Черный фотограф

Леня понимал, что когда-нибудь это все ему пригодится. Совершенно неожиданно он может напасть на золотоносный участок — район, в котором можно будет выследить не частного клиента, занимающегося мелкими грешками личного характера, а целую криминальную организацию. Сейчас он был при деньгах и мог позволить себе не спеша создавать сеть добровольных информаторов, которым он приплачивал от щедрот своих в надежде, что скоро эти деньги с лихвой вернутся к нему.

Вовсе не праздное любопытство толкало его на эти знакомства. Он старался через дворовых завсегдатаев держать под своим незримым контролем обширную территорию окраинных, но достаточно криминогенных районов города.

Дворники и дворничихи, чуть ли не в лицо знающие жителей своих домов, были самой доверчивой и готовой к сотрудничеству агентурой. За небольшое вознаграждение они были согласны пристально, со всем пылом служебного долга следить за подозрительными лицами. Особое внимание Леня просил их уделять кавказцам, снимавшим квартиры, — именно они часто становились центром притяжения мелких и более крупных преступлений.

Подростки охотно болтали с ним за пару банок пива. По своей природе они жадно впитывали в себя всю информацию, относящуюся к различным способам криминальной добычи денег, и подробно ее обсуждали.

Самыми недоверчивыми были служащие всяких домоуправлений. Они обычно сразу же требовали показать удостоверение и тщательно его изучали, подвергая сомнению каждую букву. Информацией делились неохотно, к ним требовался индивидуальный подход, и тонкое искусство выпытывать нужные сведения оттачивалось именно в беседах с ними.

Завязалась у Лени даже парочка знакомств с участковыми милиционерами. Ими он особенно дорожил, поскольку милицию уважал как солидную организацию, имеющую большие возможности и хорошие методы добычи информации. Но из участковых ему пока не удавалось ничего вытянуть. То ли они так крепко держались за свою служебную тайну, то ли ребята попались неразговорчивые.

Но пока в сети к рыбаку плыла только разная мелкая рыбешка. То где-то кого-то избили, то старушку убили из-за квартиры, то в подъезде подростки сняли с женщины золотые сережки и выпотрошили сумочку, то в соседнем микрорайоне, в пруду небольшого парка между многоэтажками, нашли труп молодой женщины с металлической трубой, привязанной к ноге. Вот и пойми, убили ее или сама утопла от несчастной любви.

В этих преступлениях не чувствовалось системы. Это были хаотичные, случайные, спонтанные происшествия, предугадать которые не было никакой возможности. Спонтанность их возникновения целиком определялась теорией вероятности, а сыщику надо было действовать наверняка, чтобы одним ловким ударом накрыть сразу всю шайку бандитов, их больно жалящее осиное гнездо.

Он надеялся, что капля камень точит и когда-нибудь он упадет на хвост такому делу, раскрутив которое сможет гордиться и хвастаться им. Только перед кем?

А пока все свободное время отнимала скучная рутинная работа по составлению обзорной карты района. Она была усыпана, как веснушками, криминогенными точками, которые обозначались на ней красными тревожными кружками. Не такая работа привлекала сыщика, нет, не такая. Он давно уже скучал по настоящему делу.

Леня навестил Ольшевского. Тот сразу, как только приятель вошел в комнату, выключил магнитофон, который сипло выплевывал фразы какого-то диалога. Как показалось Лене, диалог происходил между мужчиной и женщиной.

— Чем занимаешься? — спросил Леня, кивая на магнитофон. — Музыку слушаешь?

— Я бы такой музыки вовек не слышал. Запись допроса одной бабенки.

— Неужели мужа укокошила?

— Нет, муж ей дорог как память. Да так, одна шмара… Вляпалась в гостинице в облаву и плетет Бог знает что. Вот и сижу, голову ломаю, как эту матрену в чем-нибудь изобличить. Уж как она увиливает! Уж как вьется! А по документам все тип-топ. И прописка, и муж, и семья, и дети. Мол, в гости ходила… А гость без чувств и без денег лежит.

— Так что, гостиничная путана? — спросил Леня, наслышанный о такого рода бизнесе.

— Да нет, своих, местных, в лицо и пофамильно охрана и швейцары знают. А это какая-то со стороны. Но явно из этих… Я так подозреваю, что она из одной конторы по доставке девочек клиентам. Увидела, что у клиента деньги, и решила заодно его пощипать. Но как это доказать?

— А что, выгодное это дело, такая контора?

— Очень. Огромные многомиллиардные барыши, причем не облагаемые налогами. Золотое дно для заправил теневого бизнеса.

— Но, наверное, милиция легко может прикрыть такую фирму? Помнится мне, статья есть в УК за притоносодержание и сводничество.

— А ты попробуй докажи, что это притоносодержание. Голова лопнет, пока доказательства соберешь. Там ведь тоже не дураки сидят. Все у них на строго научных началах построено, не подкопаешься.

— Но телефонов таких — по десять штук в каждой газете. Чего проще, выяснить адрес и заявиться! А там уж с поличным их поймать — пара пустяков.

— Это только кажется. На самом деле по адресу может оказаться самая обычная квартирка, трое детей плюс старушка, божий одуванчик. И отец семейства — вполне приличный работяга. А на самом деле, предположим, измученная жизнью мать собирает заказы и передает на другой номер. Там берут девочек, сажают в машину и провожают их, куда заказано, а потом забирают деньги. И все шито-крыто. Подружки приехали к друзьям. А заниматься любовью в нашей стране пока не запрещено.

— Здорово они это придумали, — сказал Леня. — И правда не подкопаешься. Но копнуть, думаю, все-таки можно. И на старуху бывает проруха. И у них скорее всего тоже грешки имеются.

— Попробуй копни, — иронически сказал Ольшевский. — Они журналиста, как и милиционера, за версту не подпустят. Им лишняя реклама ни к чему.

— Да, прибыльный бизнес, — задумчиво пробормотан Леня.

Все началось, казалось бы, с пустяка. Дворник, с которым Леня регулярно встречался и платил ему «за поддержание контакта», когда в очередной раз появился «милиционер», таинственно сообщил, что в озере, на территории соседнего парка, нашли мужской труп.

— Сходите посмотрите, — приглашал он Леню, как будто сам организовал это представление специально для него. — У нас такое редко случается. У нас райончик тихий.

Соколовский побрел в парк. Там, на берегу заболоченного пруда, скорее напоминающего большую лужу, затянутую зеленой ряской и резко пахнущую мазутом и болотной тиной, уже стояла толпа зевак и желто-голубой милицейский «газик». Сотрудники милиции отжимали толпу подальше от трупа, который лежал на траве, прикрытый какой-то грязной рогожей.

Но народ не расходился. Особо любопытствующие нагибались, заглядывали под рогожу, надеясь увидеть лицо утопленника. Только распухшая зеленовато-бледная рука с зелеными точечками ряски и фиолетовой наколкой орла, распластавшего угловатые крылья, выглядывала из-под рогожи. На ноге виднелась толстая бечевка, привязанная к щиколотке. Гиря с выбитой на боку цифрой «шестнадцать» стояла неподалеку.

Было совершенно ясно — человека утопили. Леня достал фотоаппарат, с которым он никогда не расставался, и сделал пару кадров. Крупным планом — наколку на руке.

— Эй ты, чего ты здесь снимаешь? А ну греби отсюда, — сказал молодой милиционер, заметив нацеленный на труп объектив. Леня с недовольной физиономией, на которой читалось: «А что, нельзя?», но без выступлений отошел в сторону.

Вскоре приехал желтый обшарпанный «рафик»-труповозка. Утопленника погрузили в него, гиря, как вещественное доказательство, была брошена в милицейский «газик», и вскоре на берегу никого не осталось.

«Подумаешь, — пожал плечами Леня. — Что тут интересного? Жертва очередной криминальной разборки».