы.

Оставив машину недалеко от метро, Леня вышел и смешался с толпой, штурмующей автобусы, которые развозили утомленных москвичей по спальным районам. Был конец рабочего дня — самое бойкое время для торговли, не прекращавшейся здесь, однако, ни днем, ни ночью.

Леня прошелся вдоль ряда разномастных ларьков.

«Кажется, это было вот тут», — решил он и заглянул на задворки. Там, кроме пустых картонных ящиков и кучи мусора, ничего интересного не было. Он прошелся вдоль задних стен — ни пятен крови на белом снегу, ни, предположим, выбитых зубов.

«По-моему, все-таки здесь», — уже с меньшей уверенностью предположил он.

Он взглянул на вывески, кое-где украшавшие киоски. Каких только названий там не было! Нет таких слов, которые могли бы рассказать обо всех этих изысках, свидетельствующих о бурной фантазии их владельцев. Кроме обычных женских имен, в названиях красовались и всякие «Амбре», «Дежа вю», «Киш-миши», «Анусы» и «Опусы». Но «Вигвама» среди них не было.

— Слышь, приятель, — обратился Леня к носатому торговцу, глядящему на мир из-под художественно разрисованной «Наяды». — Которое из этих «Вигвам»?

— «Вигвам»? — спросил продавец и недоуменно пожал плечами. — В первый раз слышу. А хозяин кто?

— Хозяин? — задумался Леня.

—

Я не знаю, кто хозяин…

— А я по названию не знаю. Ты скажи, кто хозяин, и я тебе сразу скажу, где он, а так не знаю, дорогой… Купи шоколадку своей девушке.

Отказавшись от шоколадки, Леня побрел вдоль ряда ларьков. Он решил действовать научно обоснованным методом отбора, выделил все ларьки без вывески и стал методично обходить их с одним и тем же вопросом:

— Это не вы ИЧП «Вигвам»?

Наконец одна девушка, совсем юная на вид, с бархатным румянцем на щеках, на этот прямо поставленный вопрос робко ответила.

— Ой, кажется, это я «Вигвам».

— Ну наконец-то, — с облегчением вздохнул Леня. Что дальше нужно выведывать, он еще не успел придумать. Тогда, интимно наклонясь к окошку, он спросил, расплываясь в улыбке: — Ну как сегодня торговля? Хорошо идет?

Продавщица пожала плечами и на всякий случай спрятала коробку с деньгами поглубже под прилавок. Леня заметил ее движение и перешел в наступление:

— Вот что, девушка, я из милиции. Ищу одного человека. Кто тут у вас хозяин?

— Хозяин? — растерялась продавщица. — Не знаю. Я здесь второй день. Я знаю только шофера Колю. И еще тут один ходит…

— А на работу-то тебя кто принимал?

— Ой, знакомый один, привел меня к грузину, и тот взял на работу. И все.

— Ну как грузина-то зовут?

— Ой, не помню…

— Посмотри, ты этого человека не знаешь? Леня просунул руку с фотографией в окошко. — Не он хозяин?

— Ой, — в который раз произнесла девушка. — Ужас-то какой! Нет, не он. И не знаю такого.

— Ну ладно, дай-ка мне пива. — Расплатившись, сыщик отошел от «Вигвама».

Итак, девушка свежа и невинна, как младенец, и ничего не знает. Можно, конечно, до посинения ждать шофера, который добавит к вышесказанному парочку слов, но это можно пока отложить, и, кроме того, подобные расспросы могут вызвать у хозяина ИЧП обоснованные подозрения.